Русская грустна, холодна и неприступна. Ош часами сидит в дальнем уголке пляжа и игнорирует малейшие попытки к сближению с кем бы то ни было.

Щуплая фигурка негритенка-боя в малиновой ливрейке с серебряными галунами, по щиколотки утопая в белом песке, стремительно бежит к дальнему шезлонгу:

— Мисс Мэри! Мисс Мэри!..»

— Маша, — меня будила мама. — Вставай, доченька, тебе какая-то Екатерина Сергеевна из турфирмы звонит.

— Так рано?

— Какое рано, двенадцатый час уже!

— Да, слушаю вас, — протянула я, не открывая глаз.

— Мария Николаевна, извините, что беспокою, но если вы все-таки не передумали…

Папка, как всегда, оказался прав: утро вместе с вваливающимся в комнату солнцем принесло спокойствие и надежду. Отголоски дивного сна еще колыхались в голове, будоражили душу. И я решила: «Эх, была не была! Канары так Канары!

На отдых я летела без группы и сопровождающего, с пересадкой в Брюсселе. Стюардесса, выпроваживая нас из салона, посоветовала побродить по дьютифришной зоне, всячески расписывая здешний выбор сыров. Сыры мне были не слишком интересны, а вот тряпочки — святое дело.

Первым делом я заметила небольшую витринку спортивной одежды, где в самом центре на манекенах красовались потрясающие купальники. Я вошла в магазинчик и скромно, как могла, объяснила, что мне нужно. Продавщица — очень милая дамочка с профессионально сделанным макияжем, доброжелательно улыбнулась.

Конечно, эпоха тотального дефицита уже прошла, и в наших магазинах можно было купить что-нибудь кроме топорно сшитых хлопчатобумажных бюстгальтеров и фланелевых панталон. Но такое изобилие фасонов и расцветок я видела впервые в жизни, а цены! Я просто оторопела: и то хочу, и это. Английский у меня слегка хромал, но я поняла, что все это великолепие можно померить в кабинке.

Схватив разноцветный ворох, я закрылась изнутри и принялась за одно из любимейших занятий любой женщины — примерку. Вертелась перед зеркалами — их было на удивление аж целых три, так что имелась возможность полюбоваться на себя со всех ракурсов. Теперь-то я с благодарностью вспомнила худющую инструкторшу по аэробике, что заставляла меня накачивать мышцы! Не напрасно я столько потела и пыхтела, результат моих трудов был налицо, а если точнее — на всей моей упругой и подтянутой фигурке. Мне нравилась эта девушка в зеркале, она довольно улыбалась и иногда даже подмигивала мне. На часы я не смотрела — не до этого было.

Счастливая и удовлетворенная, я расплачивалась у кассы. Сумма вышла астрономическая, но ни от одного купальника я не могла отказаться. Продавщица улыбалась мне, я улыбалась продавщице…

И тут я застыла как вкопанная. Бодрый голос, доносящийся из динамика аэропорта, в третий раз повторял мою фамилию. Мой самолет!

Я сгребла в охапку покупочки: три пакета — три купальника — и рванула по коридору. Слава богу, каким-то чудом я помнила номер терминала! Зрелище, наверно, было презабавное: я бежала что было сил, обеими руками прижимая к груди пакеты. Вихрем пронеслась по рукаву и, взмыленная, ворвалась в салон лайнера.

Городок, где мне предстояло провести свой скромный отпуск, назывался Лас-Пальмос. Название острова звучало еще красивее: Гран-Канария.

Целую неделю я жарилась под невидимым Канарским солнцем, каждый день выходя на пляж в новом купальнике. Особенно мне нравился бирюзовый, с серебристой каемочкой и серебристыми же тоненькими стразами — почти такой же, что красовался на бесподобной блондинке на плакате в агентстве. Мне казалось, он очень подходит к цвету моих глаз. В остальном, надо признать, мой гардероб не отличался разнообразием. Единственное, что я успела купить перед скоропалительным отъездом, был красочный, весь в огромных красно-белых цветах, кусок ткани, и мамуля помогла обшить его красной тесьмой. (Много позже я узнала название нашего с мамой творения — парео). Так вот, парео пришлось очень кстати: я на все лады то заматывалась в него, то небрежно завязывала на талии.

С изрядным аппетитом заправлялась у шведского стола всевозможной вкуснятиной. В самолете от нечего делать я проштудировала бесплатный рекламный проспект и теперь знала, что канарская кухня довольно демократична и включает в себя даже африканские блюда. Особенно я пристрастилась к папас арругадас — я запомнила это смешное название — соленый печеный картофель в мундире, обвалянный крупной солью. Ну и, конечно, часто наслаждалась гаспачо — холодным супом из перца, помидоров, огурцов и чеснока. Стол со сладким я старательно обходила стороной.

С удовольствием перечитала любимый роман Бальзака «Беатриса». Каждый день до изнеможения плавала.

Отель был заселен немцами и арабами. Когда я, замотанная в свое парео, выходила к морю, все головы как по команде поворачивались в мою сторону. Немки, кстати, некоторые довольно красивые, недовольно одергивали своих мужей. Естественно, ни о каком знакомстве не могло быть и речи.

Один из них, маленький и вертлявый, приехавший без супруги, в ресторане всякий раз старался расположиться поближе ко мне и отчаянно строил рожи, от которых хотелось плакать. Принимать пищу он выходил в обтягивающих ярко-желтых плавках, видимо, считая себя неотразимым в таком наряде.

Также на пути то и дело попадалась колоритная парочка арабов, похожих на шейхов, при виде меня они бурно жестикулировали и восхищенно цокали языками. Каменно-ледяное равнодушие на моем лице никоим образом их не смущало, и мне оставалось только гадать, какими эпитетами они изо дня в день награждали мою скромную персону.

Растительное состояние подобного «ничегонеделания» мне очень даже нравилось, но к концу недели я начала немного скучать. Хотелось чего-нибудь экзотического, необычного, хотелось романтики. В конце концов, я пролетела над всей Европой не только для того, чтобы ловить на себе похотливые мужские взгляды.

Каждую ночь мне снился Степан. Он наклонялся ко мне близко-близко, чертики в его насмешливых глазах плясали, блеск перстня завораживал. Иногда мечты уводили чуть дальше, за грань дозволенного, и я просыпалась в легкой истоме. Медленно, не спеша, шаг за шагом я пыталась выстроить план, логическую цепочку, которая могла бы способствовать повторной встрече со Степаном. По возвращении домой прийти в агентство с пачкой фотографий, удостоверяющих мой восторг от поездки? И на обороте каждой написать мой номер телефона? Нескромно, к тому же у меня не было фотоаппарата. Дежурить каждый день у входа в казино на манер прелестной незнакомки? А вдруг звезды откажутся помогать мне, я проторчу там неделю и вызову подозрения у охраны? Позора не оберешься… Да и не мой это стиль — добиваться, интриговать, хитрить. Может, написать, подобно Татьяне Лариной, романтическое послание? На какое-то время меня очень увлекла эта идея.

В детстве я сочиняла стишки и одним полноценным стихотворением особенно гордилась, Полноценным — потому что благодаря папиным стараниям его даже напечатали в журнале «Мурзилка». Оно звучало так:

Помню, еще была жива бабуля, и она каждый раз с хитрецой спрашивала: «Машенька, а откедова у кошечки муфта взялась?» Она так и говорила: «откедова», и сеточка морщинок вокруг добрейших глаз становилась частой-частой. Я недовольно хмурилась и по-взрослому объясняла, что муфту кошка купила в магазине, а деньги взяла в тумбочке.

«Зачем я повстречалась с вами? Я вся смятения полна…» — тихонько декламировала я вслух. Какой-то смуглый немец, греющий свои косточки у самой воды, поднял голову, оглянулся (наверное, в поисках благоверной) и внимательно на меня уставился. Я привычно растянула рот в вежливой улыбке и продолжила свои экзерсисы.