— Успокойтесь, инспектор, Бенедикт до сих пор в Ламонтанье.

— С чего ты взял?

— Интуиция.

Инспектор чертыхнулся и отключил интерком.

Я снова залез в базу данных. Локус Центра Радиокомических Наблюдений не редактировали три года. Обнаружил описание каких-то астрофизических наблюдений. Только правительственное финансирование. О проблеме аттракторов ровным счетом ничего. И никаких имен.

Загасив экран, я растянулся на койке. Пора было собрать все мысли воедино. Если честно, их оказалось не так много. Инспектор был прав, Бенедикт вполне мог податься на «Вершину Грез», поскольку она ближе к Центру Радиокосмических Наблюдений. Пять лет назад ЦРН возглавлял доктор Рунд. Вероятно, он до сих пор там, и ради встречи с ним Бенедикт прилетел на Ауру.

А Брубер и Цанс? Оказались ли они в Ламонтанье лишь поскольку сезон ураганов заставил корабль сесть здесь, а не на Праздничном Столе?

И еще Вейлинг… За кем его послал Краузли?

Надпись в туалете, мол, мы не того ищем. Бред.

Мне надоело разглядывать трещину в полке над койкой, и я закрыл глаза. Сразу представился Шеф; скребя проволочкой затылок, он самостоятельно решал проблему аттракторов. Бенедикт не улетел с Фаона, а прятался в распознавателе в кабинете Яны, потом на него напал медведь Бьярки, превратившийся в вождя моролингов, Амирес снова надышался «Буйного Лунатика» и спалил дом вместе с расквантованными файлами Корно. Последний, восстав из гроба и называя себя почему-то Робертом Грином, гонялся за Шекспиром, который никогда не умирал, ибо бессмертен.

Когда я открыл глаза, часы показывали пять минут девятого. Ужин, должно быть, в самом разгаре. Кое-как приведя себя в порядок, я выбрался из своей кельи. Правда, мне повезло с этажом — и ресторан и смотровая галерея находились рядом.

Ауранское солнце едва перевалило через зенит. Аура вращается вокруг своей оси в три раза медленнее Фаона, и в два с половиной раза медленнее Земли. Дабы не издеваться над организмом, обитатели планеты, исключая моролингов, живут по земному расписанию — час в час. Как убивают время моролинги, ауранская наука пока не установила.

В ресторане сидело десятка два посетителей. Вейлинга я заметил первым, он сидел один. Проходя мимо, я пожелал ему приятного аппетита. Он ответил тем же, поскольку понимал, что как ни ответь, аппетита мне не испортить.

Цанс и Брубер ужинали вдвоем за четырехместным столиком. Я подошел.

— Профессор, рад что вы благополучно добрались. Приятного аппетита. И вам, господин Брубер. Мы с вами виделись на смотровой галерее.

Брубер вопросительно посмотрел на Цанса.

— Это господин Ильинский, он, как и мы, с Фаона, — представил меня Цанс.

Вдалеке от родины, бльшего о себе сообщать нет необходимости, достаточно быть земляком. Бруберу ничего не оставалось, как предложить мне составить им компанию. Я махнул биороботу-официанту.

На всех планетах давно отказались от мысли делать биороботов по образу и подобию человека — очень уж пугающе похожими они получались. Биоробот-официант являлся воплощением простоты: трехколесный куб со стороной в полметра, на верхней грани — экран, с которого веселая мультяшная физиономия предлагала одно аппетитное блюдо за другим. Заметив, что сотрапезники едят одно и то же, я приказал роботу повторить. Официант ответил «сей момент» и, что-то насвистывая, покатил в сторону кухни.

— Вы не расслышали, что он там насвистывает? — спросил я у Цанса.

— Нет, — ответил он.

Таким тоном он вполне мог сказать, что находит мой вопрос идиотским.

Я попробовал найти общий язык с Брубером.

— Я читал ваш роман, любопытный…

— Бог с ним, с романом. Вы пьете?

Не дожидаясь ответа, Брубер наполнил мне бокал.

— Тогда, за встречу, — предложил я.

В знак солидарности, Цанс оторвал стакан с газировкой на полтора миллиметра от стола. Прозрачная этиловая настойка оказалась обычной водкой. Когда мы выпили, Цанс сказал:

— Будем надеяться, что моролинги ваш роман не читали.

— За это тоже можно выпить, — вставил я. — В смысле, за то, чтобы не дай бог, не прочитали.

Писатель с нажимом возразил:

— После того как мы нарушили договор, они больше не верят в написанное на бумаге и, полагаю, не читают.

Я удивился:

— А разве они умеют?

— Да нет, конечно не умеют. Я полагаю, профессор меня понял. Художник имеет право на вымысел. Важны поступки, а не значки на бумаге. Сейчас они не хотят с нами разговаривать. Они хотят, чтобы их оставили в покое. А что о них пишут, я уверен, им все равно.

Краем глаза, я увидел, как Катя, обходя столики, спрашивает посетителей, всем ли они довольны, есть ли у кого какие пожелания, а если нет, то вот вам пожалуйста программка с перечнем доступных туристических развлечений. Плата умеренная — не то что у конкурентов.

Подошла она и к нам.

На дежурные вопросы она получила дежурные ответы. Я пожаловался на тесноту, она сказала, что это зависит не от нее и посоветовала взять пример с «моих друзей» — Цанса и Брубера. На пятом этаже есть свободные двухкомнатные номера с ванной в полный рост и окном во всю стену. На стол передо мной был выложен цветной буклет с перечнем туристических услуг. «Друзья» получили свои буклеты еще позавчера.

В буклете предлагались пешие прогулки вниз по склону, облет окрестностей на флаере в сопровождении опытного экскурсовода, воздушная прогулка до океана с приводнением, если не будет шторма, и кратким купанием, если не нагрянут вооруженные моролинги на своих пирогах.

Охоту на моролигов туристическая фирма «Ламонтанья» не предлагала.

— А где же сафари? — спросил я разочарованно.

— На кого, простите? — осведомился Цанса.

— На моролингов, очевидно, — со злобным смешком ответил Брубер.

Когда он говорил, его крючковатый нос шевелился вниз вверх, почти касаясь верхней губы. Мешки под глазами за полдня слегка уменьшились.

Подъехал биоробот-официант. Мультяшный герой голодными глазами выглядывал из-за тарелок и голографической лапкой в белой перчатке пытался что-нибудь из тарелок стянуть. Отдавать еду ему очень не хотелось. Найдя глазами меня, мультяшка нехотя сказал: «Уж так и быть, берите», и лапа в перчатке стала составлять тарелки на стол. В какое мгновение она превратилась из голографической в настоящую, я не заметил.

— Местный юмор, — прокомментировал я.

— Лучше, чем никакой, — кивнул Брубер и снова налил. — За последнего конкистадора!

— Оставшегося в живых, — мрачно добавил Цанс.

— За свободу моролингам! — провозгласил я, в душ немного холодея.

Чопорному Цансу становилось с нами скучно. Он с явным неодобрением смотрел, как Брубер в очередной раз наполняет бокалы. Наши тосты он находил легкомысленными. Сам я предпочел бы остаться наедине с профессором. Его осведомленность по части аттракторов могла оказаться полезной в моем деле, но затрагивать эту тему при посторонних я не решался.

— Я буду в нижней гостиной, — сказал он Бруберу и оставил нас вдвоем.

— Вы давно на Ауре? — подобным вопросом обычно начинают беседу, но, обдумывая уход Цанса, я напрочь забыл, о чем разговаривают с писателями.

— Неделю. А вы только сегодня прилетели?

— Да, утром.

— Путешествуете?

— Скорее работаю. Собираю материал для… — и я выложил очередную байку про «Сектор Фаониссимо», надеясь, что у Цанса хватит ума не болтать о моей настоящей профессии. Я был признателен ему за то, что он не стал при Брубере спрашивать, за каким чертом я его преследую и на Ауре.

Прежде чем говорить, что я читал «Моролингов», мне следовало бы дочитать роман до конца, поскольку Брубер именно так понял мои слова. Поговорив кое-как о романе, мы перешли на общественные темы. Я спросил:

— По-вашему мнению, людям следует покинуть Ауру?

— Безусловно. В галактике достаточно планет, Аура по праву досталась моролингам. Не знаю, почему все летят сюда, как мухи на мед.