Байрачный угодил в тесное ущелье, над которым с обеих сторон террасами свисали каменные глыбы. За одну из них зацепился купол парашюта. Летчика рвануло в сторону, ударило о камни. Он рассек себе правое колено, ушиб плечо и завис над бездной, покачиваясь на стропах.

Байрачный знал: командир полка немедленно вышлет летчиков на розыски. Но вряд ли они обнаружат его здесь, под скалистым козырьком, куда не достигают даже солнечные лучи. Надо ка-то подыматься вверх. И он, превозмогая боль в колене и в плечевом суставе, стал подниматься по стропам. Срывался, зависал и снова, собравшись с силами, карабкался, хватаясь руками за шелковые скользкие стропы. Наконец выкарабкался все же на глыбу, сел, достал индивидуальный пакет, перевязал рану.

Отдохнув немного, летчик начал соображать, как подняться на вершину горы, где его могли бы заметить летчики или откуда можно было бы спуститься вниз и добраться до аэродрома пешком.

Подходящего места, однако, не оказалось. Оставалось одно: резать стропы и связывать веревку с тем, чтобы закинуть петлю за каменный выступ, висевший над головой.

Так Байрачный и сделал. Но нелегко оказалось забросить петлю. Попытка за попыткой заканчивались неудачей. Один раз летчик чуть не слетел со скалы в пропасть: каменный выступ, за который зацепилась петля, сорвался и с грохотом покатился вниз.

Байрачный еще раз осмотрел скалу, на которой сидел, и нашел небольшой карниз. Если по этому карнизу пройти немного влево, то можно обойти висящий над головой выступ и путь к вершине горы будет открыт.

«А если сорвусь?» — спрашивал себя Байрачный, с ужасом поглядывая на глубокое дно ущелья.

И все же решил рискнуть. На всякий случай один конец веревки привязал к куполу парашюта, а другой — к ремню. Шаг за шагом, ощущая неуемную дрожь в коленях, он передвигался по карнизу, пока наконец не очутился на естественной площадке, откуда начинался пологий, с множеством таких же площадок и каменных выступов подъем к вершине горы. Здесь летчик обрезал веревку, навсегда таким образом распрощавшись со своим верным другом — парашютом.

Гора, на которую взобрался Байрачный, имела со всех сторон почти отвесные стены. Спуститься с нее было совершенно невозможно, и летчику ничего не оставалось, как сидеть и ждать помощи.

Полчаса спустя над горами показался первый самолет. Байрачный замахал руками, дескать, сюда, сюда давай! Летчик не заметил его. «Миг» походил, покружился в стороне и улетел. То же самое повторилось и со вторым самолетом, и с третьим. Последний пронесся почти над самым ущельем, громом прогремел в горах, вызвал стоголосое это за далекими утопающими в солнечном мареве хребтами.

— Да вот я, сюда! — надсадно кричал Байрачный, как будто его могли услышать.

В небе появился легкомоторный Як-12. Подобно пчеле, порхающей с цветка на цветок, опускался он в ущелья и снова взвивался над горами. Издалека и вправду Як-12 напоминал пчелу — распростерты крылья, свисающие ноги…

— Ну сюда! Ко мне! — манил «пчелу» Байрачный.

День постепенно угасал. Сгущались темные, как серебро с чернью, тени в ущельях. Поблекла последняя киноварь заката. На светлом небе затеплились волшебные огоньки звезд.

Все сильнее мозжила раненая нога. Каждый шаг отдавался в плечо.

Снова над горами загрохотали самолеты, мигая разноцветными бортовыми огнями. Будь сейчас у Байрачного ракетница — быстро разыскали бы его. К сожалению, у него не было при себе даже электрического фонарика. А сколько раз и командир полка, и командир эскадрильи, и командир звена твердили летчикам: «Берите с собой в полет фонарики». Считая, что фонарик при полетах днем совершенно не нужен, Байрачный не взял его в этот полет. Вот и выходит теперь боком его непослушание. Стой и хлопай глазами. Найти-то найдут, но уж и всыплет командир за разгильдяйство.

Байрачный, будучи уверен, что командир выслал на розыски пешие команды, изредка стрелял из пистолета, обозначая свое местонахождение.

И только наутро увидел ракету, пущенную в ответ теми, кто производил розыски.

Бибиджан осталась ночевать в поликлинике. Расчет был прост: если Гришу найдут — обязательно привезут сюда, а она встретит его.

Она легла на диване у раскрытого окна, прислушиваясь к гулу самолетов. Только на рассвете задремала. Разбудил ее чей-то зычный голос:

— А ну-ка, поживее, а то сейчас должен прибыть вертолет. Да не забудьте прихватить с собой все, что необходимо для первой помощи.

Медсестра узнала по голосу старшего лейтенанта Телюкова.

— Я человек штатский. Никогда не летал, — возражал дежурный врач-стоматолог. — Вызывайте военных.

— Так какого же лешего вы здесь сидите! — возмущался Телюков.

Бибиджан поднялась. На дорожке, постеленной вдоль коридора, играли солнечные зайчики. Летчик курил, синий дымок тянулся к распахнутому окну.

— Не полечу, — твердил врач. — Вызывайте военных.

— Я полечу! — вызвалась Бибиджан, сразу догадавшись, за кем собираются лететь.

Телюков покосился на медсестру.

— Нужен врач, а вы…

— Я все умею…

Медсестре повезло — послышался гул вертолета. Времени оставалось в обрез. Телюков вынужден был согласиться:

— Ладно, полетели!

Бибиджан накинула через плечо санитарную сумку, вышла вслед за Телюковым, села в «Победу».

— Нашли Гришу? Он ранен? Тяжело? — засыпала она вопросами летчика.

Телюков ехидно прищурил левый глаз и присвистнул:

— Эге, сестричка! Плюньте мне в глаза, если вы по уши не влюблены в Байрачного.

— А он жив?

— Теперь мне понятно, — продолжал Телюков, — почему вы так испугались своих земляков, приезжавших на «Москвиче». — Телюков ближе пододвинулся к медсестре. — Биби, а ведь вы прехорошенькая, ей-богу! Я не раз приглядывался к вам… Но если вы любите другого…. Эх, Биби, а мне вот не везет! — И уже серьезно начал перед ней изливать душу. — Грубый я какой-то, шелопутный…

Бибиджан успокоилась. Если бы с Гришей случилось что-нибудь серьезное, летчику было бы не до шуток.

На аэродроме они пересели в вертолет, в котором находились уже лейтенанты Скиба и Калашников и двое солдат. Одного из них Бибиджан уже знала. То был Баклуша, тот самый Баклуша, которого она по ошибке угостила спиртом. Увидя медсестру, Баклуша что-то прошептал на ухо товарищу, и оба весело ухмыльнулись.

Бибиджан никогда не приходилось летать на самолете, да и в вертолет она попала впервые. И когда над головой зашумели мощные крылья и вертолет поднялся, как лифт, девушка почувствовала страх. Бледная и встревоженная, поглядывала она то на офицеров, то на солдат. Но из спокойствие благотворно повлияло на нее. Вскоре и она успокоилась, повернулась к окну, загляделась на землю. Широкий и необозримый аэродром лежал теперь среди песков маленькой полоской, по сторонам которой выстроились игрушечные самолетики. Вдали виднелась Кизыл-Кала. Коттеджи напоминали оброненные кем-то спичечные коробки…

Вскоре и аэродром, и городок затерялись среди песков, тронутых позолотой утреннего солнца. Внизу показались горы. Сперва низкие, приплюснутые, с отлогими склонами, затем высокие и скалистые, между которыми зияли глубокие провалы. Вдали горы сливались в сплошную темно-синюю массу, из которой смутно проступали многочисленные конусы и пирамиды. Порой между ними проплывали нежные, как дымок, облака.

Вертолет поднимался все выше и выше, но горы не отступали. Казалось, и они подымались вслед за машиной, стремясь зацепить ее своими остроконечными вершинами. При одной мысли об этом у Бибиджан замирало сердце.

Телюков поглядывал то в окно, то на карту, разложенную на коленях. Бибиджан недоумевала, как он ориентируется в этом беспорядочном нагромождении гор? Должно быть, много надо знать и уметь летчикам! И каким нужно быть мужественным, чтобы не бояться летать здесь…

— Слева ракета! — сообщил Телюков летчикам вертолета, сидящим впереди в остекленной кабине.

— Где? — Бибиджан поспешно припала к окошку.