— Это ты отнял бизнес у моего папы, признавайся, гад! — и я ринулась на противника всей грудью.

— Ты охренела, да? — он явно не ожидал такого напора с моей стороны и даже как-то стал ниже ростом, как подраненный боевой конь.

И очень хорошо, когда неприятель уверен, что знает всю подноготную противника, — тем сильнее будет его удивление от поражения!

Я больше не боялась Полозова, я жаждала во веем разобраться. Медленно и четко я выговорила:

— Когда у папы отнимали кафе и избили до полусмерти, позвонила какая-то сволочь, — Мэри, слышала бы тебя сейчас твоя учительница литературы, интеллигентная старушка! — И стала угрожать, а в это время ей, то есть ему, этому козлу, позвонил на мобильный некий Степан Борисович — случайно не ты, нет? — и сильнее наскочила грудью.

— Что за кафе? — Степан понемногу приходил в себя.

— Кафе «У Блинчикова», это было наше с папой дело!

— Мэри, это не я, — Полозов обессилел и упал в кресло.

Он весь как-то сдулся, съежился, уменьшился и стал похож на стареющего, все еще моложавого, но стареющего мужчину. Посмотри на своего героя, Мэри! И это ничтожество ты любила?

— Не ты?

— Мэри, ну подумай: сколько Степанов Борисовичей живет в нашем пятимиллионном городе, — как-то устало сказал Полозов. На меня он не смотрел.

У меня чуть отлегло от сердца. Наверно, это действительно был не он. На него было жалко смотреть — как будто сейчас заплачет.

— Хорошо. А что с Петром Фомичом и… Ничипоренко?

В отдалении послышались какие-то звуки. По-моему, что-то упало и хлопнула дверь. Или сначала дверь, а потом упало… Полозов открыл рот и хотел было что-то в очередной раз выкрикнуть, и тут дверь распахнулась. В комнату стремительно вошел Беседовский.

— Борисыч, я же тебя просил — эту конфетку для меня оставить! — проревел он с порога.

Я так и осталась стоять с открытым ртом. Да, кажется, утро переставало быть томным.

— А…

— Борисыч, не ожидал, не ожидал…

А уж я-то как не ожидала! Кровь из носу было необходимо договорить со Степаном, а этот толстый боров сейчас все испортит! А может, наоборот? Мысли в голове вертелись, сплетались в клубки, копошились и лезли друг на друга, как в многоэтажном густонаселенном муравейнике.

Беседовский искренне забавлялся ситуацией. Степан подергал бледными веками, хотел что-то сказать и закрыл глаза рукой. Подбородок у него дрожал. Устал, бедненький. Ну что ж, раз открылись эдакие непредвиденные обстоятельства, меняем план по ходу и — выносимся на финишную прямую. Я прогнулась в пояснице, сделала большие глаза и улыбнулась самой кокетливой улыбкой, на какую была способна:

— А, простите за глупый вопрос, конфетка — это кто?

Большой Босс среагировал молниеносно: напрыгнул и обхватил меня обеими руками за талию. Руки были здоровущие, как и весь он. От Босса пахло деньгами и едой. На оранжевом галстуке сидело привычное пятно. Почему-то это пятно жутко развеселило меня, придало уверенности. Степан не шевелился в своем кресле. Мысли в голове уже не путались, а потихоньку пытались выстроиться в подобие ряда…

— Конфетка — это ты, милейшая! Твой суслик прикатил к тебе на крыльях любви!

Беседовский захохотал так, что мне показалось — обрушатся стены. Мне даже почудилось, что оставшиеся невостребованными пастух с приятельницей подпрыгнули пару раз — от испуга.

— А как ты смотришь на возможность прокатиться со мной через пару деньков в Москву?

Вот это поворот в плане, вот это зигзаг! Стройный ряд опять разбежался, рассыпался на мгновение. Большой Босс, как видно, привык брать от жизни все и сразу. Мы с ним едва знакомы, а он зовет! И не в ресторан за углом, а в другой город! Не исключено, что у него имеется зуб на Степана. А что я теряю, спросила я себя. Человека, который сидел в кресле и таращил на меня казавшиеся когда-то обворожительными и лучшими во всей Вселенной глаза? Ну и у меня к нему тоже вопросы накопились… Посетившая меня идея была настолько гениальна и потрясающа, что я зажмурилась.

— Вы, Дмитрий Александрович, еще, видимо, хотели сказать, — я была само очарование и непосредственность. — Что я привлекательна, а вы — чертовски привлекательны, так чего ж зря время терять?

Похоже, мое выступление произвело впечатление на всех, не исключая и меня саму. У Беседовского на мгновение отвисла челюсть; про Степана и говорить нечего, на него было просто жалко смотреть — я и перестала.

Большой Босс уже успел прийти в себя и, как в мультяшке, взявшись руками за живот, трясся мелкой дрожью. На меня он пялился с восхищением и хотел, по всей видимости, что-то произнести, но мешал буйный смеховой припадок.

— В общем, положительно смотрю! — выпалила я быстро, чтобы не передумать. И, бросив в сторону вскочившего Степана: — А слабонервных просьба удалиться! — схватила с пола сумку и сама пулей бросилась вон.

В тот день я проснулась очень рано и с ощущением того, что произойдет что-то необычное. Погода была прекрасная — небо без облачка, светило солнце, а деревья не по сезону стоят все в клейких зеленых листочках. А еще вчера хлестал дерзкий весенний дождь, было гадко и сыро. Вот бы и с людьми так случалось: наступает новый день, и все тревоги и вопросы остаются в прошлом, вчерашнем дне, уходя и разрешаясь сами собой.

Был выходной, и я собиралась навестить папу с мамой. Перед отъездом надо проведать родственничков. В Грибном, наверное, так чудесно весной! Итак, в деревню, за кислородом!

Я вскочила с постели, не торопясь умылась-причесалась и отправилась на кухню. Еды никакой не было, вчера забыла зайти в магазин. Еще бы я не забыла…

Домой, уже под ночь, меня привезла машина Беседовского. Помаленьку начиная привыкать к экстравагантным выходкам Большого Босса, я все же устала от его громогласного беспрерывного смеха и многочасового сидения в каком-то немыслимо дорогом и помпезном месте, где цены значились в валюте и вполне подходили под определение «запредельные». Говорил в основном он — по трубке с деловыми партнерами, женой и даже, как мне показалось, любовницами, нисколечки не смущаясь моим присутствием. Напоследок поцеловав щечку — на большее я категорически была не согласна, как он ни напирал, — Беседовский назначил дату поездки в Москву — через два дня — и отчалил, трубно протрубив клаксоном на весь двор. Ошалелая от дневных событий, я едва успела раздеться и уснула, как только голова коснулась подушки.

…В холодильнике было пусто. Мамуля бы ахнула, узнав, чем питается доченька — святым духом. Я готовила бы с удовольствием, но не для себя же одной. Обедом кормить некого, что ни говори, есть в холостяцкой жизни свои преимущества. Как там говорила героиня из фильма «Девчата»? «Хочу — халву ем, хочу — пряники!»

Я вспомнила Аришку и ее жалобы по поводу домашнего хозяйства. Лешка ее, конечно, неприхотливый в еде человек, но девчонкам готовить обязательно надо, и чтобы свежее!

— Мэри, ты не представляешь себе, как я замучилась! — ныла обычно Аришка в трубку. — Это кажется, что быстро — салатик, супчик, котлетка… А притащить все с рынка, да разложить, да помыть, да порезать, да сварить… Только сядешь — а сзади уже гора грязной посуды дожидается; и опять становись к станку!

— Да ладно тебе, дорогая, ты же мечтала выйти замуж и стать домохозяйкой!

— Мечтала, верно, — соглашалась Аришка. — Только жду не дождусь, когда мы опять куда- нибудь махнем, подальше от сковородок и кастрюль…

Время было раннее, я накинула плащик и выбежала в соседний магазин. Хотелось чего-нибудь легкого, и я купила кусочек сыра и маленькую слойку. С кофе будет самое то… На выходе из магазина меня кто-то неожиданно схватил за руку. Ойкнув от испуга, я повернулась.

Бомжеватого вида субъект в грязной тельняшке цепко держал мое предплечье и улыбался во весь свой рот с гнилыми желтыми зубами. Меня передернуло.

— Красавица, вам случайно муж-алкоголик не нужен? — вполне серьезно спросил бомж.