— Какого ветеринара? — Владик не сразу вспомнил, в чем, собственно, дело и почему он здесь сидит.
— Обыкновенного ветеринара, — Алка уселась рядом и отобрала у него банку с пивом. — Кесарево пришлось делать. Бедная Герка, так мучилась, так мучилась! Ну, теперь все в порядке. Три щеночка, и очень крупные. Правда, выживет, кажется, только один… Но такая лапушка!
Алка одним глотком допила пиво и снова вскочила:
— Слушай, пойдем есть, я жутко голодная после таких переживаний!
И Владик покорно поплелся с ней в «Пицца-хат».
Не успела Лариса открыть дверь офиса «Орбиты», как тут же налетела на секретаршу шефа Леночку. Леночка тащила стопку папок с документами и на бегу бросила:
— Зайди к начальству. Уже спрашивал.
— А что такое? — поинтересовалась Лариса.
— Ничего, просто зайди, — и Леночка скрылась в комнате с табличкой «Бухгалтерия».
Лариса быстро прошла на свое место, кинула сумку в кресло, мимоходом посмотрелась в зеркало — все ли в порядке — и направилась к обитой черной кожей начальственной двери.
— Можно, Станислав Сергеевич?
Шеф «Орбиты» был еще нестарым мужчиной, не утратившим способности вести себя галантно с женщинами, даже если эти женщины — подчиненные. Он слегка привстал из-за стола:
— Проходите, пожалуйста, Лариса Владимировна. Садитесь.
От такого начала ничего плохого ждать не приходилось. Наоборот, Лариса знала своего шефа, скорее всего, он сейчас попросит об одолжении. И точно:
— Я понимаю, что у вас наверняка могут быть свои планы на ближайшие выходные… Надеюсь, ничего жизненно важного. Дело в том, что у Анастасии Алексеевны внезапно заболел ребенок и она не сможет сопровождать группу на Мадейру. Вам придется ее заменить.
Настя — Анастасия Алексеевна — была одним из гидов-переводчиков в «Орбите» и сопровождала группы в испаноязычные страны. Всего в фирме работало шесть девушек-гидов. Лариса же была поставлена надзирать за ними, составлять график поездок и улаживать конфликты. Это являлось ее дополнительной нагрузкой. В основную же входила разработка новых маршрутов и контакты с зарубежными турфирмами. В общем, работы у нее всегда было выше головы. Иногда — очень редко, в самых крайних случаях — Лариса и сама возила группы. Она прекрасно знала английский, французский и испанский — спасибо маме, школе и филфаку. К испанскому несколько лет назад добавился и португальский, пришлось выучить для работы.
— Я понимаю, — повторил шеф, — что это не входит в ваши прямые обязанности. Но мне бы не хотелось брать кого-то со стороны для разовой поездки. А вы хорошо знаете испанский и португальский, и потом — считайте это небольшим отпуском.
Лариса невольно усмехнулась: «Ничего себе отпуск! С одними бумагами сколько мороки!» Шеф словно прочел ее мысли:
— Оформление виз и прочие документы, конечно, возьмет на себя Елена. На вас — только сопровождение, расселение, возможно, перевод во время экскурсий…
«…И прочие нештатные ситуации», — договорила про себя Лариса невысказанную мысль Станислава Сергеевича. Остается надеяться, что их не возникнет. Однако выбора у нее не было. При всей своей галантности шеф не терпел неповиновения.
— Какого числа вылет группы? — обреченно поинтересовалась Лариса.
— В эту субботу. Ну так как, Лариса Владимировна? Согласны?
Лариса улыбнулась:
— А разве у меня есть выбор? Конечно, согласна.
Когда она вышла из кабинета, Леночка уже сидела на своем обычном месте.
— Ну как? — поинтересовалась она, заметив кривую Ларисину улыбку. — Уговорил?
— Разве бывает иначе? — ответила та вопросом на вопрос.
Леночка понимающе вздохнула:
— Мне тоже беготни вдвое прибавилось. Настасья всегда так…
В глубине души Лариса тоже злилась на Настю, но усилием воли заставила себя быть лояльной к подчиненной:
— Она не виновата. Что делать, дети не спрашивают, когда болеть.
Вернувшись к своему столу, Лариса опустилась в кресло, почти машинально сняла телефонную трубку и набрала знакомый номер. Долгие гудки, потом сонный голос Олега сказал:
— Вас слушают.
— Привет, это я. Разбудила?
— Ну, вообще-то да.
— Однако уже почти три часа.
— Ну и что? Я сегодня лег в шесть утра.
— Работал?
Голос стал не только сонным, но и сердитым:
— Нет, дурака валял! Конечно, работал.
Олег, естественно, считал себя непризнанным гением. И, как все гении такого рода, любил творить по ночам. Сейчас он заканчивал серию гравюр «Восхождение на Тибет», где пытался совместить традиции православной иконописи с рериховским стилем. По мнению Олега, эта серия должна была принести ему мировую славу. По мнению же Ларисы, получалось нечто невообразимое и маловразумительное. Но Лариса свое мнение благоразумно держала при себе.
— Ну и как? Плодотворно поработал? — участливо поинтересовалась Лариса.
— Не так чтобы очень. Но устал жутко, перед глазами до сих пор красные круги расплываются. Понимаешь, дошло до самых мелких деталей…
Дальше Лариса уже не слушала. Понятно, что Олег видеть ее решительно не желает. И точно, кончив распространяться о нюансах, Олег с хорошо разыгранным сожалением в голосе сказал:
— В общем, сил никаких нет. Жутко хотел бы с тобой встретиться, но сейчас я не в лучшей форме, засыпаю на ходу.
— Понятно…
— Ужасно жаль. Ну а ты как?
— Отлично. Позвонила просто так, отметиться.
— И молодец, что позвонила. Кстати, в воскресенье в «Бедном Левушке» Алтуфьев устраивает очередной хеппенинг. Нас с тобой звали. Пойдем?
Витька Алтуфьев был Олеговым приятелем. Он числился крутым постмодернистом и творил свои картины с помощью подручных средств: проволоки, консервных банок, садово-огородного инвентаря… Его хеппенинги всегда заканчивались скандалом. Лариса Алтуфьева не любила — и просто так, и потому, что он к Ларисе беззастенчиво подкатывался. А после того как Витька, подвыпив, откровенно признался: «За Олежкой я на очереди. Скажи, когда надумаешь его бросить», — после этого Лариса вообще старалась с ним не встречаться.
— Так что, идем?
— Нет, — с удовольствием ответила Лариса. — Не могу. В субботу я уезжаю с группой на Мадейру.
— Что так вдруг? Ты же не собиралась? — Впрочем, в голосе Олега не слышалось особенного разочарования.
— Производственная необходимость. Начальство так распорядилось, а начальство надо уважать.
Олег помолчал, потом все-таки поинтересовался:
— И на сколько ты отбываешь?
— Как всегда, на десять дней.
— А-а… Ну ладно, очень жаль. Значит, мы с тобой теперь долго не увидимся…
Как же, жаль ему! Но Лариса удержалась от колкости, вертевшейся на языке:
— Наверное, долго.
— Ну, жаль, жаль…
Олегу явно нечего было больше сказать.
— Приедешь — сразу позвони.
— Хорошо.
— Ну, пока… Счастливо, и привет Мадейре.
— Пока…
Положив трубку, Лариса глубоко вздохнула и откинулась в кресле. В глубине души она чувствовала, что это конец. Она, конечно, приедет, но Олегу звонить не станет. И сам он ей вряд ли позвонит. Их роман подошел к закономерному финалу. Потому что нечего встревать в близкие отношения с мужиком, если тебя с ним не связывает ничего, кроме взаимной неустроенности и неприкаянности. Как там в старой песне у Кикабидзе: «Просто встретились два одиночества, развели у дороги костер, а костру разгораться не хочется, — вот и весь разговор…» Вот и весь разговор.
Домой в тот вечер она добралась только к десяти вечера. Решив не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, — раз свидание с Олегом все равно не состоялось — Лариса призвала Леночку к работе. Они с головой погрузились в предполагаемое расписание Ларисиных встреч и переговоров на те десять дней, что Лариса будет отсутствовать. Что-то наметили отменить, что-то — отложить, прикинули, кто может заменить Ларису в каждом конкретном случае. В общем, трудились не покладая рук, отвлекаясь всего пару раз, чтобы выпить кофе. Поэтому, когда Лариса открыла, наконец, дверь своей квартиры, у нее оставались только два желания: поесть и завалиться в постель. И еще она от души надеялась, что мать уже спит, — сил на общение совсем не было.