Весь следующий день возили туда-сюда пленников. Только к вечеру закончили. Губернатор второй раз лично не приехал, прислал офицера. Офицер выглядел надменно, но в его мыслях прочел нарастающую панику, видимо успел опросить освобожденных моряков об особенностях боя их флота с нашим единственным кораблем. Уверили друг друга в отсутствии каких-либо взаимных претензий и вежливо попрощались. Вот уже первый командир у испанцев появился, который уж точно не захочет мериться с нами силой. Даст бог не последний.

Расковывали из кандалов привезенных пленников уже у себя на острове. До того не было ни времени, ни желания с ними возиться. Все равно, большая часть привезенных для нас — мусор, неудачники, не сумевшие прижиться у себя на родине и вряд ли владеющие какими-либо редкими навыками. Но будем посмотреть, как говорится. В конце концов, у нас открылись вакансии на место тех морских десантников, что погибли в последнем бою. Если вдумчиво посмотреть, так еще много кого можно принять. А уж совсем негодящие людишки будут вывезены подальше на материк и отпущены на все четыре стороны. Даже оружием каким-никаким их снабдить можем и инструментами. Для них все лучше, чем на плантациях под бичами надсмотрщиков горбатиться.

И снова утро. Выбрался из-под Светиной мягонькой ножки, что во сне она сложила на меня. Надо, пока не забылось, записать пришедшую при пробуждении идею. Все печалился, что не был в прошлой жизни техническим специалистом, а от моего знания современной для двадцать первого века фармакопеи во времена Иоанна четвертого, Грозного никакой пользы. А ведь, если подумать, я очень важному могу научить наших лекарок. Та-ак! Как там эти решетки Пеннета чертятся? Биология за десятый класс средней школы.

Светла заерзала в постели, еще в полудреме попыталась нащупать меня и, не найдя искомое, открыла глаза.

— Просыпайся Солнышко! Просыпайся моя хорошая! — Заквохтал я, вводя подругу в естественное недоумение и легкую панику. Ну, никогда ранее я так ее не засюсюкивал.

— Что-то случилось, милый? — Немного нервно поинтересовалась она.

— Именно, что случилось. Твой возлюбленный только что понял, какой же он болван!

— Самокритичненько. А могу я поинтересоваться, на каких фактах основана эта твоя свежая теория?

— Запросто. И я тебе отвечу! Интересуйся!

— Я тебя сейчас подушкой ударю.

— А-а-а! Не бейте, тетенька, — тонким голоском заблажил я. И уже нормальным голосом добавил: — Собери ка ты мне, Светла, всех ваших целительниц к обеду. Сможешь?

— Тебе их прямо сюда звать?

— Без разницы. Главное, чтобы я мог без помех донести до них мою гениальную идею.

— Тогда лучше будет тебе самому к нам ножками прогуляться. Так-то уж точно ни одна из них по дороге не потеряется и не заблудится.

— Принято. Через три часа буду.

— Ты что! Да за три часа…

— Они не успеют разбежаться! — Перебил я подругу, принуждая закончить спор.

Ровно через три часа:

— Итак, милые дамы, дошла до меня весть об опытах, проделанных одним монахом по фамилии Мендель над всем известной культурой под названием горох. Он посадил два сорта. Первый с желтыми горошинами, а второй — с зелеными. Выросшие цветки переопылил и получил….

Моя речь все тянулась. По мере развития мысли я начал подсовывать слушательницам эти самые решетки Пеннета, иллюстрирующие полученные монахом результаты. Опыты все усложнялись, как и эти самые решетки.

— А теперь вслушайтесь в мои слова, милые дамы! Вот, точно так же, как и у гороха, происходит наследование признаков и у людей! Иными словами, не имея ни у одного из родителей того или иного признака мы не вправе ожидать появления этого признака и у ребенка. Не поняли? Это касается ваших детей! — Рявкнул я последнюю фразу, стрессовым выбросом гормонов пробуждая мозги у наших красавиц. — Хотите, чтобы ваши дети были умными, здоровыми, долго жили, были, в конце концов, магами, найдите себе таких мужчин. И по возможности проследите, были ли умными, здоровыми их родители и дожили ли до ста лет дедушки и бабушки. А от никчемных дебилов, пусть красивых и обходительных, могут родиться только одни никчемные дебилы!

И под ошарашенное молчание публики покинул зал.

В этот вечер Светла вернулась домой поздно и была непривычно тихой и задумчивой. Это она что, переживает из-за моей речи перед ее товарками что-ли? Ладно, не буду лезть в душу, захочет поделиться, сама расскажет.

Наутро проснулся от ощущения того, что на меня кто-то смотрит. Знаете, такой почти материальный взгляд. Открываю глаза: Светла. Сидит в изножье кровати, закутавшись в одеяло (у нас у каждого свое одеяло, чтобы не перетягивать) и смотрит на меня грустным взглядом.

— Красавица, ты чего? — Вопрошаю я, мысленно примеряясь, где же успел накосячить.

— Ваня, я, кажется, беременна! — Выпалила она после нескольких предыдущих неудачных попыток вымолвить словечко.

— Что значит «кажется»?

— То и значит, что мне кажется. — А вот мне лично «кажется», что подруга готова закатить скандал, таким тоном была сказана последняя ее фраза.

— Задержка есть?

— Два дня. — Вот теперь и мне что-то подобное действительно, кажется. У первоклассной лекарки цикл всегда работал как часы. Надо спасать положение, а то, если еще чуть промедлю, слез не миновать.

— Здорово! — Стараюсь не сфальшивить ни в одной нотке. — У меня будет наследник! — Лезу целоваться.

— А вдруг там девочка? — Уже немного успокоилась, но все еще напряжена.

— Кто бы ни родился, я буду очень рад!

— Уф! А я так боялась! Ведь ты же сказал, что еще не чувствуешь себя достаточно взрослым.

— Мало ли что я там говорил! — С пылом ушел я в несознанку, хотя да, и сейчас такая мысль все еще сверлит мою голову. Но это по нормативам того мира я несовершеннолетний, в этом же мире мои ровесники некоторые уже по паре ребятишек имеют и давно сами содержат семью. Время сейчас такое. То голод, то мор, то война. Вот и спешит народ оставить после себя на земле свое продолжение.

Отложил все дела и заботы, остался дома с подругой. Или уже женой? Кто она для меня? Да и на брак с особами августейшей крови мне, отвергнутому наследнику самоназваного царя медвежьего угла Европы под названием Русь, надеяться особо не стоит. А Светла не просто лекарка. Она, на минуточку, двуталант. Редкость редкостная. Кроме магии жизни еще и магией смерти владеет, пусть и не развивает и не афиширует второй свой дар по вполне понятным причинам. Решено (и задвинем память о неудачной своей женитьбе в прошлом мире в самый темный, пыльный уголок).

— Светла. А… — губы немеют, не в силах произнести задуманное. — Выходи за меня замуж.

Широко распахнутые глаза, слезы, что рекой льются из этих глаз. Стоп, стоп, стоп! Ей же в ее положении нельзя волноваться. Вот я, дебил!

Известие о предстоящей свадьбе своего молодого правителя весь народ наш воспринял как национальный праздник. Даром, что еще день свадьбы даже не назначен. Главное повод есть железный, да и возможности у подавляющего большинства имеются. Чай, не последние порты будут пропивать. У моей будущей подруги день деньской, до самого вечера, толкутся подруги. Я там ощущаю совершенно лишним и вынужденно практически ежедневно сбегаю из дома к Годунову в мастерскую. Борис с пользой для дела провел свои часы наставничества в нашей школе. Выявил самых способных отроков и быстренько приставил их к делу. Родители эксплуатируемых только рады были. Такой зарплаты, какую платил Годунов своим помощникам, они отродясь не видывали. Вот и мозговали мы с ним на пару, пытаясь приспособить к делу новые наши возможности. Дело в том, что с испанских кораблей было снято кроме семерых водных магов, на которых сразу наложил лапу наш адмирал, еще и четверо магов воздушных, каковых, не считая одного молодого английского пирата, у нас в доступе еще не бывало. Но тот и не в счет почти, настолько слабый. Маны выдает в час по чайной ложке. Теперь все четверо трудятся у Бориса, хотя это и грубейшее нарушение секретности, запускать их туда до принесения магической присяги верности нашему государству и мне лично, как его правителю. Но Годунов настоял. А клятва мажеская, похоже, не за горами. Им тут такие хоромы отвели, такие деньжищи платят. И все люди с ними приветливые, особенно молодые девушки. А работа у этого русского! То, что они там производят, это так похоже на сказку! — Это я, если что, мысли наших пленных воздушников, не удержался, прочитал. Так что еще и новый род предстоит организовывать. Или даже клан.