Я зашел к Ларсону попрощаться.

— Почему так трагично? — выслушав меня, спросил он.

— Почитай «Моролингов».

Ларсон протянул руку. Я пожал.

— Удачи тебе. Что сказать Татьяне?

— Чтоб не дожидалась. Одежду я завещаю тебе.

— Спасибо. Ушивать кое-где придется, — он окинул меня взглядом, повздыхал. — Может, лучше завещать одежду Армии спасения?

— Сам решишь, мне некогда. Ладно, пошел улаживать земные дела.

Мы еще раз пожали руки, я направился к выходу.

— "Земную жизнь пройдя до половины…" — продекламировал он вслед.

«Я умер. И клюют меня павлины», — мысленно завершил я строчкой одного известного поэта из двадцать первого земного века.

Всю дорогу до космопорта я пытался переделать павлинов в моролингов, вышло неудачно, поэтому результат не привожу.

Пассажиры, стоявшие в очереди на регистрацию, делились на две категории. Первая — самая многочисленная — включала в себя тех, кто одет по сезону. В эту категорию входило большинство командировочных и прочие, кто покидает Фаон на долгий срок или, как я, навсегда. Поэтому в первой категории оказался во-первых ваш покорный слуга, и во-вторых — старший инспектор Виттенгер. Он стоял через пять человек впереди меня и пока меня не заметил.

Ко второй категории относились пассажиры одетые теплее, чем того требовала погода. После недолгого отдыха на каком-нибудь из оркусовских курортов, такие пассажиры желают встретить суровую фаонскую зиму во всеоружие. Рассматривая пассажиров и распределяя их по категориям, я все ждал, когда же Виттенгер, наконец, обернется. Стоявшая позади инспектора дама в дорогой шубе и собачкой на руках что-то у Виттенгера спросила, он обернулся, увидел меня, позеленел, даму — проигнорировал и неожиданно махнул полицейскому сержанту — тот топтался возле регистрационного окошка и следил за порядком в очереди.

Сержант откликнулся на зов, но подходил он не спеша, вразвалочку и поглядывая по сторонам. Шел он пока не уперся носом (а это была у него самая выдающаяся часть) в железный полицейский жетон, который Виттенгер держал на вытянутой руке и на соответствующей высоте. Жетон у Виттенгера старый, там крупными блестящими буквами написано «ОТДЕЛ УБИЙСТВ» и больше ничего. На новом жетоне было бы написано мелкими буквами «Начальник Департамента Расследований…» ну и так далее — не всякий сержант станет читать до конца, поэтому Виттенгер новый жетон не заказал. Тем более, что свое звание и должность он в состоянии произнести вслух и членораздельно.

Сержант оценил жетон и встал по стойке смирно. Виттенгер указал ему на меня:

— Сержант, немедленно арестуйте вот этого человека.

Я сам подошел к ним — арестовать он меня не арестует, а пять человек в очереди я обгоню. Но на всякий случай стал набирать номер Шефа.

— За что, инспектор? — плаксивым голосом поинтересовался я.

— За… — он запнулся. — За жестокое обращение с животными!

Тем временем Шеф ответил на звонок.

— Тебе чего?

— Шеф, я в Центральном, тут рядом стоит один полковник из конкурирующей организации и полицейский сержант, который уже достал наручники. Спасайте!

На Шефа иногда находит бзик — он вдруг начинает воображать, что я сам придумываю себе трудности.

— Снова забыл задекларировать бластер? Выкручивайся сам.

— Нет Шеф, тут все намного серьезнее. Помните хозяйку ручного вапролока? Она выполнила-таки угрозу подать на нас в суд за то, что Ларсон скрутил вапролоку хвост и лапы. А ведь говорил ему, не трогай хвост…

— Короче…

— Короче, дело попало к Виттенгеру, поскольку преступление Ларсона отнесено к разряду тяжких. Виттенгер собирается меня арестовать, и тогда плакали наши полмиллиона.

— Дай мне его, — прорычал Шеф.

— Нате, — я подал комлог инспектору. — Огребайте.

Разговор длился две минуты. Виттенгер сначала два раза сказал «вранье», но потом отвечал только «да» и «нет», но чаще — «да». В конце сказал: «хорошо, пусть половина» и вернул мне комлог.

— Свободен, — прикрикнул он на сержанта. Тот послушно отчалил.

— Ну как, договорились? — спросил я у инспектора.

Лицо у него было пунцовым, но по сравнению с зеленым — это хороший знак.

— Договорились, черт бы вас побрал. Только не путайся под ногами.

— Тогда помогите даме, она хочет что-то у вас спросить.

На даму в богатой шубе и с мопсом на руках вся сцена произвела неизгладимое впечатление.

— О, я только хотела спросить, как вы думаете, пропустят ли меня с Пегасиком без справки от ветеринара, — заливаясь краской пролепетала она.

Виттенгера вот-вот должно было разорвать от злости. Жертв я не хотел, потому ответил за него:

— Вы же слышали, господин инспектор — известный борец за права животных. Пусть только попробуют не пропустить!

— О, на вас вся надежда, — вымолвила она проникновенно. Пегасик благодарно тявкнул.

Очередь двигалась медленно, Виттенгер стоял отвернувшись, не произнося ни звука. Дама в шубе возлагала надежду на него, а он — на Терминал Фаона — власти у него там столько же, сколько и на Фаоне, а с Шефом с Терминала так быстро не свяжешься.

«У нас пополнение», — хотел шепнуть я инспектору, завидев в конце очереди молодого брюнета с «гарвардской» физиономией и в дорогом пальто. Но передумал.

Вейлинг меня заметил. Он скроил недовольную, презрительную физиономию и отвел взгляд. По его мнению, я не был достоин и кивка.

Подошла наша очередь. Инспектор миновал стойку регистратора первым. Я, как человек вежливый, пропустил вперед даму с собачкой.

— Мы с инспектором, — заявила дама служащему космопорта.

— Везем важного свидетеля, — поддакнул я.

Пегасик подтвердил мои слова тихим, но уверенным рыком.

Виттенгер что-то буркнул, но рукой сделал такой жест — мол, пусть проходят.

На движущейся дорожке пассажирского перрона мы вновь оказались вчетвером, считая Пегасика. Пес жалобно завыл, когда крытый перрон стал медленно разворачиваться, целя одним из своих выходов в бок стометрового челнока, готового за два часа доставить нас к Пересадочной Станции. Там нас уже ждет дальний космический лайнер. Три дня в одноместных каютах — и мы на Терминале Фаона. Оттуда, по Трансгалактическому Каналу, Пегасика и его хозяйку транспортируют к Терминалу Земли, а меня, Виттенгера и, черт его дери, Вейлинга — к Терминалу Ауры.

— Праздничный Стол закрыт. Будем садиться в Ламонтанье, — сказал пилот корабля, что нес нас от Терминала Ауры к планете Аура.

— Где это? — спросил меня Виттенгер.

— В Акрии.

В ауранской географии я уже более-менее ориентировался.

Три дня длился перелет, и три дня я не выпускал из рук справочник «Обитаемые планеты» за прошлый год. Слава богу, справочник составляли не для туристов, поэтому кое-чему в нем можно было верить. Про Ауру там было сказано, что поверхность этой землеподобной планеты на девять десятых покрыта водой, а на одну десятую — ни за что не поверите — сушей! То есть суши на Ауре совсем немного, и это делает ее похожей на Фаон. Все три континента названы в честь бразильских штатов: Акрия, Амазония, Рондония. Наверное, хотели пойти навстречу моролингам, но те вряд ли оценили. Континенты расположены в экваториальной области, поэтому климат на континентальной Ауре довольно мягкий — субтропики и тропики, но это не относится к горным районам, на которые приходится примерно одна треть суши. В горах климат суровый — чем выше тем суровей, и, начиная с четырех километров над уровнем моря, Аура неотличима от Фаона. Отдельные пики достигают двадцатикилометровой высоты, максимальная же высота вершин — двадцать пять километров.

Вторая волна переселенцев облюбовала две горные области — по одной в Амазонии и в Акрии. Соответственно, и посадочных площадок, пригодных для приема тяжелых межпланетных кораблей, было две: Праздничный Стол в Амазонии, и Ламотанья в Акрии. Большая часть переселенцев жила в Амазонии, правительство Ауры находилось там же, поэтому, услышав, что мы садимся в Ламонтанье, Виттенгер рассвирепел: