— Дальше я не поплыву, — с угрозой в голосе сказал лодочник. — А хочите драки, получите, — добавил он, похлопывая по тесаку, прислоненному к скамье.

Велион выругался про себя, лихорадочно раздумывая, что делать. Лодка была слишком маленькой, чтобы махать на ней длинными мечами, да и любое неверное движение могло раскачать её слишком сильно, а оказаться в одежде со всем снаряжением в воде ему не улыбалось — до берега ещё было около полумили.

Но всё решил Стренле. Он просто сделал шаг вперёд и снёс голову первому перевозчику, а после и не успевшему отреагировать второму.

— Как ты понял, это было ограбление, — сухо произнёс головорез, отирая кровь с меча. — Жертвам предлагают добираться до места назначения вплавь, что со всей поклажей сделать невозможно. Думаю, они бы легко нас убили, если бы я промедлил: драться на таком мелком судне слишком неудобно, а эти два парня явно в этом поднаторели. Что ж, придётся дальше грести самим, думаю, три марки хорошая цена за полмили.

— Ты и раньше собирался это сделать? — спросил могильщик, глядя на сухую и неприятную ухмылку, выбежавшую на губы Стренле.

— Я сразу понял, что они замышляют. Это твои деньги, брат, я ими распоряжаться не могу, по крайней мере, отдавать их двум проходимцам вроде этих. Бери весло, скоро будем дома.

Могильщик вынул весло из окоченевших рук второго лодочника и столкнул его тело со скамьи. Последнее слово, произнесённое Стренле, резало его сердце не хуже ножа.

Гружёные всем скарбом, что удалось найти на лодке и снять с трупов, могильщик и убийца вышли к высокому частоколу, окружающему деревню. Велион выдохнул и, сбросив на землю поклажу, уселся на свой рюкзак. Стренле предупреждал, что слишком активные попытки попасть за ограду могли привести к залпу из луков. Дождь продолжал моросить, но тотенграбер радовался и такому отдыху: сначала довольно долго пришлось грести, потом тащить за собой лодку, которую Стренле не хотел бросать из чисто меркантильных соображений, потом эту лодку разворовывать, раздевать трупы и, наконец, гружёным под завязку плестись около полумили до деревни. Поселение Стренле называл коротко — Плёс, видимо из-за местонахождения — оно располагалось между двумя пересекающимися потоками, которые здесь называли реками, могильщик же два ручья шириной менее двадцати шагов за реки не считал, но действительно крупные потоки здесь встречались только на крупных островах, но и они по ширине не превышали и четверти Крейны.

— Долго ждать? — устало спросил могильщик, угрюмо глядя на высокий частокол. Усталость его была связана скорее не с физическими нагрузками, а поганой погодой.

— Нас уже увидели, — буркнул Стренле. — Когда они выйдут, не рыпайся, даже если будут тыкать копьём в живот.

— Нас будут осматривать?

— Да. Если будешь вести себя спокойно, всё закончится пробой крови.

— Пробой? — переспросил Велион, но убийца не успел ему ответить. Деревянные ворота раскрылись и на утоптанную полянку, расположенную напротив ворот, высыпалось около десятка вооружённых мужчин. Помимо оружия у каждого было ещё и по факелу.

— Стренле, ты? — осторожно спросил один из мужчин.

— А кто ещё? — хмыкнул бывший головорез.

— Кто с тобой?

— Могильщик.

— Покажи кровь.

Стренле тяжело вздохнул и, вытащив из кучи добра коротки нож, провёл лезвием по тыльной стороне ладони. Убедившись, что его кровь имеет красный цвет, тот же мужик кивнул в сторону могильщика:

— Теперь он.

Велион молчком взял у Стренле нож и повторил процедуру.

— Красная, — облегчённо произнёс глава отряда. — Стренле, это правда могильщик? У нас действительно появился шанс?

— Правда, — буркнул Велион, поднимаясь с рюкзака. — Промокший и голодный могильщик, который жутко хочет выпить. А если он этого не сделает, шансов у вас нет никаких.

— Теперь ты гость, — усмехнулся Стренле. — Последний за долгое время, так что выпивки будет море, да, Цурон?

— Выпивка и лучшие блюда, — кивнул тот мужчина, что вёл переговоры. — Чёрт возьми, у нас действительно появился шанс. Ребята, забираем шмотки.

Велион отдал свой рюкзак суетливо протянувшему руки мужику. "Появился шанс, — угрюмо подумал он, глядя на явно взбодрившихся и повеселевших островитян. — Хотел бы я сказать так же".

За воротами стояла настоящая толпа, хотя могильщик и не понимал, как такая уйма народа, среди которого были ещё и дети, смогла собраться так тихо, что он не услышал. Велион, озираясь, шёл сквозь толпу. Усталые испуганные лица, тусклые глаза… Могильщику будто бы передалась тоска и безысходность, исходящая от каждого из жителей Плёса. Когда же по толпе прошёл говорок о том, что спутник Стренле — могильщик, глаза некоторых начинали гореть огоньком, на лицах начала появляться надежда, движения, скованные и исполненные усталой обречённости, становились более живыми.

Но самому тотенграберу, впитавшему в себя безысходность, от этого легче не становилось. В жителях Плёса проснулась надежда, и это надеждой был он, могильщик, от чего ему становилось ещё хуже. Он не верил, что оправдает эту надежду.

Чёрт возьми, а зачем он тогда сюда плыл? Чтобы погибнуть? Чёрта с два! Он выбирался из таких передряг, что самому не верилось, и приплыл на Гроб, чтобы подарить надежду этим людям, дать им шанс выжить. Разве стоит раскисать сейчас?

"Это усталость, — угрюмо подумал могильщик, твёрдо глядя в глаза пятилетнему мальчишки, наблюдающим за ним с раскрытым ртом. — Поганая погода и смертельная усталость. Ничего, мальчишка, всё будет хорошо и у меня, и тебя, ведь твоя мама только что сказала тебе, что этот дядя пришёл спасти вас, значит, так и будет".

— Пива, вина! — орал позади могильщика Стренле. — Самых жирных козлят! Сегодня пируем!

Велион повёл плечами и поднял голову. Тучи на севере рассеялись, пропуская сквозь себя солнечный свет. Пусть ещё холодно, пусть идёт дождь, но солнце вот-вот выйдет. Возможно, Стренле, приведший в Плёс могильщика, был для этих людей солнцем, ещё не вышедшим, но готовым сделать это.

Пусть будет так. А могильщик сделает всё, что возможно в его силах, чтобы это солнце взошло.

Велион с головой окунулся в бадью, чувствуя, как горячая вода поглощает его, разгоняет тоску и разогревает всё тело. Возможно, причиной этого разогрева была бутылка самогона, выпитая им со Стренле перед баней, но купаться в горячей воде всё равно более чем приятно.

Могильщик вынырнул и, отерев мокрое лицо ладонью, расселся в бадье. Стренле молча кивнул в сторону раскалённых камней, спрашивая поддать ещё пара или нет.

— Не надо, — сипло ответил тотенграбер. — Уже достаточно.

— Не любишь горячую баню?

— Не очень.

Головорез кивнул и, усмехнувшись, сказал:

— Я бы позвал кого-нибудь из незамужних или овдовевших женщин для тебя, но моя жена — дочь Р" коистрохонна, так что люди не поняли бы. К тому же, она ещё и редкостная ревнивица, а звать её сюда… сам понимаешь. Но ночью я пошлю к тебе кого-нибудь посимпатичнее.

— А здесь много вдов? — спросил Велион, благодарно кивнув.

— Довольно много. В деревне сейчас живёт около ста двадцати человек, из них здоровых мужчин в возрасте от шестнадцати до сорока пяти всего восемнадцать человек. Женщин в том же возрасте почти сорок. Остальные — старики и дети, в основном старики, да ты и сам видел. Сейчас не время рожать, но всё-таки иногда случаются и роды. Рожают в основном вдовы и незамужние, причём, мне пришлось долго убеждать замужних женщин, чтобы те не оставались без внимания мужчин. Многие всё равно не согласились, нравы здесь строгие, но благодаря этому парни, которым лет по четырнадцать, рады-радёшеньки — больше некоторым вдовам идти некуда. Так что ты без бабы не останешься.

— Да я не об этом. Ты говорил, что здесь жило около трёхсот человек. Неужели все остальные погибли?

— Гибли в основном подростки, отправившиеся на охоту или за грибами. Дело в том, что три года назад народ бежал отсюда семьями. Бежал бы и дальше, но один из беглецов вернулся, он и рассказал, что выходцев с Гроба вешают и сжигают, не разбираясь, люди они нет. Это прекратило бегство…