— У меня нет жениха, а возможно и вообще не будет, — неожиданно произнесла Илея. — Вряд ли кто-то возьмёт в жены… пользованную. Но… скажи, ты действительно веришь в то, что всё наладится?

— Да, — солгал могильщик, чтобы хоть немного успокоить девушку.

По щеке девушки побежала слезинка.

— Моих родителей убил один из… этих, — сказала она. — Три с половиной года назад. И больше всего на свете я хочу, чтобы вы сожгли их, сожгли всех. И если это поднимет твой боевой дух или сделает нас для тебя не чужими, то я готова всю жизнь ходить в девках.

— Подожди… — пробормотал Велион. Он чувствовал себя идиотом. Совсем не таких разговоров он ожидал перед сексом. Но Илея уже шагнула к нему, прижалась всем телом и поцеловала, неумело, но жарко. Её руки прошлись по спине могильщика, а после скользнули под одеяло.

Месть… жизнь… Велиону стало плевать на всё. Он обнял Илею и опрокинул её на кровать.

Два жгута обвили ноги могильщика, ещё два схватили руки. Его лицо будто окунулось в свежую пахучую траву, но из травы неожиданно выскочили три присоски, две из них проникли ему в ноздри, а третья старалась влезть в рот, но могильщик, крепко стиснувший зубы, не сдавался.

Его ноздри буквально разрывались, в глубине головы горячей смолой разливалось нечто, лишающее сил и подчиняющее своей воле. Велион замычал сквозь стиснутые зубы и задёргался, но без толку. Рядом глухо вопил и дрыгался кто-то ещё, тотенграбер чувствовал это так, будто они были единым целым.

Но это продолжалось недолго.

Продолжающий борьбу человек, наконец, остановился, и Велион почувствовал, что силы покидают и его.

Рот медленно раскрылся и что-то твёрдое, но гибкое проникло ему в глотку.

Он умирал, медленно, но верно. Что-то высасывало его силы, одновременно накачивая чем-то чуждым его организму. Тело сопротивлялось, жижа, которой его накачивали, лилась изо рта, ноздрей, не до конца запечатанных присосками, даже ушей, не говоря уже о местах, что были ниже пояса.

Жизнь мелькала перед ним бесконечной чередой картинок.

… Карпре нагло усмехался ему в лицо…

… Элаги резко выгнулась и застонала, сжимая его бёдра своими…

… Альх выл, извиваясь от боли, причиняемой ему горящим комком…

… ловушка, которую он неудачно дёрнул, взорвалась, опаляя лицо. На него сверху упали балка, ногу пронзила боль…

… над ним стояли, склонившись, собачья морда, свиное рыло и лошадиная голова…

… Губы Илеи были мокрыми и солёными от слёз. Велион легонько оттолкнул её и, улыбнувшись, легонько щёлкнул её по носу. Девушка тихо хихикнула сквозь слёзы, утирая лицо ладонью.

— Пошли, — с натянутым весельем произнёс Стренле.

Кто-то из собравшихся баб, не в силах больше сдерживаться завыл в голос, прощальная церемония сразу стала похоронной.

— Я вернусь, — коротко сказал могильщик Илее. Та спрятала лицо в ладони и, разрыдавшись, убежала. "Вот дурёха, — угрюмо подумал тотенграбер, поднимая с земли связку сухого хвороста. — Неужели влюбилась? Глупышка, она же должна была понимать, что я не останусь в любом случае… А если не понимала?".

Велион сплюнул на землю и поправил плащ. На душе скребли кошки, сердце тяготили дурные предчувствия. Да ещё этот чёртов бабий вой…

— Ну, выходим? — угрюмо сказал он, оглядываясь на остальных. Ему в ответ глянули пять пар мрачных глаз. Нет, не с таким настроением идут в поход. Но это понимал не только могильщик.

— Пошли, — рявкнул Стренле. — Отлипли от бабьих юбок и пошли! Чёрт возьми, вы как в боевые плаванья выходили?

Его послушали, пусть и нехотя. Отпустили баб, начали подбирать охапки хвороста и бочонки с маслом, перевязанные ремнями, чтобы их можно было нести за плечами. Велион, ещё раз сплюнув на землю, вышел из раскрытых ворот, не дожидаясь остальных. За ним сразу последовали Стренле и Цурон, который вообще-то должен был оставаться в деревне.

— Может, мне всё-таки с вами? — угрюмо спросил он уже в двадцатый раз за утро.

— Нет, дружище, ты нужен здесь, — в двадцатый раз ответил ему Стренле. — Мало ли сколько нас не будет. В случае чего… — Убийца замолчал, опустив голову. Глядя в землю, он похлопал Цурона по плечу и догнал могильщика, который медленно ковылял по тропе, ведущей на восток, к Шноку. Головорез некоторое время шагал рядом молча, но наконец заговорил: — Вчера ты ничего не сказал про наш план.

Велион усмехнулся краем рта.

— Я мало что знаю, так что вряд ли моё мнение что-то значит.

— И всё же?

Могильщик тяжело вздохнул.

— Добраться до твари, разлить вокруг масло и насыпать пересушенного хвороста, а после поджечь, — медленно проговорил он. — Я должен провести вас до места, ждать вашего возвращения и вывести из могильника. Мне этот план кажется полным дерьмом. Но, повторяю, я не знаю ни хрена.

— Думаешь, мы знаем? — хмыкнул Стренле. — Быть может, это большое дерево, но, мать его, такое дерево может запросто оказаться весьма прытким, так что план я составлял для них, — он мотнул в сторону плетущихся позади островитян, — а вообще я собирался сориентироваться на месте. Такой план тебе подойдёт больше?

— Я это предполагал. Так что от этого твоего плана несёт дерьмом не меньше.

— И что же ты предлагаешь?

— В том-то и дело, — тяжело вздохнул Чёрный могильщик. — В том-то и дело…

… - Шире надо глотку вскрывать, понял? Вот смотри, так ты лишь резанул ему по кадыку. Он, конечно, умрёт, но будет делать это долго, да ещё и брыкаться. Режь от уха до уха, чтобы зацепить артерии вот здесь и здесь. Возьми другой труп и повтори. Что, кончились? Тогда сбегай к Халки, он выдаст кого-нибудь из обречённых в младшей группе. Ну, оглох что ли? Давай-давай, да пошустрей…

… Вкус молока на губах, что-то большое и родное прижимает его к себе, их сердца бьются в унисон. Кто-то другой, тоже большой и родной, гладит его по голове, ему хорошо и спокойно…

… - Карпре, сука! Я тебя из-под земли вытащу, если ты меня не заберёшь!..

… - Блядь! Шустрый, попался. Смотри, Велион, кровь мне пустил. Мне, Валлаю, лучшему из лучших охотников за головами!..

… Ноги вязнут в холодной грязи, дует холодный ветер. Он одинок, пуст, как всё вокруг, но продолжает бесцельно брести вперёд…

… - Дерьмо, — бурчит он, поднимаясь с колен. — Могильник пуст, сняты все ловушки, но золото валяется, вот смотри.

— Вижу, — кивнул Стренле. — Как ты думаешь, что это значит?

— А сам-то как? — хмыкнул Велион, пиная рассохшуюся балку. — Кто-то очищал себе выход к деревне. Причём, не стесняя себя в средствах: вот эта груда мяса, судя по костям была человеком, но больше костей коз, зайцев, лис. И, как я понимаю, эти животные лезли на рожон как будто бы по своей воле, хотя уж кто-то, а животина магию обычно стороной обходит за милю.

— Думаешь, с ними произошло то же, что и с людьми из Плёса?

— А уж это не мне решать, — усмехнулся могильщик. — Но предчувствие…

— Про предчувствия лучше помолчать, — резко оборвал его головорез, кивая в сторону приближающихся деревенских. Они всю дорогу плелись позади, а когда Велион и Стренле вошли в ворота могильника, вовсе затормозились. В общем, боевого настроя никто из них не выказывал, тотенграбер уже начал жалеть, что с ними не пошёл толковый и шустрый Цурон…

… - Велион, не шали! Беги сюда, мама даст тебе яблоко…

… струйка слюны изо рта Марвы стекает по его плечу. Ведьма крепко спит уже часа два, а саму Велиону не спится.

… преподаватель по ядоварению изгибается на столе, он неумело тискает её небольшую грудь, не зная, что делать дальше, но она начинает сама…

… Солнце угрюмо краснеет, заходя на закат. Стренле и остальных нет уже с четверть часа. Выругавшись, могильщик начинает спуск в подвал раскуроченной башни.

Судя по всему, эта тварь здесь. Пусть сюда вели все следы, но Велион всё же сомневался. Чёрт, что он делает? Если мужики не справились вшестером, то куда он один-то прёт?

Могильщик стиснул зубы и продолжил спускаться по лестнице. Здесь было темно и сыро, но слишком тепло для подземного помещения. Велион глубже втянул воздух. Пахло гнилью и… свежей кровью. Куда он, мать его, прёт?