— Он стрелял по самолету, но промахнулся.

— Вы ошибаетесь, Лиля. Кроме того, у Телюкова промахов не бывает. Он летчик особенный… Вы напрасно волнуетесь…

— Может быть… Но все-таки…

— Вы не хотите, чтобы я ходил к вам?

— Да. Я просила бы вас об этом, — вымолвила Лиля вопреки желанию, каким-то чужим голосом. Она тут же поднялась и поспешила к калитке.

Если бы Поддубный попытался удержать ее, то, пожалуй, она убежала бы, смутившись, почувствовав себя счастливой. Но он, как ей показалось, легко примирился с ее решением, да вдобавок еще расхваливал Телюкова. «Зачем это? — с огорчением спрашивала себя Лиля, остановившись у калитки. — Да ведь он безразличен ко мне… А я, глупая, чуть не призналась ему в любви…

И вот награда: иди спать и ничего плохого не думай о Телюкове. Он сам толкает меня в объятия другого… Неужели он воспринял мое предупреждение, как прямой намек?»

Любовь, стыд, жаркая обида — все это клубком сплелось в голове девушки. Она шарила рукой по доске, искала задвижку, чтобы отпереть калитку, и не находила ее в темноте…

Но еще большее волнение охватило Поддубного. Как понять ее слова? О ком же она тревожится? О Телюкове? Или о… нем самом? Лиля, его втайне любимая Лиля, да неужели же она любит его?

Он поспешил к ней.

— Лиля…

— Оставьте меня! — сердясь на себя, сказала она, вздрагивая от рыданий.

— Что с вами, милая вы моя? — Он осторожно повернул ее к себе. — Скажите мне всю правду. Что вас мучит?

Лиля прижалась к его груди мокрым лицом, и он, оцепенев от счастья, вдыхал запах ее волос. Молча он повел ее снова к скамейке под карагачем.

Она покорно шла за ним, уже не владея собой, уже не умея дальше скрывать свои чувства…

Долго сидели они, прижавшись друг к другу. Поддубный целовал ее холодные пальцы, согревал их в своих больших теплых руках.

— …Подумать только, все это время ты так мучилась…

— Я не знала, что со мной…

— А я, Лиля, полагал… Да, я полагал, что ты любишь Телюкова и что я невольно стал вам помехой. А это нехорошо. Не к лицу мне это… Лиля! Ведь я начальник…

— Начальник… — Лиля усмехнулась невесело.

В небе погасли прожекторы. Умолк рокот самолетов. Потянуло ночной свежестью.

— Пора. Скоро отец возвратится.

— Да, пора… Но как трудно уходить от тебя.

— Придешь на концерт?

— Приду, родная.

— Приходи. Я буду ждать.

Они расстались, когда между коттеджами засверкали огни возвращающихся с аэродрома автомашин. Лиля бесшумно пробралась к себе, нырнула под одеяло, а Поддубный поспешил домой, ощущая на своих губах теплоту Лилиных поцелуев.

Вряд ли перед своим первым самостоятельным полетом волновался Байрачный так, как сегодня перед началом концерта художественной самодеятельности. Правда, замполит Горбунов и начальник клуба Фельдман, присутствовавшие на генеральной репетиции, одобрили все номера программы. Но то было при пустом зале, а теперь яблоку негде упасть — столько набилось народу. Многие из солдат не смогли протиснуться в зал и толпились у открытых окон. Играл самодеятельный духовой оркестр.

Передние ряды занимали офицеры со своими семьями. За кулисами волновались артисты. Все ждали командира полка. Но вот и он появился со своей женой, сел в середине первого ряда.

— Внимание, товарищи, внимание! — обратился Байрачный к участникам самодеятельности и подал знак, чтобы подняли занавес.

— Начинаем концерт художественной самодеятельности. А чтобы наши актеры не дремали, дружно похлопаем им! — бросил Байрачный в зал заранее приготовленную реплику, уверенный, что конферансье непременно должен смешить зрителей.

Но реплика, к сожалению, не вызвала ожидаемой реакции. Кто-то отпарировал:

— Смотрите, чтобы зрителей сон не сморил!

— А мы объявим тревогу, — нашелся Байрачный, и первое неприятное ощущение оставило его — в зале послышался смех.

Концерт начался довольно оригинально. Из-за кулис вышла маленькая девочка с длинными, туго заплетенными косичками.

— Выступает старейшина нашего самодеятельного коллектива Назык Бабаева. Она исполнит…

Голос конферансье потонул в бурных аплодисментах — всем понравилось такое начало.

— …она исполнит красноармейский марш.

Назык впервые в жизни приходилось выступать перед такой большой аудиторией. Выйдя на сцену, она было попятилась назад, оробела. Но кто-то из-за кулис легонько подтолкнул ее к роялю.

— Начинай, Назык, не стесняйся, здесь нет чужих, все свои, полковые, — ободрял Байрачный юную пианистку, все смелее входя в роль конферансье.

Назык взяла первые аккорды. Из-под тоненьких пальчиков полились бодрые звуки марша. Притихший зал внимательно слушал одаренную девочку.

— Чья она? — зашептались в рядах.

— Ее мать — прачка.

— Дочь полковника учит ее.

Исполнив марш, Назык встала и поклонилась — в точности выполняя все, чему учила ее Лиля. Затем она исполнила «Юмореску» Моцарта.

Успех был большой. Лиля целовала свою воспитанницу, взяв ее за кулисами на руки.

Пока Назык играла, Байрачный переоделся в форму младшего специалиста.

— А теперь, уважаемые товарищи, — обратился он к зрителям…

— Отставить! — подал команду лейтенант Скиба, появившись на сцене в форме инженера. Обращаясь к Байрачному-авиаспециалисту, он сказал:

— На словах вы герой, язык у вас подвешен правильно. А вот хорошо ли вы знаете материальную часть самолета? Я буду принимать у вас зачеты. Скажите мне, например, как работает трансформатор?

— Я… я… — мялся авиационный специалист. — Я готов сдавать зачеты, но только не первым…

— Отлично. Будете вторым.

— Вот видите: еще зачетов не сдавал, а уже «отлично» получил, — обратился Байрачный к публике. — Слышали?

— Слышали! — донеслось из зала вперемешку со смехом.

На сцену выкатили макет самолета. Появился еще один авиационный специалист.

— Ваша фамилия? — обратился к нему инженер.

— Рядовой Иванов.

— Расскажите, рядовой Иванов, что вы знаете о шасси самолета.

Когда тот начал рассказывать, Байрачный спрятался за килем самолета-макета, вынул из-за пояса шпаргалку и начал читать ее. Незаметно к нему подошел офицер.

— Вы что здесь делаете?

— Ничего, — спохватился Байрачный, поспешно пряча в рукав комбинезона шпаргалку.

— В рукаве что у вас?

— Бумажка… Козью ножку хотел скрутить.

— Дайте-ка сюда эту козью ножку.

— Так я еще не скрутил. Махорки не оказалось.

— Без пререканий!

Байрачный подал шпаргалку.

Командир читал отчетливо, по слогам:

— По ги-дро-си-те-ме са-мо-ле-та. — Ага, значит, у вас, по-видимому, заготовлены шпаргалки на все системы? А ну, дайте мне по бустерной.

Байрачный вынул бумажку из левого кармана.

— По системе запуска двигателя! — требовал офицер.

Байрачный вытащил бумажку из правого кармана.

— По электрооборудованию!

Эта шпаргалка лежала спрятанная под панамой.

— По остальным системам! — приказал командир, складывая шпаргалки, как складывают колоду карт.

Байрачный задвигал плечами, и бумажки полетели, как листья с дерева, которое хорошо встряхнули.

— Вот как, значит, изучаете самолет? Ну ладно, поглядим, как вы обойдетесь без шпаргалок. Отвечайте на вопрос: как работает трансформатор?

— Гудит. У-у-у-у-у-у-у, — прогудел Байрачный.

— Это известно каждому. Я спрашиваю о принципе работы трансформатора.

— Э-э-э-этого не могу знать.

— Отстранить его от обязанностей механика! — обратился командир к инженеру.

Это была юмористическая сценка из жизни полка. Такой случай был. Один или два авиационных специалиста действительно пользовались на зачетах шпаргалками.

Байрачный переоделся и, переждав, пока в зале утихнет шум, объявил очередной номер.

— В первом номере нашей программы выступала ученица. Теперь вашему вниманию предлагается исполнение учительницы. Послушаем, кто — кого.