Костя не представлял себе, какое задание готовится для него, и начал добиваться:

— Скажите, Александр Иванович, задание будет важное?

— Очень важное и в этих условиях даже трудное.

— А кто со мной еще пойдет?

— У нас в полку ты пока один…

Костя так и не понял, о каком трудном задании идет речь. Но вот как-то в час затишья они разговорились. Сначала речь зашла просто об учебниках, о книгах, затем о знаниях, какие необходимо иметь человеку, и Костя вдруг представил себе, что он сидит не в блиндаже, а в классе. Александр Иванович говорил с ним серьезно, казалось, нет ничего на свете более важного, чем решение задач из учебника.

— Самое трудное, что дается с большим напряжением всем, даже самым способным людям — это знания. И если ты думаешь отступать перед такими трудностями, тогда другое дело, — не без упрека заметил Александр Иванович.

Костя поднял на него удивленные глаза.

— Какие светлые дни ждут тебя, Костя! Вот представь себе: ты студент института. Стоишь вот так перед профессором и отвечаешь. Ответы ясные, четкие. Профессор от радости поднял седые брови и улыбается: «Ай да Костя Пургин, ай да молодец! — и жмет тебе руку. — Поздравляю, наш будущий, ну скажем, главный агроном!..»

— Александр Иванович, я еще не решил, кем быть.

— Ну вот, и я говорю, сейчас надо об этом думать, чтоб потом окончательно решить, кем быть. Ведь когда начнутся мирные дни, тогда некогда будет раздумывать, надо готовиться сейчас. Иначе опоздаем…

Костя не возражал, но как можно усидеть за книжкой, когда рядом идут бои! И однажды, оставшись один, он решил все же посмотреть, что делается там, на переднем крае.

Сначала зашел в штаб.

В блиндаже штаба полка никого не было. Только у коммутатора сидел дежурный телефонист.

Пошел дальше.

У переправы и за оврагом кипел бой. Оттуда доносились частые очереди автоматов. Костя прибавил шагу. Вдруг перед ним показалась девочка. Она была укутана в большую вязаную шаль, концы которой тащились по земле. Взглянув на Костю, девочка круто повернула в сторону, к куче щебня.

— Стой! — крикнул Костя, но девочка как сквозь землю провалилась.

За кучей щебня не было ни домов, ни канав, ни бомбоубежищ. Пожар все сровнял с землей. Костя прошел вперед, присмотрелся и заметил деревянную крышку, поставленную на ребро: погреб…

— Кто тут есть? — еще не решаясь спуститься, повелительно произнес он.

— Не кричи, мама спит, — послышался ответ.

— Ну ты, не командуй! — Костя постарался произнести эти слова басом, но голос сорвался.

— А я тебя не боюсь. Спускайся, у нас тут неопасно.

Косте стало неприятно от своей грубости. «Как тут эта кнопка живет?» — Костя оглянулся и, набравшись смелости, опустил ноги на лесенку.

— Что ты оглядываешься, не бойся, — сказала девочка. Из темноты ей хорошо было видно, а Косте погреб казался черной дырой.

— А много вас тут? — уже примирительно спросил он.

— Садись, увидишь.

В темноте девочка подвинула к ногам Кости какую-то корзинку, он наугад присел, еще не видя ничего перед собой.

— Плохо быть слепым.

— Нет, ничего. Моя мама вот уже привыкает. Все понимает, что я делаю. Стану картошку чистить, а она чувствует, что много срезаю, и говорит: «Меньше срезай!» Ей глаза-то газом выело. Дым едучий такой от бомбы был…

— А тебе тоже выело?

— Нет, я все вижу. Вот и ты посидишь, оглядишься и тоже все будешь видеть.

Постепенно Костя разглядел девочку, сидевшую возле чугуна. За ее спиной на одной половинке филенчатых дверей, приспособленных под койку, спала женщина. В правом углу погреба лежали два обгоревших чемодана, в левом виднелась шейка швейной машины. У стенки сложены кирпичи, на них ржавая коленчатая труба.

— Это мы печку делаем, — сообщила девочка, — картошку варить.

— А где хлеб берете?

— Нигде. Без хлеба. А ты тоже есть хочешь? — спохватилась девочка и тут же достала из-под материной «кровати» котелок.

В котелке был небольшой кусок пареной тыквы. Разломив его пополам, девочка одну часть положила обратно, а другую подала Косте.

— Вкусная.

Костя был сыт, но не отказался, попробовал. В самом деле, тыква оказалась вкусной. Когда в руках осталась тонкая кожура, он заметил, что девочка с завистью смотрит на него.

«Ведь я съел ее долю», — подумал он в тревоге.

— А почему вы не эвакуировались? — стараясь преодолеть стыд, спросил Костя.

— Куда?

— Известно, куда эвакуируют, — за Волгу, — тоном знатока сообщил он.

— Мама говорит, мы не знаем, как это делается.

— Знаете, да не хотите. Вам нечего тут делать.

— Как тебя звать? — ласково спросила девочка.

— Константин Пургин, — приободрившись, ответил Костя. — А тебя?

— Лиза.

Костя улыбнулся про себя: «Лиза-подлиза» — так дразнил он одну девочку в школе. Но эта, кажется, не такая. И переспросил:

— Лиза?

— Лиза, — подтвердила девочка. И, подумав, сказала — Эвакуироваться сейчас некуда. Переправу немцы захватили, наши два раза отбивали, а сейчас там опять фашисты.

— Откуда ты знаешь? — спросил Костя.

— Знаю. Это ты сидишь в блиндаже и ничего не видишь, а я у наших была. Только ты не говори, я никому на глаза не показываюсь. Не скажешь?

Костя промолчал. Он не знал, что ответить.

— Мама говорит, что нам нельзя от своего дома уходить. Тут она каждый уголок знает, помнит, где что есть. Выйдем ночью, а она ногами каждый бугорок признает. Позавчера подошла к тому месту, где наш дом был, и, как зрячая, говорит: «Стены сгорели, а место все равно целое, вот тут, говорит, мы гнездо себе совьем. Возьми, говорит, вон там, в углу под половицами, чемодан». Я разрыла головешки. Пол только местами прогорел. Взяла вот эти два чемодана. Потом мама сама машинку достала, только она поломалась. Но мама говорит — наладим. А кончится война, шить меня научит. Она ведь у нас мастерица была.

— А где отец у тебя? — спросил Костя.

— На заводе похоронили. В братской могиле, — ответила Лиза, намереваясь о чем-то спросить Костю, но он уже был на лесенке. — Про маму и про меня… молчи! — крикнула она ему вдогонку.

Костя не остановился даже у штабного блиндажа. Он без оглядки бежал к себе.

Заскучавший голубь встретил его веселым воркованием. Вылетел из дальнего угла, примостился на плече. Косте показалось, что и Вергун одобряет его намерение: собрать все продукты и сейчас же отнести в погреб. Жаль, что голубь не умеет говорить, Костя рассказал бы ему, что он сейчас видел.

— А кому ты сказал, что мы здесь живем? — спросила Лиза, принимая от Кости вещевой мешок.

— Я не ябедник.

— А продукты где взял? — спросила мать Лизы. Сейчас она сидела возле печки.

— Это мой запас, — ответил Костя.

— Теперь воду надо экономить, Лиза, — сказала мать.

Лиза взяла Костю за руку:

— Посмотри, какой у нас самовар.

— Где?

— Вот, — ответила Лиза и подвела Костю к лестнице.

Только сейчас Костя заметил, что под лестницей стоит большой самовар, наполненный водой. Звякнула крышка, и мать Лизы насторожилась:

— Не тронь, не тронь, воды и так мало.

— На неделю хватит, а там снег выпадет, — успокаивала Лиза мать.

На прощание Костя передал Лизе свечку.

— А зачем она нам? Не поможет… — отказывалась мать.

Затем Костя вручил Лизе общую тетрадь и пригласил к себе:

— Приходи к нам в блиндаж, Александр Иванович хороший человек. Учитель.

Лиза встрепенулась. Слово «учитель» обрадовало ее.

— Какой он?

— Приходи, посмотришь, — ответил Костя. — И еще друг у меня есть — Зернов, бронебойщик. Самый смелый человек на свете. Приходи.

Вернувшись в блиндаж, Костя залез на нары, укрылся с головой плащ-накидкой и принялся обдумывать, что еще можно сделать для Лизы и ее матери. Он одобрял их за то, что не поехали за Волгу.

Вскоре послышались шаги. В блиндаж входили бойцы.

Костя притворился спящим. По сдержанным вздохам вошедших он понял, что многие не вернулись и не вернутся больше сюда. Их места были пусты.