— Тебе урок на будущее, гороскопщица — негромкий, но твёрдый голос прозвучал, как только эта «каменная скала» пошевелилась, опустив тёплую ладонь на мою шею. Подушечки пальцев Матвея мягко надавили на артерию, замерев на быстро бьющейся жилке. Чуть погодя, большой палец погладил подбородок и контур нижней губы. Чувствую себя загнанным в угол кроликом. Тяжёлая аура полковника медленно окутывает, связывая по рукам и ногам, лишает возможности сопротивляться. Он, словно удав, навис надо мной, гипнотизируя острым, пронзительным взглядом, таким, который способный душу намотать на кулак, сжечь дотла.

— Не стоит игнорировать мою помощь, Анастасия. Не рекомендую, девочка, — большой палец сильнее вжался в уголок губ, растянув эластичную кожу, скользнул по всей длине, затрагивая внутренний влажный край нижней губы. Затем вернулся обратно на шею. Наглость этого человека меня поражает. Что он скрывает за маской невозмутимости? К чему все эти слишком интимные касания пальцев? Чего он хочет от меня? Я даже в мыслях боюсь предположить, что родственник Дмитрия может оказаться извращенцем. Не могу в это поверить. Не хочу...

— Что все это значит? — пытаюсь выдержать потемневший прямой взгляд. — «Внимание! Вы окружены любовью? Предлагаю сдаться!?» Так что ли? Уберите от меня свои руки, сейчас же. Вы просто разите своей сверх-наглостью! — с презрением прошипела я, оттолкнув от себя его мощную грудь. Матвей даже не оступился. Как неваляшка, слегка качнулся, и вернулся в прежнее положение. Правда, руку убрал.

К щекам прилила злость. Сжав ладони в кулачки, я попыталась дышать глубже и не частить, но волны ненависти к этому человеку всё быстрее накатывали к моему горлу, заставляли противиться каждую клеточку в теле. Я его почти возненавидела. Почти.

— И как? Пульс проверили? Для возбужденной женщины он по-моему не слишком завышен? Или...

— А как для пугливой? — резко перебил меня. Растянул узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, обнажая белоснежные зубы. — Хочешь сказать, что можешь устоять даже перед самым сильным соблазном? — Матвей снова приблизился вплотную. Чертов тиран! Я всё равно не выдам свой страх, как бы не старался этот засранец давить на меня своими извращёнными методами.

— Может всё-таки прибегните к полиграфу? Уверена, детектор лжи я уж точно не смогу обмануть. Не знаю уловок.

— Я делаю это лучше любого оборудования, девочка. Ты должна понять одно: чтобы не допустить фатальной ошибки, я просто обязан сделать то, что должен.

— Например, облапать меня всю? — проглотив болезненный ком, облизываю пересохшие губы и делаю шаг назад, но Матвей ловит моё запястье и притягивает рывком к себе, не отрывая взгляда от моих напуганных глаз. В этом широком пространстве вдруг стало невыносимо душно. — Вы же не собираетесь разложить на столе девушку своего племянника да ещё и в его доме, чтобы проверить мою пригодность изнутри? — меня уже реально начинает потряхивать. За что он так меня ненавидит? Возомнил себя Богом? Решил превратить мою жизнь в ад за пару встреч? Или..? Черт! Я даже не хочу об этом думать!

— Невесту, — уверенно огласил, рассматривая помолвочное кольцо. Казалось, хватка Матвея никогда не ослабеет, но он иронично хмыкнув, отпустил мою руку и отошёл к столу, где лежала папка с инфой обо мне и Светлане.

Матвей нахмурил брови и деловито бросил взгляд на наручные часы.

— Пойдёшь к Максу, фоторобот составишь, — холодно настоял. — Я не желаю тебе зла, просто я тебя не знаю, пока что. И я бы очень не хотел, чтобы ты оказалась такой, как его прежняя «любовь», — тяжело вдохнул и с какой-то мелькнувшей щемящей грустью глянул в окно, за которым доносились радостные крики детей. — Что ты ему сделала? — в очередной раз отсканировал меня всю прищуренным, пытливым взглядом. — Приворот? Заговор? Вуду? Что там ещё в арсенале у женщин имеется? Мужчина не может влюбиться и сойти с ума за одну ночь! Уму непостижимо!

— Желаю Вам того же! — отрезала как можно острее. — Чтобы однажды Вам захотелось сдохнуть от стыда за свои сказанные слова.

— Ха-ха-а... Глупость какая. Любовь это мифы! Есть страсть. Притяжение. Влечение в конце концов, но нет такой любви, ради которой можно совершать безумства. Мать его! Дмитрий явно не в себе! Идиот хренов.

— Вы судите обо мне по моей подруге?

— Узнаю, что крутишь шашни на стороне, уничтожу собственными руками. Илью береги! Ты с Ниной за него в ответе сейчас. Макс несёт ответственность за ваши головы! Никакой «самодеятельности» я не потерплю.

— Вы забыли об Алексе!

— Ошибаешься! — рявкнул и в считанные секунды покинул кабинет, громко захлопнув за собой дверь.

Дмитрий.

Я снова вернулся в этот ад. Надеялся, что забуду сюда дорогу. Суток не прошло, как я увёз Александра из этой богом забытой дыры. Но всё возвращается на круги своя уж очень противоестественным образом. Кому-то выгодна эта безумная рокировка, которая зацепила судьбу мальчишки. Будущее, что я вчера распланировал на целую жизнь вперёд, затянуло непроглядным туманом. Сука! Ненавижу враньё! Я всегда был честен со своими женщинами, даже если моя точка зрения их не устраивала. Отвечал с присущей мне правотой. Признаться Асе о произошедшем с Раисой Ивановной, мне духу не хватило. Впихивать в её душу очередную порцию дерьма — язык не повернулся.

Вчерашнее место встречи, видимо, изменить нельзя. Стучу в эту чёртову дверь, читая надпись на новой табличке: «Руководитель Детского дома Сорокина Снежана Викторовна». Как же быстро-то власть меняется в государственных учреждениях. Прямо по щелчку пальцев, мать вашу!

— Зайдите! — донёсся женский хрипловатый голос.

Вхожу. Вчерашняя тёплая атмосфера исчезла из этого кабинета напрочь. Здесь ничего не поменялось, кроме присутствия холодной и расчётливой чьей-то «подстилки». Молодая, стервозная дама встретила меня пристальным, оценивающим взглядом, пытаясь удерживать бесстрастную маску на лице, явно обработанном ботоксом. Самый лёгкий способ избавиться от ненужных эмоций и тонких морщинок. Лицо абсолютно гладкое. Типичная «Frozen» леди. За обычную зарплату директора детдома не становятся фарфоровыми куклами, одетыми от кутюр.

— Найденов Александр Савельевич, — называю причину, по которой я здесь нахожусь.

— Галантные мужчины, обычно, сначала здороваются, а потом переходят к делу. Не так ли, Дмитрий Александрович? — закинув ногу на ногу, слегка откинулась в кресле, продолжая неотрывно наблюдать за мной снизу вверх.

— Вижу, Вы прекрасно осведомлены о деле мальчика и обо мне, Снежана Викторовна. Может сразу перейдём к важным вопросам? Зачем нам все эти формальности? Какая сумма Вас устроит, чтобы я больше сюда не возвращался и не ломал хрупкую детскую психику, благодаря этой гребаной системе, под которую Вы пляшете с огромным удовольствием.

— Присаживайтесь. В ногах правды нет, — с трудом изобразила натянутую улыбку, указывая рукой на стул напротив неё. — Вы довольно проницательный мужчина, Дмитрий Александрович. Но видите ли в чём дело.., — достала тонкую, картонную папку из ящика стола и развернула её передо мной. Я присел, внимательно осмотрев бумаги.

— За мальчика готовы заплатить семьдесят тысяч долларов. Это слишком дешёвая цена для зарубежных покупателей. Мы подняли ставку до ста тысяч. Вы готовы потратить такую сумму за чужого ребёнка? Вдруг он окажется каким-нибудь моральным уродом, скажем, как его родители? Нормальные не выбросят на улицу, будто щенка, своё дитя. Найдёныш без рода и племени, так сказать. Неведомо чьё отродье хотите усыновить.

— Это всё, что Вас волнует? — холодно спрашиваю, сохраняя невозмутимость. Сверлю её взглядом, пытаюсь подавить в ней заносчивую уверенность, но дрессированная стерва прекрасно справляется с моими психологическими уловками. Я должен покинуть это помещение, добившись положительного результата переговоров, и никак не иначе.