Оратор из Виттенгера так себе.

Они с Рундом пожали друг другу руки. От лобызаний, слава богу, воздержались.

— Полностью согласен с господином полковником, — расцвел широкой, жабьей улыбкой Рунд. — Бенедикт Эппель немедленно перейдет в ваше распоряжение, вы только прикажите ему ответить на пару вопросов…

Галантность Виттенгера имеет вполне обозримые границы. Произнесенная им вежливая фраза исчерпала запас галантности на три четверти. И пускай по слухам все доклады за Виттенгера пишет его секретарша, будущее время от настоящего он в состоянии отличить, не говоря уже о плохо замаскированном условном наклонении.

— Спрашивайте, если вам так нужно, — сухо сказал он. — Мы тоже послушаем.

Рунд обратился к Бенедикту:

— Господин Эппель, вчера, в два часа дня с минутами, на крышу энергостанции, где вы скрывались, приземлился флаер. В ваших интересах ответить нам, кто вас навещал.

Бенедикт отвернулся и с отвлеченным любопытством стал разглядывать окна. В выпуклом стекле с изрядным увеличением повторялась обстановка гостиной. Я нашел себя, затем, присмотревшись, я заметил одну из ауранских лун — красную, самую крупную. Освещенным боком она указывала в ту сторону, откуда через десять часов взойдет ауранское солнце.

— Эппель, пожалуй, вы недостаточно хорошо меня поняли. Я сказал, что в ваших интересах ответить, кто был тем человеком. Или их было несколько?

Не знаю, как Бенедикт, но Виттенгер понял смысл фразы только со второго раза. На щеках инспектора красными пятнами появился сигнал low charge , то есть терпение у него иссякло.

— Господин Рунд, я не в силах выполнить вашу давешнюю просьбу. Я не в силах приказать Бенедикту отвечать на ваши вопросы, ибо не понимаю о чем они. Что за энергостанция? Что за флаер там, как вы говорите, приземлился, и зачем вам понадобился его хозяин?

— Я пытался вам объяснить еще в ресторане, но вы меня перебили, — справедливо заметил Рунд. — Вчера, перед закатом, охраной Центра наблюдений был обнаружен неизвестный флаер. Флаер сел на крышу энергостанции, которая принадлежит Центру, находится на его территории и является закрытым объектом — закрытым для любого, у кого нет соответствующего допуска. К сожалению, мы вышли слишком поздно и не успели перехватить флаер. Зато задержали господина Эппеля, хотя далось это нам нелегко. Эппель ранил одного из охранников, и мы были вынуждены применить силу.

— Что с охранником? — поинтересовался Виттенгер.

— Обошлось. Поверхностное ранение. Так, на чем я остановился… Да, Эппеля мы взяли, собственно, вот он — сидит перед вами… Судя по его виду, он пробыл на энергостанции несколько дней. С какой целью он туда забрался, и кто его навещал, он не говорит. Но вы, собственно, сами все слышали…

— На энергостанцию он забрался, чтобы не попасть ко мне в руки, — уверенно изрек Виттенгер. — Не думаю, что он покушался на ваши радиокосмические наблюдения. Что же касается флаера… Никак не возьму в толк, почему того неизвестного пилота вы разыскиваете здесь, на турбазе. Да еще с таким шумом.

Сравнив сорокасемилетнего Рунда с жабой, я поспешил. Натянутая, искусственная улыбка мало кого красит, а Рунд принадлежал к той породе людей, которых не красит никакая улыбка. Туда же, кстати, надо отнести и Виттенгера. Сейчас Рунд был серьезен, обожженная ультрафиолетом кожа натянулась. Некрасивое, но умное лицо. Внимательный взгляд скользил по присутствующим.

— Тому есть причины, — заговорил он не обращаясь к кому-то персонально. — Радар показал, что от энергостанции флаер полетел к турбазе. Потом он исчез с экрана радара. Если бы флаер направился дальше, то он набрал бы высоту — летать ночью на малой высоте здесь равнозначно самоубийству — и радар вел бы его еще не одну сотню километров. Следовательно, флаер сел на турбазе или рядом с ней. Эй, — он обратился он к одному из своих головорезов, — узнай, как дела наверху.

Охранник, сидевший в кресле у дверей, встал, вышел в коридор, на ходу нажимая кнопки на комлоге. Через пятнадцать секунд он вернулся и доложил:

— На базе чужих флаеров нет. Все маршруты в диспетчерском компьютере — мимо нашей территории.

— Спасибо… Тем не менее, я уверен, что нужный мне человек находится на турбазе. Вероятно, мне понадобится список клиентов. — Он говорил об этом, как о чем-то обыденном, словно он командовал не только ЦРН, но и любым другим объектом в Ламонтаньи. — Полковник, раз вы обладаете официальными полномочиями, попросите уважаемую Катю предоставить нам список клиентов.

Все-таки он решил действовать через Виттенгера.

Полковник сжал кулаки и выпрямил спину. Просьба Рунда прозвучала как приказ, то есть как откровенная провокация. И полковник был готов на нее поддаться, он даже желал этого — так у него чесались руки.

Дабы избежать кровопролития, я сознался:

— Там был я.

До этого момента Рунд не обращал на меня никакого внимания. Подумаешь, какой-то мелкий полицейский чин сопровождает своего босса.

— Это ваш человек? — спросил он Виттенгера удивленно. — Вы не имели права…

— Нет, я сам по себе, — перебивая, ответил я и назвал свое имя. Одному богу известно, что ответил бы Виттенгер.

— А где твой флаер? — неожиданно подал голос охранник у дверей.

Разумеется, я его проигнорировал, но Рунд повторил вопрос.

— Где б он ни был, он конфискован, — Виттенгер поставил точку по-полицейски афористично. Он будто бы знал, что флаер фактически краденый.

— Вы летали на энергостанцию к Эппелю? — спросил Рунд.

Я подошел к директору вплотную и показал посмертный снимок Чарльза Корно.

— Нет, вот к нему.

Всем известно, что, показывая снимок, надо держать его так, чтобы видеть глаза того, кому показываешь. Это правило я нарушил, потому что Виттенгер буквально вывернул шею, желая подсмотреть, кто там на снимке.

— Кто это? — подняв глаза, с безразличием спросил Рунд.

— Удобнее с глазу на глаз.

Словно потеряв меня из виду, Рунд обратился к остальным:

— Предлагаю на время прерваться. Я оторвал вас от завтрака, вероятно вы хотели бы его, так сказать, завершить… Эппеля мы поселим в каком-нибудь из номеров, пусть Катя сама предложит, в каком номере его удобнее разместить. Мои люди будут его охранять.

— Номер должен быть соседним с моим, — потребовал Виттенгер.

— Я все устрою, — испуганно пообещала Катя.

Бенедикт не принимал ни какого участия в обсуждении его собственной судьбы. Похоже, ему было все равно. Или он планировал очередной побег.

Виттенгер устроил мне выговор:

— Вот как значит! Без меня решил обойтись! Я тебя на «Вершину Грез» взял?

— Взял, — признал я виновато.

— А ты? Почему полетел один?

— Инспектор, вы бы сказали, что это незаконное вторжение на охраняемую территорию. Вы бы и сами не полетели и мне не дали. А чем кончаются ваши официальные запросы, нам обоим известно…

— Чтоб больше никакой самодеятельности! — заревел он.

Я пообещал, хотя в душе понимал, что сдержать обещание мне не удастся.

Кате удалось уговорить одного из соседей Виттенгера перебраться в другой номер. Охранники турбазы установили камеры слежения, выведя изображение на экран в номере Виттенгера и на его же комлог. Следить, чтобы все было как надо Виттенгер поручил мне, поскольку сам он мало смыслил в подобной аппаратуре.

— И никаких с глазу на глаз, — предупредил он меня.

Рунд то куда-то исчезал, то буквально лез мне под руки, но ревнивый Виттенгер зорко следил за тем, чтобы мы не оказались наедине.

Пока шли все эти приготовления, Бенедикт оставался в нижней гостиной под присмотром двух охранников — местного и из Центра. Шишка крутилась возле него, смазывая раны и налепляя пластыри. Охранники сначала ее отгоняли, но в конце концов сдались. Если Шишке что-то надо, она этого добьется. Потом к Шишке присоединился Цанс. Профессор успокаивал любимого ученика и ругал охранников за бесчеловечность. Однако он не обладал ни Шишкиным обаянием, ни изворотливостью, поэтому был вытолкнут из гостиной без лишних церемоний.