— Нет, — Амина опасливо покосилась на вход. — Там останавливается его названная сестра, когда приезжает сюда. Мадина. Она воин, как и мужчины, но шейх Аль Мактум не зовёт её в поселение. Не всем по нраву.

— У Кемаля есть сестра? Вот уж новость!

Нет, ревность даже не коснулась меня, когда я впервые услышала о Мадине. Меня заполнили другие чувства, а именно — надежда и предвкушение.

Если я смогу поговорить с этой Мадиной, о которой даже Амина говорит с тщательно скрываемым, но восхищением, она наверняка мне поможет вернуться. Если женщина в таком месте смогла сохранить свободу и даже возвыситься над туарегами — мы явно найдем общий язык.

— Пей кофе, — Амина смотрела на меня, как на безумную. Такой реакции я понять не могла, но задумываться не стала. — И расскажи мне побольше об этой смелой Мадине…

День начал клониться к закату, а я так и не смогла собрать свои мысли в кучу, привести к общему знаменателю и вывести в аксиому.

Кемаль не вернулся. Если первую половину дня моё одиночество здорово скрасила Амина, рассказывая о нравах пустыни, о названной сестре Кемаля и своей нелёгкой жизни, то совсем скоро ей велели вновь приниматься за работу. Я, конечно, попыталась вступиться. Саид лишь головой покачал: не положено так. Конечно же, я была всего лишь рабыней шейха в глазах бедуинов. Но про себя решила точно — я не оставлю Марию, совсем не рожденную для такой жизни, здесь. Вплоть до того, что уподоблюсь падшим женщинам, которых в эмирате называли «эскортом», и которые готовы были стелиться ковром у ног Висама за смартфон дорогого бренда или бриллианты.

Хотелось верить, что Кемаль мне не откажет, если я попрошу купить её в качестве рабыни для себя.

Мне было, о чем подумать. Куда сильнее отсутствия похитителя, едва не загнавшего меня в стокгольмский синдром, был усиливающийся интерес вокруг персоны Мадины.

Зря шейх и его окружение думает, что рабы и прислуга не в курсе всего, что происходит вокруг. Амине было известно много. Может, что-то из этого было домыслами…

Я с удивлением посмотрела на свои ладони, в которые впилась ногтями с французским маникюром, казавшимся чужеродным среди абсолютных песков. Конечно, домыслы! Брат и сестра не могут быть близки перед Аллахом, как мужчина и женщина. Я даже сделала Амине замечание по этому поводу: собирая сплетни, включай собственную голову. Правда, потом её минут пять успокаивала, забыв, чем для рабов оборачивается недовольство господ. А рабыней, равной себе, эта девушка меня не считала. Видимо, и о том, кто я такая, уже было известно.

Кемаль и Мадина? Нет, тысячу раз нет. Во-первых, вряд ли его влечёт к женщинам с оружием и жестоким нравом. Иначе он не добивался бы моей покорности всеми силами. Во-вторых, зачем ему я? Нет, хватит слушать сплетни. Я должна узнать, как встретиться с его названной сестрой и попросить о помощи в побеге.

Часы текли невыносимо медленно. Я даже пообедала, снова не почувствовав вкуса, вздрагивая от каждого звука, похожего на топот копыт.

Когда я начала ждать своего тирана с замиранием сердца и нетерпением? Как быстро успела забыть о том, что дома меня ждет муж, что родные сходят с ума от неизвестности? Почему мне хотелось убить Аль Мактума — и одновременно заглянуть в его глаза — темные, словно ночь пустыни, глубокие, как темные колодца диких оазисов, и опасные настолько, что меня, не исключено, ждет погибель на их дне?…

Прошло так мало времени. Мы провели вместе ночь. Я могла сколько угодно говорить, что меня принудили, но это не помогало. Я хотела этого почти так же, как и Кемаль.

Хватило малого. Его нежности и страсти. Его эмоций, свидетелем которым я оказалась. И иллюзорной вероятности… появления другой женщины.

— Шайтан тебя возьми! — смахнула злые слезы я, падая на кровать, и одновременно вздрагивая. С улицы доносились крики и долгожданный топот копыт…

Словно цунами обрушилось на меня в этот момент. Я даже пожалела, что не воспользовалась предложением Амины подвести глаза сурьмой. Что пренебрегла ароматическими маслами, когда принимала ванну. Медленно поднялась, чувствуя, как быстро стучит сердце.

Этот ритм я уже мысленно окрестила именем Аль Мактума.

Хотелось подойти к окну, но я сдержалась. Принцесса крови эмира никогда не станет так непотребно себя вести. Скрестила руки на груди, вскинув голову.

Кемаль украл мою чувственность. Разбудил внутри самые потаенные желания. Но я собиралась оставаться даже в плену королевой, гордой и несгибаемой — пусть внутри и кипят вулканы раскаленной лавы.

Время замерло между шатром и пустыней. Настолько, что, когда я услышала шаги, которые ни с чьими другими не перепутать, с трудом погасила улыбку радости на губах.

Кемаль не остановился на пороге. Он решительно шел ко мне, разматывая тегельсмут, не сводя темных глаз с моего непроницаемого, как мне казалось, лица.

— Моя Газаль, — это могло бы прозвучать чувственной тоской влюбленного мужчины, но на его устах прозвучало утверждением с деспотичными нотами.

Я почувствовала, как в горле пересохло, а по коленям вновь выстрелила приятная слабость. И когда мужчина подошёл ко мне и приподнял подбородок еще выше, я чудом не спасовала. Смотрела на него с вызовом и со смесью странных желаний: то ли убить… то ли, проклятый шайтан, поцеловать первой.

— Моя прекрасная невольница скучала? — только хрипотца в голосе выдавала неудержимую страсть мужчины, которой я поразилась в очередной раз.

— Да, — просто ответила я. — Мне не хватает книг и бумаги с чернилами. Или глиняных досок, чем вы тут пользуетесь.

Кемаль запрокинул голову и захохотал.

— Лгунья. Но я прощаю тебе эту ложь. Видимо, признаться себе в том, что нам хорошо вместе, тебе пока не под силу.

— Ты самонадеян, как…

— Это тебе.

Моей ладони коснулось что-то твердое, с острыми краями. Надеясь, что мой взгляд показался Кемалю презрительным, я перевела глаза на этот предмет.

— Роза пустыни?..

— Она похожа на тебя, — убрав локон волос с моего лица, сказал Кемаль. — Нежность в твёрдой броне. Красота, чья защита — острые ребра. Или этот панцирь кремния скрывает под собой нежные лепестки, которые ты сама в себе отрицаешь.

— Глупости, — я сжала подарок в ладони. — А твоя поэзия далека от совершенства.

— Возможно, — согласился Кемаль. — Но это еще не все. Я хочу показать тебе кое-что. Только для этого нам придётся выехать за пределы селения. И лучше тебе не делать попыток сбежать.

— А если я это сделаю?

— Попробуй, — спокойно ответил мужчина. — Тогда ты узнаешь, как здесь живут женщины-рабыни. Сравнишь свое положение с их жизнью. Но что-то мне подсказывает, ты этого не хочешь, роза Аль Махаби.

Наверное, единственное, что я буду вспоминать с тоской, когда Висам и его бойцы не оставят и камня на камне от этого поселения, — это ночное небо дикой пустыни. Не ласки Кемаля, не ужас древних суеверий и мизагонии. Именно эту красоту, которую теперь уже дочери больших мегаполисов не увидеть.

Низкие звезды как будто просились в руки. Иногда некоторые из них срывались, пересекая небосвод с быстро гаснущим заревом закатившегося солнца. Я даже усмехнулась про себя. Что приходит на ум местным жителям? Слезы Аллаха? Или ниспадающие в шахту алмазы? Вряд ли кто-то имеет понятие о том, что это сгорающие в атмосфере метеориты.

Но куда сильнее было моё удивление, когда Саид привёл под уздцы уже знакомую мне кобылицу. Я ездила на ней во время прогулки с Асиром. Кемаль же распорядился дать отдых Шайтану Бури и привести коня, которого звали Похититель Воли.

Было это сделано специально, чтобы добавить мне шрамов на рассудке, или являлось простым совпадением, я не знала. Любопытство пересилило. Да и я так устала сидеть в заточении, что поехала бы даже, реши Аль Мактум в лучших традициях варваров перекинуть меня через седло и увезти в ночь.

Послевкусие от его последних слов все еще вызывало смутную тревогу. Но я была не настолько безумна, чтобы бежать в никуда. Ночная пустыня умеет убивать не хуже дневной с её испепеляющим жаром — Висам рассказал мне это в деталях, и от них стыла кровь.