И даже в благонадёжности Ушакова Вятский почти не сомневался. Больницу проверить, разумеется, надо, но что-то подсказывало, что некий рабочий Кузин с повреждённой рукой там действительно лежит, и дочь действительно навещала его, а значит, ребят, и правда, угодили в передрягу чисто случайно. А россказни про крамольные речи исходили лишь от двух одногруппников парня и вызывали сильные сомнения. Что-что, а найти себе врагов Ушаков умел.

И всё же Вятский опасался проблем, которые парень создаст в будущем, да и сама мысль о том, что приходится выгораживать преступника (а, как ни крути, Ушаков совершил преступление, убив жандармов) претила натуре Вятского. Это не какая-то мелочь, на которую можно глаза закрыть.

Хотя сейчас стоило больше волноваться о другом. Если под Воротынского всерьёз копают приближённые к императору люди, значит, он может в любой момент лишиться должности покровителя, а вместе с ним снимут и директора с половиной руководящего состава.

А ещё Вятский раздумывал, стоит ли сообщить о казусе Воротынскому. С одной стороны, не хотелось его беспокоить лишний раз. У его сиятельства и так проблем хватает. С другой — подобный инцидент замалчивать нельзя. Покровитель должен знать, что произошло.

После разговора с директором я незамедлительно отправился к женскому общежитию. Надеялся, что Таню ещё не допрашивали. У входа сидела женщина-сторож. Я попросил её позвать Татьяну Кузину, и вскоре моя подруга спустилась.

— Пойдём прогуляемся подальше от посторонних ушей, — предложил я, и мы отправились в сквер за учебным корпусом, где в этот час учеников почти не было. — У тебя всё нормально?

— Не очень, — печально вздохнула Таня. — Меня стипендии лишили в этом месяце за то, что головной убор потеряла. Эх, как же я не уследила-то.

— Зато твою шапку нашли жандармы. Директор всё знает.

— Как так⁈ — Таня испуганно вылупилась на меня. — Он знает, что мы там были?

— Да, только что он допрашивал меня. Тебя не допрашивали?

— Нет…

— Директор догадывается, что я убил жандармов.

— И что теперь будет? Тебя арестуют?

— Доказательств нет. Да и никто не станет от меня сейчас избавляться. Просто предупреждаю на всякий случай, чтобы ты была готова ко всему. Я сказал директору, что мы ходили навестить твоего отца. Если он захочет проверить, поймёт, что это — чистая правда. А если тебя будут допрашивать, про жандармов всё отрицай. Даже если начнут давить и угрожать. Просто говори, что ничего не знаешь, никаких жандармов не видела, мы убежали вместе с толпой, когда началась стрельба, а потом вернулись к больнице.

— Но ты же сказал, директор знает.

— А это неважно. Пока нет ни доказательств, ни признания, его догадки не значат ничего. Я ничего ему не сказал, и ты не должна говорить. Понятно?

— Поняла, — кивнула Таня.

— Всё будет хорошо. Директору сейчас неприятности не нужны. У него проверка на носу.

— Поняла. Я никому ничего не скажу.

И всё-таки я немного беспокоился, сможет ли Таня промолчать, если на неё окажут давление, например, будут угрожать исключением?

— А ты не злишься на меня? — спросила Таня.

— За что?

— Это я тебя втянула во всё. Если бы не я, ты бы не оказался там.

— Я сам тебя вызвался провожать, поэтому если мне кого и надо винить, то только себя. Ты ни в чём не виновата, — я дотронулся до плеча Тани и улыбнулся. Она тоже улыбнулась, хотя в её глазах читались то ли грусть, то ли страх.

В тот же вечер я написал письмо дяде, уведомив его, что без личного прошения попечителя меня из школы не отпустят, и отнёс конверт в почтовый ящик у ворот.

По вечерам я продолжал тренировки. Иногда в «трущобы» кроме меня приходили Арцибушев с командой, но они упражнялись за домами и мне не мешали. В четверг появились девушки. Я слышал их задорные голоса неподалёку, но на занятый мной пятачок они тоже не совались.

В этот день я задержался, упражняясь с воздушными вихрями. Поднимал над землёй бетонный блок, когда между постройками показалась Виолетта в своём тёмно-зелёном спортивном костюме.

— У вас здорово получается, — похвалила она меня. — Не думала, что вы владеете и воздушной магией тоже.

— Мои навыки позволяют осваивать любую стихийную энергию, — я опустил блок на землю. — Однако пока я её использую разве что в тренировочных целях. Она не слишком эффективна в бою.

— Не слишком эффективна? Позвольте не согласиться. Стихийная магия, особенно на высоких уровнях — смертоносное оружие. С помощью воздуха, например, можно создать смерч или ураган, который разрушит целый квартал.

— С помощью основополагающей энергии можно делать почти всё то же самое, что и стихийными заклинаниями. В некоторой степени это даже проще.

— Тогда зачем вы тренируете воздушные заклинания?

— Общее развитие. Упражнения со стихийными энергиями усиливают духовное тело и улучшают концентрацию. Да и потом… вдруг пригодится? Всякое в жизни случается. А вы решили опять понаблюдать за моими тренировками?

— Да вот… стало любопытно. У вас очень интересные способности. Простите, если помешала.

Сегодня Виолетта вела себя более расковано, чем в прошлый раз. С момента нашей последней вылазки на нижние слои мы с ней виделись лишь мельком пару раз, но теперь она решила продолжить общение со мной.

— Нет, вы мне не помешали. Всё равно собирался скоро уходить. А вы уже закончили тренировку? — спросил я.

— Да, девчонки ушли, и я скоро пойду.

— Могу проводить, если не боитесь, что кто-то будет распускать слухи.

— А пускай болтают, — легко согласилась Виолетта. — Среди моих одногруппниц почти никто не блюдёт все правила, даже дворянки. И я тоже подумала, что эти изжившие себя условности можно отбросить.

Мы двинулись прогулочным шагом в сторону рощи, а когда добрались до неё, Виолетта спросила:

— А вы были в другой стороне, у северной стены?

— Нет, ещё не доводилось, — я окинул взглядом дорожку, которая вела не только к учебному корпусу, но и в противоположную сторону. Намёк был понятен. — Но можем пройтись, если хотите.

И мы пошли к северной стене. Виолетта шагала рядом со мной, и я иногда окидывал взглядом её приятный профиль с немного острым подбородком. Спортивная кофта частично скрывала фигуру девушки, но ничего не могло спрятать статную, горделивую осанку юной аристократки.

Местность оказалась безлюдная, а среди зелени виднелись развалины длинной кирпичной постройки. Виолетта объяснила, что когда-то здесь находилась воинская часть, потом её расформировали, территорию отдали школе, но несколько зданий в дальнем конце до сих пор не снесли. Также рассказала, что в северной стене тоже есть ворота, а рядом — пост охраны с камерой видеонаблюдения.

— Охранники иногда здесь ходят, — сказал я, вспомнив ночь, когда мы с Таней первый раз устроили свидание.

— Да, в восемь часов и в десять у них обход. Каждые два часа, насколько я знаю. Но нам же не запрещено здесь гулять в свободное время?

— Наставник ничего не говорил по этому поводу. Значит, не запрещено.

— Как жаль, что нас больше не пускают на нижние слои. Интересно, скоро это закончится? Не хочу тратить время попусту.

— Никто сейчас не скажет, даже Воротынский. Придётся ждать. А чем вы занимались в выходной, если не секрет?

— Да вот, хотел поехать в город, а потом подумала, что надо много дел сделать, и в итоге так никуда не поехала, весь день просидела в общежитии. А вы?

— В Москву ездил.

— Один?

— С друзьями, — я не стал говорить ни про Таню, ни про переделку, в которую мы попали. — Погуляли немного, в ресторан зашли.

— А вы, кстати, ничего не слышали по поводу демонстрации? Все говорят, что в Раевском районе разогнали каких-то рабочих.

— Да, слышал. Демонстрацию расстреляли из пулемётов и пожгли магией. Те, кто выжили, разбежались.

— Эх, опять начались волнения. Что ж им неймётся?

— Кому?

— Народникам, кому же ещё? Говорят, они даже у нас какие-то листовки разбрасывали. Может быть, и на Воротынских они нападали?