— Не бойся, — сказал голос за спиной Голди.

Голди чуть не разрыдалась от облегчения. Ольга Чаволга! Если кто и может ее спасти, то это Ольга…

— Это всего лишь Бру.

«Что?» — Голди резко обернулась и посмотрела на пожилую женщину. А затем повернулась обратно к чудовищу. — «Бру?»

— Ты не узнаешь меня? — спросил бриззлхаунд.

— Н-нет!

Бриззлхаунд сделал огромный, текучий шаг по направлению к девочке. Он был такой большой, что его глаза находились на одном уровне с ее глазами, и он двигался с ужасающей грацией. Он был почти весь черный, за исключением одного белого уха.

— А теперь? — пророкотал он.

— Н-не совсем.

Огромная собака выглядела такой расстроенной, что Голди почувствовала, что она должна сказать что-то.

— Д-думаю это потому, что ты не разговариваешь когда маленький…

Бру задумчиво кивнул.

— Такова природа бриззлхаундов. Иногда мы большие. Иногда мы маленькие. Когда мы маленькие, то говорим ушами, хвостом и шерстью на загривке. А когда мы большие…

Он замолчал. Голди благоговейно смотрела на него.

За ее спиной Ольга Чаволга сказала:

— Тоудспит? Почему ты не сказал ей, что это Бру? Что это за игра такая?

— Это была шутка, — пробормотал Тоудспит, который все еще был здесь. — Поскольку она новенькая…

— Когда ты только пришел, — холодно сказала Ольга Чаволга, — я что-то не припоминаю, чтобы кто-то шутил над тобой. Тск! В музее хватает опасностей и без твоих проделок. Уходи. Мне стыдно за тебя.

Тоудспит попытался что-то сказать, но женщина не позволила ему.

— Уходи, — строго повторила она.

Шаги мальчика эхом отдавались в тоннеле. А затем Ольга Чаволга встала рядом с Голди в неверном свете фонаря.

— Вот видишь, — сказала она. — Здесь нечего бояться.

— Я… я думала бриззлхаунды… — Голди хотела сказать «не существуют», но это бы было грубо по отношению к одному из них, что стоял перед ней. А потому вместо этого она сказала: — Я думала бриззлхаунды исчезли.

— Так и есть. Все эти величественные собаки исчезли. Кроме Бру. — сказала Ольга Чаволга. Она потянулась и погладила его по огромной голове. — А теперь веди нас, друг мой. Есть вещи, которые мы должны показать этому ребенку.

Тело бриззлхаунда занимало практически весь проход. Но он развернулся одним текучим движением, от которого у Голди захватило дух. Когда они продолжили свой путь по туннелю, Голди приблизилась к Ольге Чаволге.

— Он и правда ручной? — шепотом спросила она.

— Ручной? — удивилась Ольга Чаволга. — Ни один бриззлхаунд никогда не был приручен. Он дикий и дерзкий, со своим взглядом на мир. Но если ты будешь относиться к нему с уважением, он не причинит тебе вреда.

— Откуда он взялся?

— Я украла его из цирка.

— Но в Джуэле не было цирка уже сотни лет!

Ольга Чаволга улыбнулась ей одной из своих редких улыбок.

— Некоторые из нас старше, чем выглядят.

В голове у Голди все поплыло. Она вспомнила о словах Тоудспита.

— А Бру тоже вор?

— О да. Он ворует жизни. В цирке он убил человека, который мучил его. Они собирались пристрелить его, но пришла я и украла его у них.

Голди очень трудно было вести себя как обычно, зная, что перед ней идет вор жизней. Но через некоторое время ее сердце успокоилось, а ладони перестали быть липкими. Они тихо рассмеялась и пожалела, что Фэйвор не видит, как она идет позади настоящего, живого бриззлхаунда.

В тоннеле стало теплее, но воздух все еще оставался сухим. Они спускались так долго, что, кажется, должны были дойти до центра земли. А потом тоннель внезапно кончился и они пошли по полу пещеры. Ольга Чаволга выкрутила фитиль фонарика, делая пламя ярче.

Голди испуганно выдохнула. Вдоль стен пещеры стояли человеческие кости. Бедренные кости, сложенные от пола до потолка и кости рук, переложенные костями пальцев в замысловатом узоре. Здесь были ребра и хребты, тазовые кости и черепа, сложенные один на другой, словно буханки хлеба, с узорами из пальцев в промежутках между ними.

— Это, — сказал голос херро Дана из-за спины девочки, — Место Памяти.

— Ох! — Голди резко обернулась. — Я не знала, что вы здесь!

— Тск, он хвастается, — сказала Ольга Чаволга. — И что ты делаешь Дан? Пугаешь ребенка?

— Она не испугалась. Не так ли, девочка?

Голди посмотрела на улыбающееся лицо старика.

— Немного.

— Вот как… Ну, в любом случае, ничего плохого не случилось. Будь наготове, — сказал он.

— Мы здесь не чтобы говорить о готовности, — сурово сказала Ольга Чаволга. — Мы рассказываем ей о музее.

В этот момент все плохое настроение Голди вернулось.

— Но почему? — вырвалось у нее — Почему вы рассказываете мне? Зачем привели меня сюда? Тоудспит сказал, что я могу помочь, но я не знаю, что это значит!

Херро Дан вздохнул.

— Ты права, девочка. Настало время рассказать тебе, — он прочистил горло, словно собирался начать сказку. — Давным-давно, было время, когда полуостров Фарун назывался Фурууна.

Фуруунааааааа…

Словно эхо прокатилось по пещере, задерживаясь в углах, как будто кости ухали его и не хотели отпускать.

— В те дни, — продолжил херро Дан, — Место Памяти было священным. Когда кто-нибудь умирал, его тело отдавали слотербердам. А их тела относили сюда и складывали рядами, чтоб их никогда не забыли, даже когда уйдут те, кто их знал.

— Холм хранит их, — прогремел бриззлхаунд. — Холм хранит все.

— Музей был построен пятьсот лет назад, — сказал херро Дан, — чтобы спрятать Место Памяти от тех, кто его бы уничтожил. Тогда в нем было всего несколько комнат и в них ничего не было, кроме бронзовых инструментов и старых монет. Но шли годы, и горожане стали заполнять свободные места и изгонять животных. Тогда музей начал расти.

— Музей стал убежищем для всех диких вещей, — сказала Ольга Чаволга. — Тех вещей, которые город не захотел принять.

— Холм хранит их, — снова прогремел бриззлхаунд. — Холм хранит все.

Херро Дан положил руку на один из черепов. Он пожелтел от времени и его глазницы заросли паутиной.

— Но нельзя хранить все дикие вещи в одном месте. Их нельзя запереть. Вот почему комнаты меняются так, как они того захотят. А если музею или его смотрителям угрожает опасность, то они изменяются еще сильнее. Это их последняя крепость… И они не будут тихо стоять в стороне и смотреть, как ее разрушают.

Внезапно бриззлхаунд зарычал. Этот звук был настолько яростный, что сердце Голди сбилось с ритма.

— Сейчас музею угРРРРрррожает опасность! Я ЧУВСТВУЮ ее!

Херро Дан кивнул.

— Мы знаем, что что-то надвигается. Какая-то беда. Музей чувствует ее. Но мы не знаем, что это за беда и откуда она идет. А поэтому все непросто, — он посмотрел прямо на Голди. — Видишь ли, девочка, в этом месте скрыты великие чудеса, но здесь есть и ужасные вещи. Вещи, которые нельзя беспокоить.

— Например те, что в Старой Царапине? — прошептала Голди.

— Хуже, чем в ней, — сказал херро Дан. — Намного. И если музей станет слишком беспокойным, то эти опасности вырвутся в город.

По обеим сторонам от него кости словно дрожали в свете фонаря. Голди сглотнула, пытаясь не думать о маме и папе, которые заперты в Доме Покаяния, а к ним по улице ползут ужасные вещи.

— Вот почему мы стараемся успокаивать комнаты, — сказала Ольга Чаволга. — Шинью играет на арфе, Дан, Тоудспит и я поем. Мы защищаем музей — и мы защищаем город. Но несмотря на наши усилия, все становится только хуже. Музей знает, что грядет что-то нехорошее.

— Бомба? — спросила Голди.

— Мы думаем, это только часть, — сказала Ольга Чаволга. — Но есть еще большая опасность, которая все еще скрыта от нас. Шинью изо всех сил старается найти ее.

— А когда он ее найдет, — сказал херро Дан, — ну, мы будем сражаться. Вот где ты сможешь нам помочь, девочка.

— Сражаться? — пискнула Голди. — Я не знаю, как.