И мы в воде. Сдуло. Это сколько ж пороха было в крюйт-камере этого корабля? А над волнами океана разгорался огненный цветок. Если взрывом один корабль разнесло в щепки и разметало их по воде, то второй, сильно исковерканный, сейчас полыхал от клотика до мачт. Ну, то есть до того, что от этих мачт осталось.
А капитаны оставшихся на плаву двух судов не нашли ничего лучше, чем устроить артиллерийскую пальбу по берегу. Ведь явно же, именно там затаился коварный супостат. Черные мячики ядер с шипением проносились над нашими с Семеном головами, даря нам непередаваемые ощущения.
— Зато и в туалет уже не хочется, — пошутил я, когда мы, спустя добрый час все же выбрались на берег.
— Знаешь, Иван Иванович,…- после паузы, — и мне тоже. — И засмеялись. Оба. Навзрыд.
Французы же, закончив маяться дурью с заготовкой хвороста посредством пушечной пальбы, выловили из волн своих выживших моряков и развернулись в обратный путь.
Когда мы брели с Сенькой назад, загрузив на Яхонта наши пожитки, все составлял в уме героическую речь по отмене тревоги. Чтобы кратко и пафосно. Но в селении уже все успокоилось, и люди разбрелись по своим делам. Забыл я, что Бельский способен птичьими глазами на расстоянии отслеживать происходящее. Такую речь испортил, вот гад!
Не состоявшийся налет французских не то пиратов, не то, судя по мощи эскадры, моряков регулярного военного флота королевства Франция, сильно изменил наши планы. Бросив недоделанными все свои первоочередные дела, горожане принялись сооружать почти заброшенную ранее городскую стену. Пока деревянную, но в планах Фрола Фомича, нашего выборного старосты уже мелькала добыча материала для выделки стены из дикого камня. И чтоб с пушками. И на удалении от берега, чтобы вражеский флот не мог дострелить. Я полностью с ним соглашался, но денег в моей казне на добычу камня и покупку цемента не было. От слова совсем. А вот о пушках надо бы позаботиться. На них средства, в общем-то, и не нужны. В море они, эти пушки. Пока что плавают на кораблях французских корсаров. Очень я на французов обижен.
От мимо пролетевшей грозы было и еще одно последствие. Прошло уже двое суток, когда наша кодла объявила вечерние посиделки. Я без всякой задней мысли захожу в помещение в назначенное время, странно, все уже собрались, даже те, кто, как, к примеру, Годунов никогда еще вовремя никуда не являлись. Встали полукругом вдоль стеночек и зыркают на меня. Даже не по себе стало.
— Ваша светлость! — Выступил вперед Бельский, вот теперь от этого насквозь официального обращения мне уже точно не по себе, — Мы ваши верные подданные, собрались сегодня здесь, чтобы указать вам на недопустимость вашего безрассудного героизма.
— О, как! — Крякнул я. Не зная, то ли мне гневаться, на своих взбунтовавшихся подданных, то ли радоваться от души, что друзья заботятся о моем благополучии.
— Вынечка! — Светла! Вот это номер! — Ты не представляешь, как я испугалась в то утро. Тебя же могли… убить! — Выплюнув, выговорив, последнее слово, девушка кинулась мне на шею, заливая рубашку на груди крупными горячими слезами. Ее упругие грудки плотно уткнулись в мою тощую грудную клетку, а когда я, успокаивающе, приобнял ее, то ощутил под своими ладонями плотно сбитое, но очень приятное женское тельце. От этих неожиданных ощущений мой меньший Ванюшка ожил, поднял головку, окреп и натянул ткань штанов. Если до этого момента девушки вызывали эстетическое удовольствие и слабое возбуждение, временами накатывающее, списывалось мной по типу вывертов прошлого, взрослого, сознания, то нынешняя реакция уж точно не была вывертом сознания. Тельце мое созрело! Вот засада!
— Но что мне оставалось делать? Если бы французы высадились, без большой крови бы не обошлось. Да и пожгли бы все, порушили. Мы бы потом годами расхлебывали. — Говорю, а сам, смущенный, пытаюсь встать так, чтобы холмик на штанах прикрыть от возможных взглядов окружающих.
— Все так, Ванечка, — согласно закивала красавица лекарка, — но без тебя бы все просто разрушилось. И не исправить бы нам ни за годы, никогда! — А губы ее близко-близко!
Отпускаю из объятий тоже смутившуюся барышню, говорю, стараясь придать голосу максимальную степень правдивости:
— Я очень рад, друзья мои, что мое здоровье и благополучие важно для вас. Обещаю, впредь не рисковать без веских на то причин! — Вот так, вроде пообещал, но кто будет определять, насколько веской была та или иная причина?
— Спасибо, Ваня, что услышал нас. — Светла отодвинулась и сделала реверанс. И остальные поклонились, кроме Божены, та тоже реверансом одарила.
И потянулись дни с их делами и заботами. Вот только Светла при встречах временами вдруг пунцовела щеками, да отводила взгляд.
В конце июля вернулись наши морячки, привезя вместе с очередным табором переселенцев еще и кучу новостей о житье бытье как на покинутой нами родине, так и во всей Северной Европе. Для наших моряков все началось в узости Датских проливов. Внезапно наперерез моему флоту выдвинулись суда под датским флагом. И не просто выдвинулись, все же таможенный досмотр проходящих судов тут практиковался, а в категорической форме потребовали следовать в их сопровождении в порт Копенгагена. На вопросы, в чем, собственно, дело, отвечали угрозами. Ну, Плещеевы от таких непотребств малость погорячились и… потопили большинство дерзких датчан. А остальных пленили, уведя с собой. Благо до Нарвы и Ивангорода было относительно недалеко.
Далее, устье Наровы оказалось блокировано. На этот раз флотом под флагами Ганзейского торгового союза. Впрочем, увидав кто к ним приближается, храбрые ганзейцы быстро-быстро удалились. Дальше больше: над башнями Нарвы реяли шведские стяги, а в расположенном на противоположном берегу реки Ивангороде, оставшимся под юрисдикцией Руси, их попытался арестовать назначенный царем воевода. Но Плещевы не для того сюда плыли через половину глобуса, чтобы так бездарно оказаться в застенках. Тем более и силы были явно на их стороне. Поэтому, посланных для ареста стрельцов скрутили, в город высадили десант. Власть воеводы ограничили центральной цитаделью и, более не обращая внимания на представителей царской власти, принялись грузить корабли скарбом рода, а точнее, с приходом к ним в состав по результатам прошлой войны трех норвежских водяных магов рода Амундсен, даже не рода, а клана. Попутно освободили из темницы посаженных туда воеводой своих подчиненных, не магов, остававшихся на командовании в Ивангороде. Ну, и заодно прочий арестантский люд перешерстили, кое-кого из тех, что не разбойники — душегубы, тоже переведя на корабли. Благо с включением в состав флота датских трофеев места на кораблях прибавилось. Занимаясь погрузкой, между делом, поинтересовались, что же, собственно произошло, отчего весь сыр бор. Новости были ожидаемыми. Война со Швецией и городами Ганзы. Причем, к примеру Гданьск — он часть Польши, но с Гданьском воюют, а с Польшей — нет, точно так же с немецкими княжествами и немецкими торговыми городами. Иван свет Васильевич сильно осерчал, что Плещеевы не защищают его добро, растворившись в компании царевича — наследника в просторах океана. Объявил их изменниками, заодно указом лишив своего первенца прав на царский трон. Правда, указ то он в Ивангород и Нарву отправил, а войск и припасов прислать опять позабыл. Шведы явились числом в несколько тысяч под стены Нарвы, где на тот момент гарнизон не насчитывал и сотни. Нарва открыла ворота. А куда деваться? Помирать за царя, который забил на них, дураков не нашлось. Впрочем, Нарвой шведы и ограничились. Войск у них было не много, деньги они ухнули в постройку кораблей, что, как известно, на суше не воюют. Ганзейцы же просто отыгрывали свои торговые интересы, заблокировав для кораблей русских купцов выход в Балтику, заодно предложив Нарву для русских товаров в качестве перевалочного порта. Даром, что Нарва вроде как захвачена шведами и находится в состоянии войны с Русским государством.
Новости узнали, переселенцев и имущество на борт погрузили, а на выходе в море их уже поджидали все те же ганзейцы в компании со шведами. Типа, зря что ли, шведы надрывали экономику, свой флот строили. Воевать, имея столько людей на борту, у наших не было никаких причин, поэтому вполне мирно попросили пропустить их, обещая никогда больше не возвращаться и в здешние дела не вмешиваться. Шведы с ганзейцами подумали и… согласились. Может, в самом деле, человеколюбием заболели, но скорее всего, вспомнили результаты недавнего столкновения флота клана с датчанами. Опять же, корабли еще понадобятся, когда Данию, потерявшую добрую часть своего флота, нагибать задумают.
