Остальные десять голов тоже смеялись, дико, истерично.

— Ты просто чудовище, — прошипел Велион.

— Да, мы чудовище, — с хохотом ответил Медведь. — Но ничуть не страшнее, чем вы, люди. Ты думаешь, я сам дьявол? Нет, ты ошибаешься. Нет над человеком другого дьявола или бога, кроме самого человека. Ты знаешь, на чём основывается ваша магия? Да на тех же душах, только своих. Во время обучения маги лишаются души, и только после этого они способны подчинять себе природу. И в этом виноват твой предок. Он придумал все эти оргии на Йоль, пытки и аскетизм, чтобы душа лучше покидала тело, и её энергией можно было управлять. Ваши маги просто сумасшедшие, а он был ещё сумасшедшей. Мне интересно, как он это придумал? И много ли людей согласились бы стать магами, узнав это? А, по-моему, я знаю ответ. Согласился бы каждый, только предложи. И ты тоже. Но ты слишком слаб.

— Заткнись, — прошипел могильщик. — Заткни пасть!

— А что, сейчас заткну, — кивнул Медведь. — Твоё время выходит. Ты умираешь. Но перед смертью я тебе ещё кое-что скажу. Видишь ли, твоё имя означает "заключивший договор". То же самое означает имя твое сына. И разу уж ты почти умер…

Велион выхватил меч и рванул вперёд. Но что-то схватило его сзади так, что затрещали рёбра, отшвырнуло назад.

— Кровь демона вытекает из твоего тела, ты уже не можешь находиться в междумирье. Прощай, человек.

Велион закричал.

Велион закричал. Дикая боль пронзила его левую руку. Могильщик дёрнулся назад и, потеряв равновесие, свалился с постамента. От падения ему перехватило дыхание. Тотенграбер долго лежал, пытаясь вдохнуть, а когда ему это удалось, он попробовал встать, но у него не вышло. Тело стремительно слабело.

Могильщик поднял левую руку. Кисть безвольно болталась, будто кто-то выкрутил её и перемолол кости. Хлестала кровь. Причём, не только из-под перчатки, но и из самой перчатки, будто её чёрная кожа стала собственной кожей могильщика. Велион попробовал сжать кулак, но у него не вышло, только усилилась боль в руке. Пахло горелым мясом.

Чёрный могильщик ещё раз закричал.

Бывало хуже, хуже. Он выберется из города, только бы успеть до заката, только бы успеть. Не думать о том, что ему предстоит преодолеть десять миль… А уже почти вечер… Надо спасти сына… стать человеком… завести дом с садом…

Велион пополз вперёд. Сознание гасло с каждым следующем толчком крови, неимоверная боль вонзалась в мозг при каждом движении. Надо было остановиться, найти в рюкзаке марлю, перетянуть руку, чтобы остановить кровь, но он даже не подумал об этом.

Спустя вечность могильщик выполз их храма, пополз к лестнице. Когда тело повисло над верхней ступенью, он дёрнулся, стараясь ползти дальше, но верхняя половина туловища перевесила, и тотенграбер покатился вниз по лестнице. Велион не чувствовал боли от ударов о твёрдые края ступеней, только боль в руке, когда он падал на неё. По щекам текли слёзы, он подвывал. Когда, наконец, он упал в пыль, то долго лежал в ней не в силах шевельнуться.

Разум покидал его вместе с сознанием, исчез даже инстинкт самосохранения. Он просто лежал и умирал. Это приносило успокоение. Ушли все волнения, он забыл даже о сыне. Не было Свиши, Элаги, У" ри… была только медленно гаснущая боль и кровь, пропитывающая пыль. Сил бороться не осталось. Да и зачем? Пути вперёд нет. Он перестал быть могильщиком… Жизнь кончена.

Солнце медленно садилось за крепостную стену, видневшуюся вдали. Так далеко… Свет солнечного диска резал глаза. Он поднял правую руку, закрывая глаза. Чёрная кожа перчатки поглотила солнце. Поглотила его. Принесла тьму.