Когда звонила Аришка, почему-то приходилось оправдываться перед ней. Я злилась за это и на себя, и на нее, но ничего не могла с собой поделать.

— Мэри! — возмущалась подружка. — Не могу поверить, вы вот так сидите и играете в шашки?! Ладно, тусоваться не хочешь, но шашки? И все?

— Ну почему, — вяло отбрыкивалась я. — Еще мы пьем чай.

— Какой чай, Мэри! Тебе нужен хороший здоровый секс! Твой Раевский что, голубой, что ли?

— Да хоть сиреневый, Ариш! Нет сил никаких, а он мне не мешает.

— Не мешает, — распалялась Аришка. — Мужик помогать должен и удовлетворять в постели, а иначе на кой хрен он сдался? Женщина с мужчиной должна испытывать весь спектр ощущений!

Эти препирания продолжались бесконечно. Но как-то она позвонила, и по ее ненатурально возбужденному голосу я поняла, что в Датском, а вернее, в Немецком королевстве произошел некий сбой.

— Я сейчас такое расскажу — упадешь со стула! — с места в карьер начала подружка.

— Да ну?

— Слушай, в общем, произвели мы, как обычно, половой акт, целованцы-обниманцы и все такое, и собираюсь я мыться. У них в ихнем сраном хостеле душ общий, жуть! Замоталась в какое-то полотенце побольше, иду по коридору, спокойненько так, чтобы полотенце не упало. И уже дверь в душ открываю, вдруг… — Аришка выдержала театральную паузу.

— Что? Обвалился потолок?

— Нет, хуже! Бежит за мной этот псих, и он совершенно, ну совсем, понимаешь, совсем голый! И кричит что-то, а я ни фига не понимаю!

— Может, это немецкий способ выражать свои чувства? — предположила я.

— Да нет, слушай дальше! Затолкал кое-как меня в душевую, кричит. Я уже чуть не плачу, женишок-то, думаю, с изъяном попался. В костюме Адама в общественном коридоре скачет!

В общем, из его лепета вычленяю одно слово — презерватив. Где, говорит, презерватив? Ну думаю, плохи дела, сбрендил студент. Зачем ему, на долгую и нежную память обо мне? А он — только руками разводит. А там, в душевой, холодно, мерзко, и он голый скачет, и смех и грех… И тут дошло до меня.

— Что?

— А то, что он, так его растак, затолкал средство индивидуальной защиты в даму своего сердца! Хороша развязочка, нечего сказать!

Я захохотала.

— Вот и мне сейчас смешно, — возбужденно тараторила Аришка. — А тогда — не представляешь, как струхнула! Короче, обмотались мы с ним оба одним полотенцем и — обратно в номер. Люди шли по коридору, стыдоба… Но мне наплевать на всех было, очень я напугалась.

— Чего, дурища?

— Как чего? Что он у меня внутри гнить начнет и мне полживота отрежут!

Аришка всегда отличалась невероятной любовью к собственному телу. Малейший прыщик на лице воспринимала как вселенскую катастрофу. Я представила себе обезумевшую Аришку и ее голого сожителя, и снова рассмеялась.

— И что потом? Вы стали вытаскивать?

— Да что ты, я не дала. Да он, кретин, и не справился бы, у него аж руки тряслись!

— Наверно, волновался за тебя, — предположила я.

Ральфа я помнила смутно, что-то такое худое и немножко нелепое, но впечатление немец оставил благоприятное.

— Да, держи карман! — гневно заорала Аришка. — Он испугался за свои сперматозоиды несчастные, вот чего он испугался! Ты бы его рожу увидела, сразу бы поняла, чего он испугался!

— И что потом? — похоже, подружка была сильно расстроена.

— Что-что, я его за шкирку — и в НИИ «Скорой помощи». Не очень далеко, конечно, остановки четыре. А уже ночь почти, и денег на тачку нет… В общем, всю дорогу пришлось бежать… Мне и смешно, и страшно — а вдруг презерватив уже начал разлагаться и гниет внутри меня? Этот гад осоловевший рядом пыхтит, лопочет там на своем тарабарском. Ворвалась я в больницу, там все, естественно, уже десятый сон досматривают. Я этого внизу бросила, все равно с него толку, как с козла молока, и — наверх. Подняла на уши всю больницу, они сначала ругались, но когда я им объяснила положение, как стали ржать! Особенно один, высокий такой, темноглазый, ничего себе такой…

— Ты что, вот так прямо и говорила? Мол, застрял внутри и…

— Да, а как надо было, стихи сочинить на эту тему? Мэри, прекращай быть такой дурочкой стеснительной, это несовременно!

Ну конечно, подумала я, зато современно по ночам с презервативами в утробе разгуливать. Хотя в чем-то, Аришка, наверно, права. Времена стыдливых робких девиц давно прошли, а я даже с близкими подружками боюсь называть вещи своими именами. Неожиданно я вспомнила, как мы с Сашкой сидели в кино и, когда показывали постельную сцену, он шутливо закрывал мне глаза рукой. И мне почему-то это было очень приятно.

— И… что было потом? — осторожно спросила я.

— Ну вытащил он из меня ма-аленькую такую резиночку, да еще перед носом моим помахал, чтобы я удостоверилась. А где, говорит, с вашего позволения, главный участник сегодняшнего парада? Я говорю, там, на коврике у дверей спит, он, говорю, мне больше не понадобится. В общем, развеселила я всех, насчет денег и не заикнулись. Вот и все дела!

— А Ральф?

— А что Ральф? Пропал!

— Как пропал?

— А так, не звонит, не пишет уже почти месяц, — бодро сказала Аришка. — Да пошел он… Знаешь, я как его лицо испуганное вспомню, так мерзко становится… — Аришка шмыгнула носом. — Да и что с него взять — ни богу свечка, ни черту кочерга! Другого найдем, еще и лучше!

НА БАЛЕ-МАСКАРАДЕ

— Ну так что, Мария Николаевна! Я вас жду?

— Я даже не знаю, мне как-то неудобно…

— Мария Николаевна, вы молодая и очаровательная женщина и украсите собой любое общество. — Гайтанович умел уговаривать. — И необязательно постоянно сидеть дома, иногда полезно узнать, что происходит за дверью вашей квартиры!

И этот туда же! Сговорились они все, что ли?

Я знала, что нравлюсь Гайтановичу. Но позвольте, он мне не в отцы, а почти в дедушки годится! Да и не люблю я шумные сборища, незнакомые лица, неестественные улыбки.

— Может быть, мне за вами заехать?

— Нет-нет, что вы! — перепугалась я. — Не нужно, мы сами!

— Тогда договорились — в 8 часов.

— Договорились, — со вздохом сказала я.

«Забавное местечко», по словам Гайтановича, оказалось огромным двухэтажным особняком с массивными колоннами. По сравнению с нашим бывшим кафе здание казалось дворцом. Машин вокруг припарковалось видимо-невидимо, а они все подъезжали и подъезжали. И вот в начале девятого мы с Мишей, сдав пальто в гардероб, стояли внутри и озирались по сторонам.

Некие хорошие знакомые нашего знаменитого адвоката устраивали вечеринку по поводу открытия нового ресторана. Форму проведения мероприятия они выбрали для северной нашей столицы традиционную — фуршетную. Также предполагался небольшой маскарад, или, как сообщала программа вечера, «Машкерадное действо в честь открытия первого авторского ресторана с бесплатной раздачей машкерадных личин на входе, с последующим на память подарением». Падкие на дармовщинку представители богемных и полусветских кругов придали мероприятию необходимую массовость, а это, в свою очередь, обеспечило присутствие прессы в лице вездесущих журналистов и телевизионщиков. Гвоздем программы планировался розыгрыш автомобиля.

— Смотри! Мальвина! — я дернула Раевского за рукав.

Мимо нас чинно проплыла маленькая девочка в голубом парике и голубом же платье в пол. Девочка смотрела на всех гордо и пренебрежительно. Наверно, дочка устроителей, решила я.

Зал, весь уставленный канделябрами, поражал своим размахом. Паркет скрипел, официанты во фраках с наклеенными бакенбардами бесшумно скользили с подносами. Тут и там мелькали маски персонажей из детских сказок. Шикарно одетые бизнесмены и «прибандиченные» новые русские млели в обществе прекрасных длинноногих дам, лениво потягивая из толстеньких бокалов темно-коричневую жидкость. Невдалеке от меня прошел Петр Первый в черной треуголке и высоких ботфортах, мило болтая с вельможей в расшитом галунами шелковом камзоле. Дамы в кринолинах, увенчанные напудренными буклями, обмахивались веерами.