— У меня хорошая новость, сэнсэй, — сказал он. — Обсуждения идут как надо. Серьезная оппозиция Исидзаке исчезает.

— А что Такэмару?

— Такэмару поддержит нас. Это будет стоить пяти мест в кабинете, включая министерство строительства для его зятя. Ну, и пожертвования для его Института.

— Снова пожертвования? Сколько он ожидает в этот раз?

— Пяти больших будет достаточно.

Пятьсот миллионов иен! Наглость, не знающая границ. И все же на этой стадии альтернативы нет, придется платить.

Иванага пробурчал свое согласие и полуотвернулся. Он не любил таких, как Утида.

— А если точнее: когда закончатся обсуждения? — спросил он.

— Через четыре-пять дней. Требуется прийти к соглашению с некоторыми деятелями среди высокопоставленных лиц.

Опять соглашение? Значит, снова встречи в дорогих ресторанах, вечеринки с гейшами, снова пожертвования «экономическим исследовательским институтам».

— Делайте, что надо, — сказал Иванага, — но все должно быть срочно улажено. Кабинет Исидзаки должен начать работу уже к концу месяца. Это важно.

— К концу месяца? К чему такая спешка? — произнес Утида.

Иванага резко развернулся и взглянул с холодным раздражением.

— Тогда и узнаете! — рявкнул он.

Когда лимузин отъехал от «Ниппон инфосистемс», Утида поднял голову к двадцатому этажу. В его глазах еще стояло лицо Иванаги. С людьми, которые злили этого человека, случались крупные неприятности. Например, был магнат, владевший гостиницей и обманувший Иванагу в одной крупной сделке. Вскоре после этого гостиницу объяло пламя, и восемьдесят гостей сгорели заживо в своих спальнях… Итак, Иванага потребовал сохранить дело в полной тайне. Утида решил сдержать слово.

А что стояло за этим? Ходили слухи, что Исидзака намерен аннулировать американо-японский договор о безопасности и продавать важнейшие технологии русским и китайцам. А также санкционировать программу ядерных вооружений.

Дождь усилился. Он барабанил по крыше машины. Утида не удержался и снова взглянул на здание «Ниппон инфосистемс».

Заполночь, когда заместитель начальника Ага прибыл в дом, где жила Наоми, тайфун уже прошел. Появилась водянистая луна, проглядывающая сквозь рваные облака. Вылезая из «линкольн-континенталя», Ага двигался скованно. При ходьбе ноги его волочились, и он слегка раскачивался, как матрос, спустившийся на землю после долгого плавания. Боль и удовольствие… В мире, где пребывал Ага, эти понятия были связаны. Три дня назад в головку его детородного органа хирурги вшили кольцо из черного жемчуга. Наоми еще не знает. Это будет ей сюрпризом на день рождения.

В последнее время голова Ахи шла кругом от забот. Синдикатом «Кавасита» руководить оказалось сложнее, чем он полагал. Дела с наркотиками полиции не понравились. Совместное с Бамбуковым обществом предприятие на Тайване стало источником неприятностей. Дома обнаглели люди из фракции «интелли». Опасным стал молодой Тэрада, придется его загасить.

Ага медленно вошел в вестибюль, размышляя, как удовлетворить Наоми, не навредив ювелирному произведению хирурга. Лишь через три недели черные жемчужины засияют от ее соков любви.

Он заметил этих троих, вызвав лифт на первый этаж. Они были в рабочих спецовках. Ага сразу понял, что им нужно, по их целеустремленной легкой походке и сосредоточенным лицам. Он сам когда-то так же работал.

Он нырнул в лифт, но было поздно: они навалились. Металлическая кабина лифта наполнилась грохотом выстрелов. Он пытался нащупать кнопки управления лифтом, но пуля прошила его ладонь, и кровь из нее брызнула на ковер. Расстрелянный в лифте в упор, он рухнул.

Через минуту двери наконец закрылись, и лифт понесся наверх — туда, где Наоми ждала на шестнадцатом этаже.

На лице диктора телевидения, сообщившей следующим утром о происшествии, застыла легкая скорбь. Высокопоставленный член синдиката «Кавасита», сказала она, застрелен в жилом районе Токио. Полиция полагает, что это связано с разделом районов влияния между бандитскими группировками. Вроде никто из местных жителей не пострадал. Тут диктор позволила себе удовлетворенно улыбнуться и перешла к другому сообщению — о росте курса доллара.

Макс Шаррок слушал новости, находясь в своем номере манхэттенской гостиницы. Одновременно он завязывал галстук, глотал водку с тоником и просматривал сводку службы опроса. Осмыслив услышанное о движении курса валют, он счел это добрым знаком.

С высоты, из окна отеля, вид на город был великолепен, а выйди на улицу — все не так. Вспышки насилия и какое-то дикое бешенство на фоне благополучия. На этой неделе жену заместителя министра по торговле Салли Кормак ограбили в коридоре отеля «Лексингтон-авеню», сняли с нее драгоценностей на шестьдесят тысяч долларов. Хорошо одетый черный парень достал из спортивной сумки большой пистолет и порекомендовал Салли не орать и не суетиться, а то будет хуже. В самом деле, ее не изнасиловали с извращениями, не избили до сотрясения мозга, не изувечили… Можно сказать, Салли легко отделалась.

Шаррок подумал и о том, что, глядя сверху на город, не разглядишь запустения в некоторых небоскребах, как и того, что закрыта половина универсальных магазинов. Городская система финансов снова неуправляема, и корпорации бегут от налогов на Средний Запад, в Техас или еще куда-нибудь. Некоторые дороги, не ремонтируемые лет двадцать, стали похожи на полосы препятствий. На тротуарах полно бродяг, малолетних проституток и наркоманов, которых не удержать в рамках: не хватает средств. В округах с этническими меньшинствами вспыхивают настоящие войны, а полиции приходится полагаться на «комитеты бдительности».

Шаррок накоротке переговорил по телефону с Вашингтоном. Да, все по плану. Законопроект Рекарда о торговле и инвестициях, тот, который он называл «инициативой справедливости», принят палатой представителей большинством в две трети. Президент заявлял, что не намерен его подписывать, но теперь у него нет выхода. Рекард набирал очки.

В речи, произнесенной несколько недель назад, Рекард предложил руководителям корпораций и крупным общественным деятелям публично присягнуть на верность своему долгу, а также организовать расследование деятельности тех, кто поддался влиянию «экономических интересов, не совместимых с американскими ценностями». В ближайшие дни поступило великое множество писем и телефонных звонков в поддержку. Хэнк Джонус младший даже написал «Балладу о могучем Бобе Рекарде», и эта песня сразу вошла в перечень самых популярных.

У Рекарда хорошие перспективы. Йохансен создал рабочую группу, которая учреждала «комиссии действия», обрабатывала местных партийных деятелей, утрясала вопросы с соперниками. Шаррока теперь особенно занимали мысли о том, что все-таки по сути представляет собой этот Рекард? Шансы его конкурентов Шаррок оценил, во всяком случае, как недостаточные. Их было двое.

Первым лидером был Фрэнк Джиордани, автомобильный магнат и кумир рабочих из национальных меньшинств, восхищавшихся его упорством в достижении высот карьеры. Его отец иммигрировал в США и завел магазин хлебобулочных изделий. Фрэнк на свои средства окончил колледж, затем работал дилером в автопромышленности, по сути, мелким продавцом автомобилей. Благодаря хорошим мозгам, энергичности и нахальству он сделал быструю карьеру, войдя в конечном счете в руководство одной из самых престижных корпораций Америки.

Казалось, все у него отлично. Но вместе с тем обозначились и проблемы. Компания, которой он руководил последние десять лет, фактически обанкротилась, из нее были уволены десятки тысяч работников, на продукцию шли рекламации. Но, как писали газеты, несмотря на это, Джиордани настоял на выплате самому себе очень крупного жалованья, и, вдобавок, привлек внимание его шумный скандальный бракоразводный процесс. Его рейтинг упал.