Я не ожидала увидеть Кемаля до того момента, как его отец покинет селение. Когда раздались шаги, поспешно смахнула слезы, жалея, что не успею плеснуть в лицо холодной водой. Асиру вряд ли будет приятно видеть в таком состоянии даже дочь своего врага.

У меня все оборвалось внутри, когда в шатер зашёл мой оживший кошмар. Амира отложила в сторону гребень. Я ждала, что Кемаль в грубой форме велит ей уйти прочь, может, даже прикрикнет, нот вместо этого он обнял её, как родную сестру.

У меня пересохло в горле. Надо было думать, кому я едва ли не доверила свои сокровенные тайны. Да и вели эти двое себя так, словно я была неодушевленным предметом.

Пристально посмотрев в моё заплаканное лицо, Кемаль кивнул на столик, где стояли баночки с мазью и снадобьем. Амира отрицательно покачала головой. Видимо, дала понять, что не шрамы от плети стали причиной моего срыва. Я лишь всхлипнула и обхватила себя руками, когда Амира покинула комнату, оставив нас наедине.

Кемаль подошёл ближе. Присел на корточки рядом, пристально глядя в мои глаза. Коснулся плеча, но я недоверчиво отшатнулась.

Слезы как-то успокоили меня. Настолько, что я попыталась отыскать в нем что-то человеческое — то, чего там по определению быть не могло. В глазах, глубоких, как ночь без луны, возможно, и были проблески участия. Но столь незначительные и быстро гаснущие, что надеяться на них не приходилось.

— Я пришел прояснить ситуацию.

Я кивнула, отворачиваясь, боясь признаться самой себе, что подсознательно жажду утешения даже от своего обидчика. Кемаль коснулся моего плеча, заставляя пригнуться. Я зашипела от неожиданности, когда его ладонь задела следы плети на спине.

— Всё ещё больно?

Отчего-то мне было унизительно ему врать. Даже если бы это могло уберечь меня от грядущей участи.

— Нет. Прошло почти.

— Хорошо, — шейх провел пальцем по моей скуле. — Это бы меня не остановило. Пришлось бы сделать так, чтобы ты не лежала на спине, только и всего.

— Наслаждаешься? — я не могла смотреть ему в глаза, опасаясь, что потеряю контроль. Пришлось делать вид, что мой взгляд в сторону — демонстрация презрения, а не слабость. — Не можешь отказать себе в предвкушении?

— Давай посмотрим правде в глаза, Газаль. Отец сегодня вечером улетит обратно. Я знал, что ты попросишь его защиты, но имей в виду. Только что он попросил меня подарить ему внуков, у которых будут такие же способности к математике, как и у их матери. И я бы не прочь его порадовать.

— Ты просчитался, — я засмеялась сквозь слезы. — Я не могу иметь детей. А в твоих песках вряд ли найдётся профессионал в вопросах ЭКО. Лучше тебе расстроить своего отца сейчас, а не когда будет поздно.

— А я думаю иначе, — жёстко усмехнулся Аль Мактум. — Я много чем смогу тебя удивить.

Я отшатнулась в сторону, но мужчина резко перехватил моё лицо, удерживая. Смял пальцем губы, надавливая, заставляя открыть рот.

Что-то оборвалось у мня внутри. Сначала от отчаяния и осознания унизительности происходящего, а потом…

Время остановилось. Мышцы расслабились под наплывом какой-то теплой волны, прежде мне незнакомой. Пальцы Кемаля двигались по контуру моих губ, рассыпая на месте соприкосновений ощущение, похожее на сноп ярких искр.

Пришлось закрыть глаза. Я не могла позволить ему увидеть в них изумление. Сердце забилось так сильно, что мне стало трудно дышать.

Я была под гипнозом. Придумать другого пояснения происходящему просто не выходило. Особенно когда я беспечно разомкнула губы, ощутив привкус солёной кожи уже на своем языке.

— Газаль, — чувственный хриплый голос мужчины прорвался в мой рассудок, без труда ломая баррикады.

Я не находила этому объяснения. Проклятые слезы как будто превратили сознание в чистый лист, оставив его беззащитным перед самим собой. Открытым тем чувствам, что я скрывала в себе так глубоко, не догадываясь. Не было страха. Не было паники. Какое-то умиротворение с привкусом греха на языке, оглушённое сердцебиение и предательская мысль — а ведь меня не подбрасывает от отвращения.

Наоборот, между плотно сведенных ног разгорается пламя, грудь приятно ноет, когда её невзначай задевает локоть Кемаля.

После событий последних суток хочется ухватиться, как за спасательный канат, хоть за что-то, что заберет ужас и отчаяние. Почему сознание выбрало страсть?! Почему?

Я подняла ладонь к губам, сражаясь с желанием отпустить ситуацию и отнять руку мужчины. Но ничего не вышло. Как будто какая-то преграда остановила меня. Только скользнула кончиками пальцев по губам, соприкоснувшись с чужими.

— Моя роза пустыни… — хрипло прорычал мой похититель, — ты меня сегодня с ума сведёшь.

А затем его губы накрыли наши пальцы. От внезапного сумасшествия закружилась голова.

Почему? Ну почему я испытываю это всё с тем, кого должна ненавидеть? Почему Далиль не мог дать мне такой феерии? Я считала, у нас все хорошо, что это нормально — не заниматься любовью ночи напролёт даже в медовый месяц. Мама никогда не говорила со мной о том, какой должна быть истинная страсть. Если бы я только знала, к чему должна быть готова!

Но в том то и дело, что чувства к похитителю просто не укладывались в голове.

Я утратила бдительность. Очнулась только тогда, когда мой язык уже танцевал танец с его языком сквозь шаткую преграду наших пальцев. Жар внизу живота превратился в сладкое томление, желание прижаться к сильной груди Кемаля стало невыносимым.

Это был поцелуй апокалипсиса. И он не имел никакого права на существование.

— Газаль, — хрипло произнес мужчина, прерывая это сладкое сумасшествие. — Скажи, что хочешь этого так же сильно, как и я. Я хочу, чтобы ты по своей воле сегодня ночью пришла в мой шатер. Мне самому не доставляет никакого удовольствия брать тебя силой!

Если бы я знала, к чему приведёт этот разговор, я бы, наверное, точно вонзила осколок блюда в шею Аль Мактума. Потому что стерпеть боль оказалось легче, чем признаться себе в том, что мой похититель был прав. Прав, когда говорил, что я возжелаю его столь же сильно.

У меня бешено колотилось сердце. Голос сбивался.

— Ты бы мог сделать это иначе… с самого начала…

— Я лишил тебя выбора и вины! — погружая ладонь в мои волосы на затылке, горячо прошептал шейх, осыпая поцелуями скулы, глаза, виски. — Ты бы никогда не предала своего мужа, даже если бы чувства между нами возникли там, на свободе!

— Нет никаких чувств! — бороться с дурманом страсти уже не было никаких сил. — После того, что ты сделал, их не может быть!

— Да? — Кемаль прекратил меня целовать, пытливо сощурился. — И поэтому твоё сердце стучит, глаза затуманены, а ты проигрываешь борьбу сама с собой, желая меня целовать? Шайтан тебя возьми, Газаль! Ты хочешь меня едва ли не сильнее!

Мне срочно надо было его остановить. Потому что слова сейчас резали подобно ножу. Признай, что хочу его и все слова правдивы — сожгу себя дотла на костре вины и ненависти к слабости.

— Если есть возможность сделать так, чтобы ты меня не насиловал и не сек плетью, я её использую, пусть даже так… — врать оказалось еще труднее. Но из двух зол стоило выбрать меньшее.

— Лжешь сама себе. Я бы наказал тебя за ложь еще изощрённее, не будь здесь моего отца! — Шейх разжал пальцы и отшатнулся так, будто я его ударила.

А у меня осталось странное чувство внутренней пустоты. И все еще приятная, сводящая с ума пульсация во всем теле. Но я все равно не решилась посмотреть на Кемаля, прекрасно понимая, что в глубине глаз еще не рассеялась тьма первого желания, сильного и неподвластного обстоятельствам.

— Хорошо, роза Аль Махаби, — мужчина резко выпрямился. Я помимо воли задержалась взглядом на последствиях нашего поцелуя на уровне своих глаз. — Я сделаю тебе это подарок. Иллюзию того, что ты сама ничего не решаешь. Что против силы у тебя нет и не было никаких шансов. Что ты не предавала своего мужа, потому как я тебя заставил. Но чтобы все было по-настоящему, не надейся на то, что я буду добрым!