— Остановитесь, люди! — Загремел над площадью голос демона. Ого! А он может разговаривать не только в Переходной зоне, но и тут! — Я не причиню вам сегодня зла. Этот обрубок, — демон повел рукой, показывая на архиепископа, — пообещал расплатиться всем, что у него есть, чтобы я ПОПЫТАЛСЯ убить здесь как можно больше народу. К его несчастью, у него уже давно почти ничего не осталось. Я же забираю в соответствии с договором последнее. — Плоть священника от прикосновения выходца из преисподней начала быстро темнеть и сморщиваться. — Моя попытка состоялась: легкий теплый ветерок растрепал одежду и волосы находящихся на площади людей.

Демон отбросил в сторону высохшую мумию и расплылся темным дымом. Лишь в моем мозгу прозвучала его короткое послание: «Нам надо поговорить. Ты знаешь, где меня можно вызвать. Мое имя Агафер. Обещаю, что не нападу на тебя первым при вызове».

Наш новый католический священник, Гастон Жофруа, уверил меня, что он отправит в канцелярию его Святейшества самый правдивый отчет, какой только возможен. У него же, как представителя католической церкви нет ни одного повода для претензий. Претензии, конечно, были. Причем, целая куча. А вот поводов нет. Такой вот каламбур. Очень уж подставился бывший архиепископ Болоньи своим последним вызовом демона. Это даже не списать на происки врагов святого престола. Все люди, находившиеся в тот момент на площади, своими ушами слышали его признание, как и поняли, с какой целью был вызван нечистый. Даже католики очень возмущались. Особенно католики. Ведь на площадь они явились чуть ли не в полном составе, включая семьи и даже новорожденных детей. И остальных казненных они больше не жалели. Типа: паршивые овцы, прочь из стада! Так что, заговор разрешился без последствий. Ну, за исключением тех, что придумают против нас в Риме. Я ни на секунду не верил, что смерть прелата столь высокого ранга там оставят неотомщенной.

Наша свадьба словно прорвала плотину. Люди, что месяцами и даже годами откладывали свою женитьбу, вдруг разом решились. Объявили о своей помолвке пятеро лекарок. Причем, одна из них выходила за мага природы, старшего из той группы из трех человек, что лекарки едва ли не приватизировали. Еще одна выразила готовность влиться своим замужеством в могучий клан Плещеевых. Круче того, фра Джованьоли очевидно окончательно отставил свои планы по возвращению на родину и в одночасье обвенчался с дочерью нашего градоначальника. Флор в эти дни ходил с почти постоянной улыбкой до ушей, настолько ему нравилось, что он смог через свою дочь породнится с иностранным высокопоставленным дворянином. Моряки и пахари, ремесленники и свежие переселенцы, еще не нашедшие свое призвание в стране, ставшей новой родиной. Просто эпидемия какая-то!

Я радовался вместе со всеми. Ведь это же самый лучший признак, если люди вдруг так массово начинают строить свои семьи. Значит, власть, и я в том числе, все делает правильно, и у людей имеется твердая уверенность в завтрашнем дне.

А потом стен моего дворца достиг гонец.

— Федор Михайлович Зуев-Ордынец принять просит! — Донес до меня весть посланный стражниками дворца слуга. — С вестью от царя, государя Московского.

«Блин! И что на этот раз? Неужели не ясно в прошлый раз ответил. Дураков нет, соваться с голым задом в этот гадюшник!»

На невысоком скалистом косогоре, что высится над сталисто-серой гладью океана, есть небольшая практически ровная, словно кто специально выгладил ее, площадка. Почти на краю ее стоит небольшая простенькая скамейка, открытая всем дождям и ветрам. На скамейке лежит коричневая суконная куртка, изукрашенная по вороту и обшлагам неброской, но искусной вышивкой. Хозяин этой курки, молодой паренек, почти подросток, находится тут же, возле. Он занят метанием в морскую даль крупненьких гранитных голышей — обкатышей. Гальки, величиной поболее кулака взрослого мужчины, запущенные с нечеловеческой силой, с шелестом уносятся вдаль, так что даже всплесков от их падения уже не различить невооруженным оптикой взглядом. Слегка влажный от выступившего пота торс паренька светится расплавленной бронзой в лучах восхода. Такая себе бронзовая подвижная статуя даже не героя какого, вроде Геракла с его отягощенным излишней мускулатурой телом, а молодого, еще не ведающего о всей своей красоте и силе, бога.

Юноша наигрался, да и камни закончились, мало их натаскал сегодня, плюхнулся на скамейку с довольным, облегченным выдохом. Принялся растирать слегка потянутые бросками каменьев мышцы правого предплечья. Прохладный по причине уже наступившей осени ветер с океана никак не влиял на защищенного тенью своей магии атлета. Да, именно, тенью, как это не странно бы прозвучало, тенью огня, когда самого огня еще и нет, но он близко, вот-вот может появиться. Наконец, массаж закончен, и парень откидывается на спинку скамейки, раскинув вдоль по верху этой спинки свои мускулистые руки. Смотрит вдаль, любуясь разгорающимся восходом. Там, далеко-далеко осталась покинутая им и его друзьями и соратниками родина. Покинутая, но все никак не желающая забыть об одном из заблудших своих сыновей, регулярно зовущая назад устами тамошнего царя владыки и руками послушных царской воле писцов.

Пишет царь батюшка, что тяжко ему без надежи, старшего сыночка, словно и не он еще каких-то несколько лет назад изгнал сына от себя, молча взирая, как приближенные им бояре травят его первенца. А когда его сын подался в бега от ставших опасными для его жизни родных мест, и вовсе объявил бунтовщиком, лишив звания царского наследника. А теперь зовет! Достали царя, видите ли, заговоры бояр, которых он же к себе и приблизил. Настолько достали, что отделил государь собственные земли и земли своих ближайших верных друзей — соратников от прочих земель Руси, где верховенствуют изменники бояре. Даже названия придумал говорящие: все прочие, от земли Русской — земщина, а они, особенные, опричные от всех остальных. Опричнина и есть. Вот, зовет теперь. Предлагает принять под руку все свое царство, окромя опричных владений, что останутся под властью прежнего царя батюшки, Ивана свет Васильевича.

И вот как теперь быть? Бросить все здесь построенное? Забрать своих обученных людей и с повинной возвернуться? Все же людей на Руси раз в сто с лишним поболее будет, чем тут, на острове. Сможет не два — три направления развивать, а с десяток или даже больше. И общество более монолитное там. А то достали эти анклавы. Отказался от привоза сюда негров, так католики вместо негров бунтовать начали. А там, глядишь, следом и еще кто по примеру этих фанатиков подтянется. Те же арабы.

Или вернуться самому, оставив здесь все производство? Крепкий тыл, так сказать. Место куда всегда можно сбежать вновь, если дела на Родине не пойдут. Только вот, получится ли развернуть с нуля вновь производство артефактов, если Годунов останется на Рароге. Да и убежать вовремя,… корабли нужны. А они у Плещеевых останутся. Хотя, конечно, богата талантами земля русская. Может, и сыщутся еще новые Годуновы, да Плещеевы. В царской власти многое куда легче и доступней станет. Если, конечно, станет батюшка и в самом деле троном делиться, а не на роль подсадного клоуна приглашает. Был у него в прошлом мире такой, имени не помню, Бекбулатович. Даже все царство, без изъятия тому передавал. А потом турнул, обозвав нехорошим словом. Плохо Бекбулатович кончил. Только вот, и он, младший Иван, не татарин какой, Рюрикович. Так просто турнуть может и не получиться. А это война. Причем самая наихудшая для государства из всех возможных — гражданская.

Самый легкий вариант выбора — не делать ничего. Оставить все как есть. Пусть себе там сами друг дружку грызут и заговоры устраивают. Развивать потихоньку свою маленькую страну, таскать помаленьку людей из разных концов света, сплавляя мало помалу их в одну нацию. Развивать магию. И свою в том числе. Вон, портал огненный вдруг разом как развился. Где раньше считанные метры были, теперь километры выходят. Да еще и дополнительная фича открылась. Разведка местности по направлению намеченного прыжка. На те же самые километры. Как птице быстрокрылой можно все обозреть вплоть до места открытия портала. Тьфу, ты, отвлекся. Что же выбрать? Как поступить?