— Что не так со всеми Естественными, София? Почему вы не можете не совать свои носы куда не надо раньше времени? Почему не можете смиренно принять положение, в котором оказались? Даже если все попытки бороться с тем, что уже происходит, бессмысленны, вы все равно продолжаете это делать. Разве не глупо считать, что лучше сдохнуть, чем подчиниться?

Мои легкие свело в спазме, ничего ответить я не смогла бы, даже если вообще собиралась это сделать или избивающий, а точнее методично убивающий меня мужчина нуждался в моих ответах. В горле забулькало, изо рта потекло теплое, счет числу ударов давно потеряла, способность испытывать боль будто отделилась от основного сознания, почти бесстрастно констатирующего, какие внутренние повреждения я получаю раз за разом, и одновременно воющего от настигнувшего со всей отчетливостью понимания, зачем все это. Какая же я дура. Меня вообще не должно быть здесь, на "Ковчеге".

— Ты, лично ты, звезда моя, неужели не могла сейчас просто поступить, как следует члену команды, главная цель которого обеспечить идеальную работу экипажа в целом, несмотря ни на что? И у тебя есть для этого знания. Есть, я знаю, — Еще удар и еще были наказанием за то, что я нашла в себе силы отрицательно замотать головой. — И тогда ничего этого бы не происходило. Или если ты отреагировала бы как настоящая любящая и преданная моя подруга, готовая подставить плечо в трудный момент. Я ведь так старательно и терпеливо подводил тебя к безболезненному разрешению этой ситуации, хотя на меня давили и требовали ускориться. Но нет. Ты никогда не поступала со мной как положено влюбленной женщине. Все время дистанция, все время я где-то снаружи, вне твоих секретов. Даже когда я трахал тебя до бесчувствия, не подпускала меня ближе. Неужели это было так сложно? Сложно, Софи? Сложнее, чем все это будет происходить теперь? Ты такая же, как она. Такая же.

При этих словах спокойствие снова на короткий миг слетело с физиономии капитана, и он сжал мою нижнюю челюсть, наклоняя голову вбок и подставляя под поцелуй — жесткий, беспощадно карающий, нарочно причиняющий боль вначале и тут же перешедший в трепетное поглаживания губ, от которого мне стало паршивей, чем от избиения.

— Но в отличие от нее тебе некуда уйти, — ухмыльнулся он у моих губ и снова ударил сильнее, чем прежде. — Не-е-ет, Софи, некуда тебе от меня деваться.

— Рожер, не переборщи, — раздался голос Мариса Верде, бесшумно появившегося в прежде запертой капитанской каюте. — Пора ее уже вести в медотсек. Внутреннее кровотечение — коварная вещь.

Я нашла мутным от страдания взором безопасника, стоявшего в паре шагов за спиной у истязающего меня капитана, и одного взгляда было понятно, что на его помощь мне рассчитывать не приходится. Скорее наоборот.

— Сволочи, — прохрипела я. — Какие же вы сволочи.

— Прекрати, звезда моя, — укоризненно произнес Тюссан, снова сжимая мой подбородок еще сильнее. — Тебе совершенно не идет ругаться. Ничего, мы над этим поработаем, когда ты станешь покладистой, хотя, видит Вселенная, как же я не хотел, чтобы до этого дошло. Ты ведь действительно сильно нравилась мне такой, как есть. А всего то и нужно было — стать по-настоящему моей, детка.

— Вы преступники, — давила из себя я. — До конца жизни будете по тюрьмам гнить.

— Не болтай, Софи, тебе сейчас это вредно, — усмехнулся капитан. — Просто прими, что законом и здесь, и на Нью Хоуп буду я и преданные мне люди. И только они сумеют чудом вернуться домой, если чертова планета не окажется достаточно хороша. Сделай выводы, милая.

— Рожер, время, — немного раздраженно напомнил ему Верде. — Оставь все эти сюсюканья на потом. Питерс может что-то заподозрить.

— Как будто мне теперь не наплевать, — рявкнул капитан через плечо и резко дернул мою челюсть, ломая или вывихивая ее, этого я не могла понять от вновь накрывшей ослепительной боли. Кажется, сознание наконец решило смилостивиться и покинуть меня, давая хоть какую-то передышку от издевательств и собственного сокрушительного чувства вины. — Никогда не смей указывать мне что делать. Займись своими делами.

— Медотсек, — голос безопасника был откровенно злым. — Док Питерс. У нас тут чрезвычайная ситуация красного уровня. Нападение с тяжелейшими травмами, однозначно внутреннее кровотечение по всем признакам. Немедленно подготовьте Компенсатор.

По дороге в медотсек я пришла в себя. Но лучше бы этого и не было. Смысл осознавать, как все погано и станет во много раз хуже, если уже ничего поделать с этим не могу? Что толку задаваться вопросом, как подобное вообще оказалось возможным и куда смотрели те, в чьи обязанности входило не допустить на борт летящего в безумную даль корабля таких, как Тюссан, Верде и кто там еще в этом замешан. Это меня, меня здесь не должно быть.

Конечно, док Питерс не обратил внимания на мои вялые попытки сопротивляться, помещая меня в камеру Компенсатора, а говорить внятно я все равно уже не могла.

— Все хорошо, детка. Мы успели, — сопровождал мое погружение в забытье фальшиво заботливый голос капитана. — Теперь все будет по-другому.

Конечно по-другому, потому что впереди настоящая катастрофа, и остановить ее уже никто не может. Не я уж точно.

— Привет, милая, — Казалось, между тем, как я отключилась и теперь пришла в себя, прошло лишь мгновение. Которое изменило все. — Док, оставьте меня с моей девушкой наедине.

Ставшее ненавистным лицо с широкой торжествующей улыбкой возникло надо мной, закрывая от бьющего в глаза яркого света.

— Не надо, — каркнула я.

— Замолчи, — последовал приказ, и мой язык будто прилип во рту. — Доктор, я должен повторять?

Я хотела бороться, отчаянно, но сознание отказывалось подчиняться мне, полностью оказавшись под чужим контролем.

— А вот теперь, когда мы одни, София, ты сделаешь все, что я скажу, — Снова команда, которой у меня не было сейчас способности сопротивляться. И ее не будет еще несколько часов, за которые произойдет непоправимое.

— Сделаю, — промямлила покорно.

— Вот и замечательно, звезда моя. Вставай.

Я подчинилась, ощущая себя марионеткой, послушной рывкам неразрушимых нитей.

Бережно, отвратительно бережно Тюссан поддержал меня, направляя еще нетвердо стоящую на ногах к блоку управления камеры, в которой только что я лежала.

— Вноси в настройки Компенсатора изменения по длительному программированию психики, — последовал новый приказ.

— Пожалуйста, не надо, — заскулила я, бессильно заплакав, пока руки сами потянулись исполнять. Лишь меньшая часть сознания сопротивлялась, большая хотела, действительно хотела сделать то, чего требовал капитан.

— Настройки. Немедленно, — жестко подхлестнул меня он.

— Ненавижу тебя, — пробормотала, при этом отодвигая защитную металлическую штору, скрывающую нужную часть блока управления, и прокалывая палец о едва заметную иглу.

— Не меня, милая, — усмехнулся Тюссан за моей спиной. — Ты себя ненавидишь. А меня ты будешь любить. По крайней мере, очень станешь стараться. Выхода-то у тебя нет.

— ДНК опознано, — сообщил приятный неживой голос. — София Старостина, высший уровень допуска к настройкам программирования РСФ-1000. Желаете внести изменения?

Нет. Нет, я не желала, ни за что.

— Желаю, — вместо этого донеслось из моего рта, будто он был чужим. — Меню доступа к нейропрограммированию.

— Вот и умница, моя послушная полезная девочка, — торжествующе мурлыкал Рожер мне в затылок, пока я обрекала каждым новым активированным параметром сотни людей на участь таких же марионеток, какой сейчас являлась и сама.

Плаксивость и чувство беспомощности стали сменяться холодным гневом по мере того, как пропадал эффект воздействия Компенсатора на разум. Больше всего я боялась, что Тюссан именно на мне проверит правильность новых настроек, и тогда я уже на неопределенное время стану его марионеткой. Существом, что все прекрасно осознает и способно мыслить как прежде, но бессильно противиться чужим приказам. Я бы даже бездействовать не смогла бы, выбрав полную пассивность в качестве отказа и протеста. Но капитан завернул меня, обнаженную и трясущуюся не столько от прохлады медотсека, сколько от осознания происходящего, в термоодеяло и лично препроводил обратно в свою каюту. Но одну не оставил. В углу обосновался Модификат, черный цвет чьей скаф-пленки указывал на принадлежность к безопасникам и чьего имени я не помнила.