Афанасьев только кивал, уже не решаясь вставить хотя бы слово. Наверно, так чувствовал бы себя неграмотный чукча или эскимос, которого привезли бы на космодром и которому открыли кучу неведомых, странных, пугающих вещей…

Но это было не последним потрясением, которое суждено было пережить Афанасьеву в процессе подготовки к Перемещению-2. Отнюдь нет. Еще одну встряску организовали в последний перед отправлением день Сильвия Кампанелла Лу Синь фон Каучук и великолепный госсоветник Астарот Вельзевулович Добродеев.

Произошло это следующим замечательным образом.

Женя Афанасьев без стука зашел в лабораторию Сильвии фон Каучук, где и застал ее в обществе Астарота Вельзевуловича. Евгений поднял брови от удивления и медленно стал пятиться к двери. Нет, читатель с богато развращенным воображением может не улыбаться этакой понимающей улыбкой: дескать, все ясно… понятненько… Да нет. Совсем, совсем не то увидел Евгений. Собственно, откровенная сцена даже с участием таких несовместимых личностей, как Добродеев и фон Каучук, его смутила бы существенно меньше. А тут… Картина была следующая. Астарот, Вельзевулович, широко разинув рот и показывая великолепные достижения американской стоматологии, хохотал, буквально размазываясь по вместительному глубокому креслу. Время от времени он вскидывал вверх руки, что есть силы бил по подлокотникам, ревел: «Ой, е-о-о-о-о-о!» – и снова хохотал. От солидного, представительного государственного советника президента Афанасьев едва ли мог ожидать подобное. Тут же стояла Сильвия. Точнее, нет – глагол «стояла» в данном случае будет слишком смелым. Она находилась здесь – вот это будет точнее; причем находилась, опершись спиной о стену и балансируя на предательски подгибающихся ногах. Ее взгляд был прикован к блестящей поверхности столешницы, по которой бегало какое-то странное существо на двух ножках. Сначала Афанасьев подумал, что это игрушечный солдатик со встроенным процессором и дистанционным управлением, каких полным-полно было у сына Евгения, Ваньки. Но потом он осознал, что вид солдатика, бегающего по столу, едва ли воздействовал бы на двух взрослых и серьезных людей таким сногсшибательным образом. Афанасьев неслышно приблизился, оставаясь незамеченным Сильвией и Астаротом Вельзевулови-чем, и прищурился.

И тут он узнал, ЧТОбегало по столу. Точнее – КТО.

Существо топотало ногами в крошечных ботфортах, вскидывало руки и пищало уморительно-тонким голоском:

– Данилыч, зело страшно сие место! Хватит, хватит дружить с Ивашкою Хмельницким!!!

Это был не кто иной, как Петр. Точнее, Петр № 2. А если еще точнее, то – Петр № 2, модифицированный вариант, уменьшенный раз этак в тридцать. После того, что порассказал Евгению советник Добродеев, Евгений полагал, что начисто утратил способность чему-либо удивляться. По крайней мере в своем времени, в своей эпохе. Ан нет – не вышло! Афанасьев сделал шаг вперед, и маленький Петр (назовем его Петр № 2, версия В), мечущийся по столу, растянулся во весь свой рост и захрапел. Крошечное существо, как оказалось позже, было к тому же мертвецки пьяно.

Афанасьев сделал еще шаг, и тут Астарот Вельзевулович прекратил хохотать и повернулся. Увидев, что это Афанасьев, а не ловкий вражеский шпион, просочившийся через многоуровневую охрану в секретную лабораторию, он распустил морщины на лице и сказал:

– А, это вы, Евгений. Ну что же, раз пришли, полюбуйтесь.

– Как это вы его? Клонировали уменьшенную копию, что ли?

– Да нет, – ответил Добродеев, – это я его уменьшил. Очень просто: магия.

– М-магия?

– Ну да. Я же говорил, что чем больше мы будем нарушать пространственно-временной континуум, тем больше высвобождается иррациональных, слабо доступных уму и воображению сил. Я, как представитель расы инферналов, получил возможность воспользоваться некоторыми из этих сил, каковые были бы для меня недоступны, если бы не машина времени. Я– воздействовал на нашего клона, и он уменьшился. В просторечии это, кажется, именуется колдовством.

– Но… а зачем уменьшил?

Тут очнулась Сильвия. Она глянула на Афанасьева и произнесла с некоторой досадой:

– А ты как думал? Что, мы будем шляться в петровском времени в компании точной копии царя, которая к тому же заявит свои права на престол? Такую двухметровую[16] орясину быстро заприметят те, кому надо. Доложат: дескать, самозванец объявился. Ну и тебе, Женя, придется тогда освежить знакомство с милейшим дядюшкой Федором Юрьевичем и его палачом по прозвищу Матроскин.

– М-м-м… да, верно, – сказал Евгений. – Понятно. А ты что, его напоила, что ли?

– Конечно, – сказала она, – пока он еще в натуральную величину был. Я же его запрограммировала уже, он – царь. Точнее, ощущает себя царем. А то он с ума сойдет, когда увидит, что все вокруг стали великанами. Хотя не знаю – у Петра Алексеевича пытливый ум, и он всегда любил попадать в нестандартные ситуации и даже сознательно себя в них ставил. Сейчас он пригоден для отправки. Все нужные базы данных я ему заложила. Так что марионетка готова. Осталось доставить и… м-м-м… подменить.

И она взглянула на советника Добродеева. Тот был мрачен: резкий переход от безудержной веселости к сосредоточенной углубленности в себя был сочен и контрастен. Помолчав, он произнес, не поднимая глаз:

– Боюсь, что, если миссия все-таки удастся, последствия будут совершенно непредсказуемыми.

Этот дурак Нэви и его истеричная жена сами не понимают, что творят. Хорошо еще, что удалось добиться того, чтобы меня утвердили куратором в обход Глэбба и особенно министра обороны, этого придурка генерала Бишопа. Он-то ни хрена не понимает! Ему что Россия рубежа семнадцатого – восемнадцатого веков, что Ирак двадцать первого века… все равно! С Ираком они почти двадцать лет возились, что же будет с бедной нашей страной, если в ее историю влезет жирная рука генерала Бишопа? Этого нельзя допустить. Нужно представить все доказательства того, что царь Петр теперь примерный демократ и контролируется американской администрацией. Как это сделать, пока что не знаю, но мы это обсудим перед отправлением…

Маленький царек Петрик Первенький, спящий на столе, всхрапнул и перевернулся на другой бок. Афанасьев с трудом оторвал от него взгляд и спросил:

– Ну хорошо… А как же мы его увеличим… уже там, в России? Или… или вы отправитесь вместе с нами, Астарот Вельзевулович?

– Я дам все инструкции Сильвии, – коротко ответил Добродеев, взглянул на часы и добавил: – Завтра до тринадцати тридцати.

– А что у нас завтра в тринадцать тридцать?

– Завтра в это время вы отправляетесь в 1703 год.

Астарот Вельзевулович Добродеев с чрезвычайно осмысленным видом размеренно чесал в своем лысеющем затылке. Только что он отправил в Пере-мещение-2 участников злосчастной миссии «Демократизатор-2020» (дубль два): Афанасьева, Сильвию фон Каучук, Ковалева, временно переквалифицировавшегося из банкиров и меценатов в смутьяны и авантюристы (последним, собственно, он никогда быть и не переставал); еще один самый замечательный член группы сидел в кармане у Сильвии фон Каучук в особом футлярчике и водил дружбу с Ивашкою Хмельницким. Ивашку тоже уменьшили: теперь он представлял собой флягу размером со сплющенный наперсток. «Наперсток» содержал в себе водку, нормальную, сорокаградусную, а не слабенькую петровских времен. К Петрику привыкли и уже фамильярно именовали его «Первеньким» и «мин херчиком». Пьяный мини-клон государя был благодушен и на панибратство реагировал забористой, хоть и добродушной, бранью, которая, будучи произнесена писклявым голоском малютки, была смешна до чрезвычайности.

Отправив миссию, Добродеев сообшил об этом лично президенту Нэви Бушу и его заботливой супруге, а потом уселся в кресло и задумался. Уходить из лаборатории он никуда не собирался, потому что возвращение миссии ожидалось минут через пятнадцать. Это там, в ином времени, могло пройти несколько месяцев, а здесь все измерялось минутами, поэтому ожидание не могло надолго затянуться.