— Я бы дала все десять! — пошутила я.

— Всего четыре! Но кормят, поверьте, здесь отменно.

В стороне от нас весело проводила время шумная компания. Одно слово слышалось чаще всего.

— Степан, может, вы знаете, что обозначает это «патамадре»? — неожиданно для самой себя спросила я.

Сидевший за соседним столиком мужчина обернулся и уставился на меня во все глаза. Степан давился от смеха.

— Путамадре, — отсмеявшись, он придвинулся ближе. — Вообще-то это ругательство, так говорят истинные канарцы. Но оно не оскорбляет человека, а отражает все то, что составляет радость жизни под солнцем.

— A-а, поняла! Это как Эллочка Щукина у Ильфа и Петрова говорила: «Хо-хо!»

— А с вами интересно!

А потом мы наслаждались паэльей — название этого традиционного испанского кушанья я слышала впервые. Паэлью принесли, как и полагается, в огромных размеров сковороде, и ели мы ее прямо оттуда, причем ложками. Чего только не было в паэлье: и мясо, и рыба, и морские гады всех видов, и овощи, и диковинные специи… Ничего вкуснее в своей жизни я не пробовала.

Моя скованность и некоторая растерянность потихоньку растворялась в густом красном вине. Незаметно мы перешли «на ты», а непроизвольные касания рук во время еды создали иллюзию близкого знакомства и доверительного общения.

Степан неожиданно склонился над столиком и взял мою руку в свои ладони.

— Дорогая, послушай меня. Ты сводишь меня с ума… — Холодные голубые глаза сощурились, голос стал хриплым.

Внутри у меня все опустилось и заныло. Полозов медленно водил по моей ладошке перстнем, он был гладкий и теплый и искрился от пламени свечи. Моя рука будто засветилась изнутри, наполняясь волшебным изумрудным сиянием.

— Когда я впервые увидел тебя, то сразу понял — ты удивительная…

Степан странно и отрешенно улыбался, но светлые глаза оставались серьезными. Я поглядела в них и увидела пропасть, бездонную и зовущую, на один короткий миг почувствовав себя маленьким зверьком перед пастью удава. Время остановилось, пространство съежилось до яркого зеленого пятнышка на моей ладони. Звуки исчезли, остался только хриплый голос, звучащий будто из другого измерения.

Ничего подобного в моей жизни мне испытывать не доводилось. Сил сопротивляться уже не осталось, от его властных пальцев словно исходил электрический заряд, сочившийся вглубь, до самых-самых отдаленных клеточек моего тела. Я в изнеможении прикрыла глаза…

Нежные прикосновения уверенных умелых пальцев сводили с ума. Что он со мной делает? Степан что-то говорил тихим и низким голосом, но слова мне были уже не нужны. Пальцы неторопливо ползли вверх, а затем так же, не спеша, опускались вниз. Мощные чувственные волны подхватили и раскачивали, бурля и переливаясь подо мной. Стихия набирала обороты, соленая вода налетала, швыряла, сбивала с ног. Тяжелые сладострастные капли падали на лицо, гладили спину, забирались в самые сокровенные тайники…

Движения рук становились более сильными и настойчивыми, я тяжело задышала, уже давно не замечая ничего вокруг. Напряжение стало невыносимым.

Если он сейчас остановится, я умру… Я громко застонала. Последняя сладкая волна наслаждения вознесла меня высоко-высоко к небесам и… с грохотом сбросила вниз.

Я открыла глаза. Степан совершенно спокойно сидел на своем месте и благодушно, как Чеширский кот, улыбался.

Я провела вспотевшей рукой по лбу, пытаясь успокоиться. Что это было, почему он так спокоен? Я только что побывала в раю, на самом пике блаженства, и возвращаться обратно было страшно. Я в страхе огляделась по сторонам. В полусумраке все так же мягко горели свечи, появлялась и пропадала неуловимая тень официанта, почти неслышный перезвон приборов…

Глаза мужчины, сидящего напротив меня, продолжали пристально изучать меня, Гулко билось сердце, но дыхание восстанавливалось — я уже не походила на загнанную лошадь. Фантастический взрыв эмоций, пронесшийся во мне подобно цунами, успокоился и залег на дно.

Я нисколько не удивилась, когда Степан, внезапно замолчав и выдержав некоторую паузу, тихо сказал:

— Ты покажешь мне свой отель? Мне бы очень хотелось побывать у тебя в гостях…

Так началась наша неделя пребывания на острове.

Каждое утро красный «ситроен» ждал меня у выхода из гостиницы. Нет особой нужды подробно останавливаться на курортных прелестях, которые окружали нас: океан, солнце, маленькие уютные кафешки, доброжелательные лица… Любая девушка в наше время хотя бы раз побывала на курорте. Но тогда для меня все было впервые. Я первый раз была за границей. Никогда раньше не окружала меня столь роскошная обстановка. И — что, как вы понимаете, было самым главным, — я встретила своего первого мужчину.

Свой по-детски надменный тон я отбросила в первый же день нашей встречи на острове. Я боготворила Степана и просто растворялась в нем. Моя уверенность в том, что мы «нашли друг друга, поженимся, будем жить долго и счастливо и умрем в один день» была непоколебимой.

Я не задавала Степану вопросов о его семейном положении. Мне это было не нужно. Я попала в сказку, а у сказки не бывает несчастливого конца. Несколько раз я собиралась выяснить, кто Степан по гороскопу, но слова замирали у меня на губах. Я хотела, чтобы он рассказывал обо всем сам. К тому же — тогда я не могла в этом себе признаться — я подспудно боялась, что Степан окажется «не моим» знаком и это омрачит общую картину счастья. Правда, иногда на дне моего наивного неопытного сознания шевелился червячок… Но сказка, которая окружала меня, заставляла гнать подобные мысли прочь.

Целоваться мы стали в первый же вечер. Но пока это было все. Когда неторопливо и умело Степан ласкал меня, комната начинала медленно плыть перед глазами. Он словно любовался и наслаждался формами диковинного цветка, бесконечно нежного в своей природной хрупкости. Счастлива в те минуты я была безмерно, и все происходившее начисто лишало меня способности думать. Я просто плыла по течению этой безмятежной реки и каждой клеточкой своего тела впитывала ее космическое умиротворение, совершенно не отдавая себе отчета, чего ему стоит так держаться со мной.

Новое, прежде не изведанное чувство росло и укреплялось во мне. Сама судьба столкнула нас в этом райском уголке земли, и мы предназначены друг для друга высшими силами. Казалось, весь мир знает, как я счастлива, и ликует вместе со мной. В школе на уроках английского мы смеялись над выражением: fall in love, то есть «быть влюбленным». Теперь я понимала, что это значит: я упала в любовь, погрузилась в нее без остатка, как капля падает в море и растекается в нем. Но в то же время вознеслась ввысь, к небесам, я парила, летала над землей в своей любви.

Но Степан ни на чем не настаивал и ни к чему меня не понуждал. Я часто засыпала под успокоительные ласки и, просыпаясь на следующее утро, удивлялась, отчего Степана нет рядом. Но каждую ночь он уходил, а утром его неизменный «ситроен» вновь ждал меня.

Вечерами, когда на землю опускалась долгожданная прохлада, мы спускались к океану. Бродили по берегу, взявшись за руки. Степан говорил, говорил, а я слушала… Лунная дорожка серебрилась, уходя в бесконечность, безмолвный океан лежал у наших ног. Степан рассказывал массу интересных вещей. Я впитывала в себя все, как губка. В детстве Степан увлекался астрономией — надо же! — и до сих пор помнил множество названий на звездном небе.

Помню, на том занятии Эльги Карловны, которое было посвящено небесной карте, меня постоянно отвлекала Василиса. У нее как раз намечался новый виток в ее романтическом увлечении, Василиса не могла сдерживать чувств и нашептывала на ушко вещи, вгоняющие меня в краску. Василиса была старше и опытнее, и у нее было чему поучиться. Кроме, пожалуй, того, что созвездий не двенадцать, как я раньше думала, а больше восьмидесяти, с того занятия я не вынесла. Эльга ворчала, мы хихикали…

Степан рассказывал об агате, мистическом камне-талисмане, связанном с моим знаком — знаком Тельца. Рассказывал, как ценился талисман мая в средневековой Европе, считался оберегом, но мог ввергнуть владельца в глубокую печаль.