Лицо Агнес слегка порозовело.

— Джулия прислала эти вещи мне, мама. Я… мне бы хотелось оставить их себе.

Миссис Лемминг сбросила пальто и примерила кардиган — он оказался ей как раз впору. Впрочем, ей подходило почти все. Она выглядела красивой и элегантной, хотя ей было уже почти шестьдесят. Седые волосы были аккуратно завиты, из-под черных бровей безупречной формы поблескивали темные глаза. Стройная фигура сохраняла стройность, но не была при этом худощавой, а цвет лица оставался изумительным. С удовольствием оглядев себя в зеркале, миссис Лемминг с улыбкой повернулась к дочери:

— Право, дорогая моя, Джулии все равно, кто будет носить эти одежки. Она просто хочет от них избавиться — они ей совсем не подходят.

— Она прислала их мне, мама, — настаивала Агнес. — И я хочу их носить.

Миссис Лемминг злобно улыбнулась.

— Боюсь, дорогая, тебе это не удастся. В твоем возрасте должно хватать ума не носить одежду, в которой выглядишь нелепо.

— Джулия прислала это мне, — в третий раз повторила Агнес. — Вот ее письмо — прочитай, что она пишет.

Миссис Лемминг бросила письмо на туалетный столик.

— С меня довольно этой чепухи. Мне нужна эта одежда, и я забираю ее. Можешь сообщить Джулии, что она тебе не подошла. Если хочешь, возьми мой старый серый костюм. Кстати, серая юбка мне как раз — можешь перешить эту по ее образцу. Займись этим сегодня. Я ухожу к Ремингтонам и вернусь только после семи. И, ради бога, приберись здесь! Мне пора бежать!

Агнес убралась в квартире, но не стала переделывать юбку. Вместо этого она прилегла отдохнуть.

В четверть пятого Агнес приготовила себе чашку чая, а затем начала тщательно готовиться к встрече с мистером Дрейком. У нее были красивые волосы, и с ними пришлось повозиться. Потом она пошла в комнату миссис Лемминг, где воспользовалась ее пудрой и румянами. Эффект был поразительным! После этого Агнес стала надевать обновки — сначала тонкие чулки и мягкие туфли, потом юбку и коралловый джемпер. В жакете и пальто ей было бы слишком жарко — она предпочла пальто, ради мехового воротника, а жакет и кардиган положила обратно в коробку. Шляпа, перчатки и сумочка подходили идеально — вкус у Джулии был безукоризненный. «Вот какая я на самом деле, — подумала Агнес, глядя в зеркало миссис Лемминг. — Мне совсем не обязательно быть рабыней». И она отправилась на свидание.

Мистер Дрейк не находил себе места, пока не увидел Агнес. Вырваться из долгого плена не так легко. Его поразили изменения, происшедшие в ней.

— Слава богу, дорогая! Я весь день боялся, что вы не придете.

Агнес покачала головой.

— Я пришла бы в любом случае. Но сначала я собиралась сказать вам, что больше не приду.

— А теперь?

— Теперь я хочу с вами поговорить.

Они заняли угловой столик в почти пустой чайной. Сделав заказ, мистер Дрейк улыбнулся, что изменило его лицо до неузнаваемости, и произнес:

— Ну, мы можем начинать. Раньше чем через десять мини на чай рассчитывать не приходится. Я хочу поговорить с вами, а вы хотите поговорить со мной. Кто из нас начнет?

— Я, — ответила Агнес, понимая, что, если не сделает этого сейчас, ее решимость может испариться и она снова попадет в рабство, откуда ей уже никогда не вырваться.

— Отлично, — кивнул мистер Дрейк. — Я вас слушаю.

Агнес стиснула руки. Ее щеки горели, а ноги в новых туфлях были холодны как лед. Мистеру Дрейку она казалась прекрасной как мечта, и он надеялся, что эта мечта станет для него явью.

— Вы действительно имели в виду то… что сказали вчера? — тихо спросила Агнес.

— Да. Разве вы не получили мое письмо?

— Получила. Оно мне очень понравилось. Значит, вы хотите на мне жениться?

— Больше всего на свете, дорогая.

Официантка принесла чай с закуской, которая была по-военному скромна — булочки и печенье. Когда она отошла, Агнес шепотом спросила:

— А это можно сделать поскорее?

Мистер Дрейк молча кивнул. Эмоции переполняли его, а чайная с ленивой официанткой и несколькими праздными посетителями мешали их выходу. Ему хотелось заключить свою любимую в объятия и произнести романтический монолог, но здесь он мог лишь кивнуть и ответить:

— Как вы захотите, так и будет.

— Какой самый короткий срок?

Сердце мистера Дрейка билось так сильно, что он не мог толком припомнить существующие правила организации бракосочетаний и неуверенно отозвался:

— Думаю, дня три.

— Я хочу венчаться в церкви… — Агнес наконец взяла себя в руки. — Должно быть, вам это кажется странным, но я постараюсь объяснить. Вы сказали, что я рабыня, и я знала, что это правда, но думала, что никогда не освобожусь. Я собиралась сказать вам это и проститься с вами навсегда. Но потом кое-что произошло… Нет, я не стану вам рассказывать — вы не поймете. Я и сама толком не понимаю, но это заставило меня почувствовать, что я больше не смогу терпеть такую жизнь. Но я не знаю, как долго продлится это чувство. Если мы поженимся, я уже никогда не вернусь домой, а если нет… кто знает… — Ее голос дрогнул. — Я так боюсь…

— Вы имеете в виду, что не вернетесь домой сейчас?

Она покачала головой.

— Конечно нет. Сейчас я должна вернуться. Я имела в виду возвращение не телом, а душой — вернуться туда, откуда мне только-только удалось вырваться.

Мистер Дрейк взял обе ее руки в свои.

— Посмотрите на меня, Агнес! И послушайте, что я вам скажу! Вы никогда не вернетесь назад — даже если скажете мне, что передумали и хотите этого! Теперь вы свободны! А сейчас постараемся выяснить, когда мы сможем пожениться.

Джайлс не стал звонить. Он пришел в начале седьмого и застал Мид в гостиной съежившейся в кресле. Айви закрыла за ним дверь и удалилась на кухню. Мисс Мид очень повезло с этим приятным молодым человеком, думала она, хотя по ее сегодняшнему виду этого не скажешь.

Мид поднялась навстречу Джайлсу — она была похожа на бледную тень той девушки, которую он целовал вчера вечером. Сейчас, целуя ее, он почувствовал, что она холодна как лед и ее пробирает дрожь.

— Что случилось, дорогая? — встревоженно спросил Джайлс.

У Мид не было сил ответить.

Джайлс опустился в кресло и усадил ее себе на колени.

— В чем дело, глупышка?

Мид молчала, сотрясаясь от беззвучных рыданий.

— Что произошло? Перестань плакать и расскажи мне!

Да, она должна рассказать ему, но после этого ей уже никогда не придется сидеть у него на коленях. Все будет кончено раз и навсегда. Позволив себе еще несколько секунд ощутить тепло рук Джайлса, Мид подняла голову с его плеча.

— Джайлс, ты говорил, что не знаешь ее…

— Я не знаю очень многих. Кого именно ты имеешь в виду?

— Кэролу Роуленд.

— Похоже, имя вымышленное. Держу пари, что в детстве ее звали не так.

Прижавшись спиной к подлокотнику кресла, Мид посмотрела на Джайлса. Ее серые глаза расширились и потемнели; в лице не было ни кровинки.

— Она говорит, что ее фамилия вовсе не Роуленд.

— А разве кто-нибудь предполагал обратное?

— Она утверждает, что ее настоящая фамилия Армитидж…

— Что?!

— И что ты женился на ней.

Джайлс стиснул своими сильными руками плечи Мид, рискуя оставить на них синяки.

— Ты что, с ума сошла?

Мид немного полегчало. Он так рассердился, что даже сделал ей больно…

— Нет, — ответила она уже спокойнее. — Это ее слова. Кэрола показала мне письмо…

— От кого?

— От тебя. Оно написано твоим почерком, и в нем говорится, что ты согласен платить ей четыреста фунтов в год.

Руки Джайлса по-прежнему сжимали плечи Мид, но в его ярко-голубых глазах уже не было гнева.

— Четыреста в год? Кто-то все-таки рехнулся, дорогая, — надеюсь, не ты и не я.

— Так сказано в письме. Там говорится, что Кэрола должна отказаться от фамилии Армитидж, хотя она и имеет на нее право, — иначе ей не видать четырехсот фунтов, а фамилия хоть и хороша, но едва ли стоит таких денег. Ты называешь ее «моя дорогая Кэрола», но пишешь, что это твое последнее слово.