И у каждой комнаты было свое имя. Даунтлесс, Комната Забытых Детей, Линь, Старые шахты, Грубый Том — и это было только начало! Музей оказался намного больше, чем думала Голди. Ему, казалось, нет конца.

Теперь они стояли на холме под названием Кухня дьявола. Он был усеян огромными камнями и воздух здесь гудел от тысяч насекомых. В первый раз за все пребывание в музее Голди не увидела потолка. И вообще с трудом поверила, что находится внутри маленького каменного здания. Небо казалось бескрайним.

— А что насчет остального? — спросил Шинью. — Что с Гарри Маунтом?

Ольга Чаволга кивнула.

— Она почувствовала.

Огромная улыбка преобразила серьезное лицо Шинью. Он схватил руку Голди и яростно потряс.

— Отлично! Превосходно! — воскликнул он. Затем повернулся к Ольге. — Ты рассказала ей об остальном?

Голди навострила уши. Этим утром она видела много чудесных вещей, но они не смогли заставить ее забыть о маме и папе и отчаянном желании помочь им. И с завтрака ее нетерпение возрастало.

«Неужели сейчас?» — подумала она. — «Неужели сейчас мне скажут что я могу сделать?»

— Я жду Дана, — сказала Ольга. — Он должен встретить нас тут.

Она огляделась.

— А где Бру? Он бежал впереди.

— Я думаю, он пошел в туннели, — сказал Шинью.

— Тск. Он слишком спешит. Тоудспит, бери Голди и идите за ним. Я пойду следом, как только придет Дан.

Голди не двинулась с места.

— А что с мамой и папой?

Шинью помедлил.

— Боюсь, мне нечем тебя порадовать. Их приговорил вчера. Четыре года в Доме Покаяния.

Хотя Голди и ожидала нечто подобное, но мир вокруг стал холоднее, и она прислонилась к камню, чтобы не упасть.

— Я думал, что смогу передать им сообщение, — продолжил Шинью. — Я уже делал так прежде. Но все мои контакты лгут. Этот взрыв перепугал всех.

Голди его почти не слышала.

— Я должна сделать что-нибудь, — прошептала она. — Возможно, мне стоит вернуться.

— Не глупи, дитя, — сказала Ольга Чаволга. — Никому не будет пользы, если и тебя поймают. Надо быть терпеливой.

Она повернулась к Шинью.

— Ты узнал что-нибудь о тех, кто заложил бомбу?

— Они словно исчезли. Нет никаких улик. Но я попробую завтра…

— Ну? — шепнул Тоудспит на ухо Голди. — Ты идешь?

Он толкнул ее в кусты, которые скрывали узкий разлом в одном из камней. Мальчик пригнулся и протиснулся в него. Голди услышала шорох трутницы, и в темноте загорелся огонек. Она пригнулась и пролезла в проход.

Она стояла в небольшой пещере с гладким каменным полом. Из нее влево уводил туннель, по которому уже шел Тоудспит. В его руке раскачивался фонарик. Тени за ним уже почти сомкнулись.

Голди подумала о маме и папе. Возможно, в подземельях Дома Покаяния еще темнее…

Она закусила губу и поспешила за Тоудспитом.

Тоннель шел сначала ровно, затем свернул и пошел под уклон. Воздух пах сухостью и старостью. В свете фонаря стены мерцали, как змеиные глаза.

— Где мы? — прошептала Голди.

Тоудспит ответил не сразу. Но ответил он на другой вопрос.

— Это потому что ты вор, — сказал он через плечо. Его голос был несколько дружелюбнее, чем обычно. Возможно, на него тоже влияла темнота.

А затем пол тоннеля неожиданно нырнул. Голди споткнулась, взмахнула руками, чтобы не упасть и порезалась об острый каменный выступ.

— Ой! — вскрикнула она.

Тоудспит остановился и поднял фонарь.

— Что случилось?

До этого Голди резалась лишь однажды. Ей тогда было шесть лет и мама с папой сразу же отвели ее к врачу, чтобы наложить швы и еще целый месяц она провела в постели. Этот порез был больше и кровавей. И один только его вид пугал ее. Но Тоудспит фыркнул, увидев его, и пошел дальше по туннелю, словно ничего и не случилось.

— Только вор может передвигаться по музею, — продолжал он. — Никто точно не знает, почему. И только один вор на тысячу заметит, когда переворачивается Гарри Маунт. Вот почему мы пошли туда. Это была проверка.

Голди попыталась сосредоточиться на словах мальчика, но ее палец так сильно болел. Она изо всех сил старалась думать о чем-нибудь еще.

— Значит, ты тоже вор?

— Да.

— И что ты украл?

На секунду ей показалось, что он не ответит. А потом мальчик сказал:

— Себя.

Голди ничего не поняла. Ее палец словно горел. Впереди туннель спускался в темноту. Каменные стены были острые, словно зубы.

И внезапно она рассердилась. Что она вообще тут делает? Она должна пытаться помочь маме и папе, а не идти по какому-то дурацкому тоннелю и слушать глупые непонятные истории! Ну и пусть Ольга Чаволга говорила о том, что надо быть терпеливой. Она устала терпеть!

— Я хочу вернуться. Я хочу выпустить маму и папу из Дома Покаяния.

— Не будь дурой. Ты не сможешь.

Голди посмотрела на него.

— Ты сказал, я могу! Вот почему я осталась тут, а не ушла в Спок!

— Я сказал, что ты можешь помочь. Я не говорил, что ты поможешь им сбежать. Никто никогда не сбегал из Дома Покаяния.

Голди в злом отчаянии встряхнула головой.

— Ты не понимаешь! Никто не понимает! Это не твои родители в тюрьме. Если бы это было так, ты бы тоже хотел им помочь. А теперь идем. Хватит терять время.

Тоудспит окаменел.

— Ты ничего не знаешь! — крикнул он. А затем передернул плечами и пошел по туннелю так быстро, что Голди пришлось бежать, чтобы успеть за ним и не остаться в темноте.

Теперь пол был еще круче. По сторонам то и дело проплывали боковые ответвления тоннеля. Перед Голди маячила спина Тоудспита, прямая и недружелюбная.

«Он злится», — подумала Голди, — «потому что знает, что я права. Мне следует делать что-то. Он сказал, что я могу. Иначе я никогда не останусь».

Эти мысли сделали ее еще злее. И если бы не Тоудспит, то возможно она бы уже была в Споке у родственников мамы, а не истекала кровью в дурацком тоннеле.

Мерцающие стены, казалось, отражали ее гнев обратно. И все, о чем она могла думать, это об Ольге Чаволге, Шинью и херро Дане, которые держали ее тут против ее воли. Она злилась на них. И злилась на Тоудспита за то, что тот заставил ее поверить в то, что она сможет спасти маму и папу, хотя на самом деле она не могла.

И словно услышав ее мысли Тоудспит внезапно остановился. Он больше не злился. Он улыбался.

— Теперь ты иди вперед, — сказал он.

Голди была так зла, что даже не думала о странной улыбке на его лице. Она выхватила фонарик из его руки. Впереди был огромный камень. Она обошла его.

С другой стороны стоял бриззлхаунд.

Словно ожил сам камень. Бриззлхаунд смотрел на нее… огромный, черный и ужасный. Его глаза в свете фонаря отсвечивали красным.

На мгновение Голди не могла пошевелиться или сказать хоть слово.

«Кто-нибудь, спасите!» — в отчаянии подумала она. — «Тоудспит! Помоги!»

Но за спиной не раздалось ни звука.

«Он убежал! Убежал и оставил меня тут».

Каким-то образом ей все же удалось собраться с силами и прийти к мысли, что она не будет беспомощно стоять и ждать смерти. Не будет!

Она сделала неуверенный шаг назад. Тени, отбрасываемые дрожащим пламенем фонарика, ползали вокруг нее. Бриззлхаунд открыл свою ужасную пасть… и заговорил. Голосом, который грохотал как далекий камнепад.

— Я ждал тебя.

Голди была так напугана, что с трудом могла дышать. Она крепче сжала в руке фонарь. Если она бросит его… Если бросит его в пасть бриззлхаунда… Он так близко, что промахнуться просто невозможно. Она может бросить фонарик и убежать назад. В длинный, темный тоннель, с вытянутыми вперед руками, прислушиваясь к звукам погони…

«Не думай об этом! Просто сделай!»

Она облизнула губы.

— Скажи еще что-нибудь, — сказала она огромному зверю. — Открой рот.

Бриззлхаунд склонил голову набок.