Мы пришвартовались к деревянному пирсу, привязав лодку к одной из свай. Каменный пролет вел вверх, в главный зал пещеры, где было устроено святилище. Оказалось, мы — единственные посетители, а о святом месте заботятся всего четыре монаха. Трое из них носили черные одежды, а четвертый — алые, и именно он подбежал к нам, маленький человечек с высоким скрипучим голосом.

— Да пребудет с вами Будда, — сказал он, низко поклонившись. — Я — настоятель Храма Коробейника, а мои три брата-монаха принадлежат к другому ордену, монастырь которого расположен поблизости. В проходе, ведущем налево, вы найдете священную фреску с изображением божества Пещеры Колоколов. Она очень древняя. Ни я, ни мой предшественники не смогли по-настоящему понять её смысл. Картина, несомненно, божественного происхождения, и я живу надеждой, что однажды явится посетитель, способный её растолковать. Пусть же вы будете теми, кого я так жду, — монах снова поклонился. — Простите ли вы меня за то, что я не смогу сопровождать вас? Мы с братьями медленно сходим с ума, стараясь подвести баланс в книгах учета пожертвований.

Маленький настоятель засеменил к братьям, а мы пошли по указанному пути. В конце коридора мерцали факелы, обрамляющие нечто, расположенное на стене. Скряга Шэнь подошел поближе.

— Вот картина, о которой я говорил, — сказал он, пока я и Ли Као с изумлением смотрели на призраков.

Сомнений не осталось.

На картине спиной к нам был изображен старый коробейник, смотрящий на девушку, которую мы видели в Замке Лабиринта. Слева от неё находилась еще одна, чей призрак явился нам на острове, а справа стояла неизвестная нам женщина, которая по виду вполне могла быть их сестрой.

Ли Као вынул один из факелов из держателя и принялся внимательно исследовать картину. Одежда коробейника была покрыта цветными жемчужинами и цветками лотоса, он опирался на костыль, зажатый под левой подмышкой, протягивая руки в сторону девушек. В левой зажаты три белых пера, в правой — миниатюрная флейта, хрустальный шар, точно такие, как в поясе Ли Као, и маленький бронзовый колокольчик. Картина действительно была древней, но что она значила?

— Символы на одеждах хромого коробейника обычно означают Небо, в этом случае перед нами Ли Тёгуай, Четвертый Бессмертный, — задумался мастер Ли. — Но тогда две вещи здесь неправильны, а одна вообще исключает подобное толкование. У него на спине должен быть кувшин из тыквы-горлянки, а опираться он должен не на деревяшку. В конце концов, ему же не зря дали прозвище Ли Железный Костыль.

Мы снова принялись рассматривать картину, чуть ли не водя носом по изображению.

— С другой стороны, символы на одежде могут означать и просто сверхъестественные силы, в том числе и злые, — пробормотал мудрец. — Две девушки, изображенные здесь, убиты, это мы знаем точно, и предчувствие говорит мне, что третья не умерла, мирно лежа в постели. Вдобавок ко всему на картине не хватает некоего предмета, который просто обязан здесь находиться, и это сводит меня с ума.

Я с недоумением посмотрел на него.

— Женьшеня, — объяснил Ли Као. — Бык, по какой-то таинственной причине наши поиски Великого Корня и призраки девушек связаны воедино, так же как детские игры, деревня Ку-Фу, Подушка Дракона, князь Цинь — все князья этой династии, если подумать, — и Будда знает, что еще.

Он выпрямился, пожал плечами и вздохнул:

— Если мы когда-нибудь разберемся во всем этом, выйдет занимательная история. Пойдем, посмотрим, может, монахи расскажут нам что-нибудь полезное.

Три священнослужителя в черном исчезли, однако алый остался и оказался более чем любезен.

— Нет, мы не понимаем значения безделушек и перьев, — сказал он. — Особенно вводят в недоумение перья, так как в глубине пещеры есть еще одна картина, где они изображены. Она очень старая, большая часть изображения стерлась, но можно четко разглядеть перья и символ созвездия Ориона. Правда, у меня опять нет никаких предположений, что же это может значить.

Глаза Ли Као засверкали, он прошептал:

— Бык, в древние времена крыша, три луча света и число три составляли иероглиф Ориона. Он же использовался для обозначения слова «женьшень», а, когда на конце лучей изображали символ сердца, это значило Сердце Великого Корня Силы.

Я тоже ощутил нечто похожее на азарт, и мы с радостью последовали за маленьким монахом к входу в другой туннель. Он дал нам факелы.

— Вы найдете картину с другой стороны, а пока будете идти, узнаете, почему мы так убеждены в божественности Коробейника. К счастью, вы приплыли во время сезона дождей, вода в пещере уже начала подниматься. Скоро она достигнет колокольных камней, и только Небеса могут создавать такую музыку. Камни находятся глубоко под туннелем, но тут есть боковые проходы, так что вы все хорошо услышите.

Предыдущий визит Скряги Шэня выпал на другое время года, поэтому он был настроен довольно скептически. Пока мы шли по темному коридору, к шлепанью наших сандалий присоединился звук бьющейся о скалы воды далеко внизу и слева от нас. Потом она поднялась достаточно высоко, и мы поняли, что монах не солгал. Это действительно оказалось музыкой Небес.

Раздался звон каменного колокола. Еще не смолкло эхо, а ему уже вторил другой, мягко, нежно и как будто приглушенно, словно звук сочился сквозь мед. Зазвучал третий, выше, чище, совершеннее по гармонии, а потом зазвонило все вокруг: маленькие колокола, большие, громкие, мягкие, чистые, размытые. Мы шли, преисполненные очарования, а факелы отбрасывали огромные тени на стены пещеры.

Я не могу описать красоту песни камня. Потом вода достигла мягкой породы, начала захлестывать маленькие отверстия, и к звону присоединился звук тысяч маленьких арф, струн которых касался миллион гудящих пчел. От этой музыки души вырывались из наших тел, а впереди показался туннель, о котором говорил монах. Из него лилась музыка, и мы все как один повернули в него, побежали навстречу восхитительной песне. По щекам Скряги Шэня лились слезы. Он вырвался вперед, раскинув руки, словно хотел поймать, обнять музыку, но мы не отставали, и тени прыгали вокруг нас. Но тут под его ногой сдвинулся камень, и я услышал жесткий металлический щелчок.

Шэня отшвырнуло назад, он упал мне на руки, а я глупо уставился на древко стрелы, торчащее из его груди.

Мы упали на пол, но стрел больше не было. Я приложил ухо к груди Скряги Шэня. Его сердце еще билось, но уже слишком слабо.

— Картина — это ловушка, — прошептал мне на ухо мастер Ли. — Акустика туннелей позволяет монахам слышать то, о чем говорят в пещере. Когда они поняли, что мы узнали девушек и связали их с князем Цинь, монахи в черном пошли вперед и взвели самострел.

Он осторожно поднял факел, поводил им вокруг, и, в конце концов, мы увидели его — арбалет, закрепленный в держателе на стене и направленный в центр прохода.

— Почему только один? — пробормотал мастер Ли. Он аккуратно ощупал камень, на который наступил Скряга Шэня, под ним оказался металлический рычаг.

— Бык, видишь ту белую плиту? — показал мастер Ли. — Она слегка приподнята. По всей видимости, мы должны были на неё ступить, когда побежали бы, испугавшись за свою жизнь.

Я взял на руки Скрягу Шэня, и мы осторожно обошли ловушку, возвратившись в главный туннель. Ли Као набрал камней и с третьего раза попал по белому камню. Пять чжаней потолка с чудовищным грохотом рухнули на пол, из коридора вырвалось облако пыли вперемешку с обломками. Любого, кто находился бы там сейчас, ждала участь муравья, попавшегося под ноги слону.

— Стенам доверять нельзя, — прошептал мне на ухо Ли Као. — Если пойдем назад, они, скорее всего, встретят нас. Надо идти дальше, поверим в удачу.

Он пошел вперед с факелом в одной руке и ножом — в другой. Туннель поднимался вверх, чарующая песня колоколов звучала все глуше. Кроме неё единственным звуком вокруг было шлепанье наших сандалий и шипение факела. Неожиданно Скряга Шэнь застонал. Он открыл глаза, посмотрел вокруг лихорадочным удивленным взглядом и, похоже, не понял, где находится. Мы остановились, посадили его на пол, прислонив к каменной стене, губы умирающего задвигались.