— Вот именно, — излишне воодушевленно поддержал Олдем.

— Дело в том, что... — Доктор Шиллинг обращалась скорее к Олдему, чем ко мне. Она сделала паузу, будто собираясь с духом. Интересно, что она скажет? Она сглотнула. — Мисс Аратюнян некому защитить.

— Зовите меня Зоя, — предложила я. — Проще выговорить.

— Зоя, — повторила она, — нам надо как следует поговорить в понедельник утром, встретиться и обсудить все подробности. Я буду ждать вас здесь в девять.

— Я работаю.

— Покамест эта встреча и есть ваша работа, — заявила она. — Мне уже пора... Так вы говорите, на рисунке ваша спальня?

— Я же сказала.

Доктор Шиллинг нетерпеливо и беспокойно переминалась с ноги на ногу. Будь она ученицей из моего класса, я отправила бы ее в туалет.

— У вас есть парень? — спросила она.

— Да, Фред.

— Вы живете вместе?

Я принужденно улыбнулась:

— На ночь он не остается.

— Никогда?

— Да.

— Но вы же с ним близки, так?

— Да, но только до позднего вечера, если вы об этом.

Она повернулась к Олдему.

— Поговорите с ним.

— Если вы подозреваете Фреда, — вмешалась я, — то совершенно напрасно. Он тут ни при чем, потому что... в общем, он не виноват. — Доктор Шиллинг кивнула, но мои слова вряд ли убедили ее. — Кстати, когда в альбоме подменили рисунок, он был в отъезде. Перекапывал сад где-то в Йоркшире, вернулся только на следующий вечер. Его там даже снимали для телевидения, так что алиби у него есть.

— Вы уверены?

— На сто процентов.

— И все-таки поговорите с ним, — велела она Олдему и продолжала, обращаясь ко мне: — Увидимся в понедельник, Зоя. Не хочу пугать вас, но думаю, вам не стоит ночевать одной дома. Дуг! — Наверное, так звали Олдема. — Проверьте у нее замки, ладно? Пока, до понедельника.

Мы с Олдемом направились к машине.

— Как все... быстро кончилось, — пробормотала я.

— Плюньте на нее, — посоветовал Олдем. — Выскочка и перестраховщица.

— Она просила вас поговорить с Фредом. Вы встретитесь с ним?

— Надо же с чего-то начать.

— С чего?

— Вам известно, где он сейчас?

— Работает с садом.

— Вы хотели сказать — в саду?

— Нет, Фред всегда говорит, что приводит в порядок сад, то есть работает с ним. Так звучит солиднее. Где мы?

— В Хэмпстеде.

— Значит, он где-то рядом. Он говорил, что сегодня едет в Северный Лондон.

— Вот и хорошо. Точный адрес вы знаете?

— Могу позвонить ему на мобильник и спросить. А может, лучше подождем?

— Звоните сейчас. — Олдем протянул мне свой телефон.

Я нашла в ежедневнике номер и начала набирать его.

— А можно, первой с ним поговорю я?

Олдем занервничал:

— Зачем?

— Сама не знаю, — ответила я. — Просто из вежливости.

Я увидела Фреда раньше, чем он меня. Он работал в дальнем конце большого сада за величественным особняком, подравнивал живую изгородь электросекатором, висящим у него на плече. Бейсболку он повернул козырьком назад, на джинсах зияли дыры, белая тенниска была перепачкана землей, на ногах грубые рабочие ботинки. Пол-лица закрывали защитные очки, уши — плотные наушники, поэтому мне пришлось похлопать его по плечу, чтобы обратить на себя внимание. Он вздрогнул, хотя я старалась не напугать его, снял очки и наушники и тут же зажмурился от яркого света и звуков. Мы стояли под палящим солнцем среди клумбы с лилиями. По лицу Фреда струился пот.

Он смотрел на меня удивленно и даже сердито. Фред из тех людей, подумалось мне, кто все раскладывает по полочкам: работу — отдельно от любви, секс — отдельно от сна. А я все смешала. Вот он и злится.

— Привет, — вопросительным тоном произнес он.

— Привет. — Я коснулась губами его влажной щеки. — Прости. Меня попросили срочно разыскать тебя. С тобой хотят поговорить, хотя я и объясняла, что это ни к чему.

— Прямо сейчас? — устало уточнил он. — У меня работа в разгаре. Не хочу отвлекаться.

— Я не виновата, — поспешила оправдаться я. — Извини, что втягиваю тебя в свои дела.

Он ничуть не смягчился.

— А что стряслось?

Я коротко перечислила утренние события, но и они оставили его равнодушным. Такие, как он, на вечеринках танцуют с одной девушкой и при этом глазеют по сторонам в поисках других, посимпатичнее. Сейчас Фред посматривал на Олдема, который переминался вдалеке, у дома.

— ...И она посоветовала мне пожить у кого-нибудь.

Последовала пауза, я уставилась на Фреда в упор. Мне хотелось, чтобы он пожалел меня, посочувствовал, сказал, что я могу жить у него, сколько понадобится, если захочу. Я ждала, что он обнимет меня, успокоит, скажет, что он всегда будет рядом. Но его лицо оставалось непроницаемой маской. О чем он думает, я не знала.

Внезапно он перевел взгляд на мою грудь. Я вспыхнула от унижения, во мне зашевелился гнев.

— Я... — начал он, осекся и огляделся. — Ну ладно, пусть спрашивает. Но мне нечего сказать.

— И еще одно, — заявила я неожиданно для самой себя. — Думаю, нам надо расстаться.

Его бегающие распутные глаза замерли, выражение лица стало растерянным. Он уставился на меня. На виске запульсировала вена, по щекам перекатились желваки, зубы сжались.

— Это еще почему, Зоя? — выговорил он ледяным тоном.

— Всему свое время.

Он снял с плеча секатор и положил его на траву.

— Ты решила порвать со мной?

— Да.

Его красивое лицо залил густой румянец. Глаза наполнились могильным холодом. Он беззастенчиво обшарил меня взглядом, будто манекен в витрине, — казалось, он решает, стоит покупать меня или нет. Наконец его губы презрительно дрогнули.

— Что ты из себя строишь? — процедил он.

Я смотрела на его потное лицо и прищуренные глаза.

— Мне страшно, — объяснила я. — Мне нужна помощь, а от тебя ее не дождешься.

— Тварь! — выпалил он. — Назойливая дрянь!

Я повернулась и пошла прочь. Надо просто поскорее уйти куда-нибудь в безопасное место.

Ее волосы уныло свисают на плечи. Голову не мешало бы вымыть. Пробор темный и сальный. За последнюю неделю она сильно постарела. От крыльев носа к углам рта пролегли морщины, под глазами — темные полукружия, на лбу вертикальная складка, словно она целыми днями хмурится. Кожа кажется больной, слишком жирной и бледной. Серьги она не надела. На ней старые брюки из хлопка — пожалуй, оттенка овсянки — и белая рубашка с короткими рукавами. Брюки болтаются на ней, они измяты. На рубашке недостает пуговицы. Машинально она грызет ноготь среднего пальца правой руки. Часто оглядывается, но ни на ком не задерживает взгляд. Иногда моргает, словно у нее двоится в глазах. И все время курит, одну сигарету за другой.

Во мне нарастают ощущения. Я сразу пойму, когда буду готов действовать. И узнаю, когда будет готова она. Это вроде любви — ее замечаешь мгновенно. Она очевидна. Уверенность наполняет меня, придает силы и целеустремленности. А она съеживается и слабеет. Я смотрю на нее и думаю: это сделал я.

Я колотила в дверь. Почему она не выходит? Скорее, да скорее же! Я уже почти не дышу. Мне известно, что надо дышать, но когда я пытаюсь, мне не хватает воздуха, в груди ширится невыносимая тяжесть. Я втягиваю воздух неглубоко и часто, каждую секунду боясь разрыдаться. Голову стягивает тугой обруч боли, все расплывается перед глазами. Помоги мне! Я не могу ни позвать на помощь, ни просто вскрикнуть. У меня в горле ком, в легких тяжесть, я уже почти не дышу. Колени подкашиваются, перед глазами вспыхивают серо-черные пятна. Я опускаюсь на колени перед дверью.

— Зоя? Господи, Зоя, что с тобой? — Кутаясь в полотенце, потряхивая мокрыми волосами, Луиза присела рядом со мной. Она обняла меня за плечи, полотенце соскользнуло, но она не заметила. Милая Луиза! Она не замечала, какими глазами смотрят на нас прохожие, как стараются обойти нас стороной. Я пыталась заговорить, обрести дар речи, но издала лишь странный писк.