Мне хотелось бы написать, что класс заворожил этот старомодный образчик детской литературы. И вправду, пока я читала, дети реже, чем обычно, хныкали, ковыряли в носу, глазели в потолок и толкались. Но самое главное, потом, когда я стала расспрашивать их о сказке, выяснилось, что никто не знает, что такое арбуз. Я нарисовала арбуз на доске красным и зеленым мелом. Арбуз — настолько простая штука, что нарисовать его могу даже я. Раз — и готово.

Я пообещала детям, если они будут хорошо себя вести — и почти целый час они пугали меня непривычно примерным поведением, — в следующий раз принести им арбуз. По пути домой я вышла из автобуса на одну остановку раньше, не доезжая Севен-Систерз-роуд. Идти предстояло через рынок. У первого же прилавка, заваленного фруктами, я купила фунт медово-золотистой черешни и жадно съела ее. Ягоды были кисловатыми, сочными, освежающими, они напомнили мне о родительском доме, о том, как приятно сидеть в тени деревьев на закате. Был шестой час, на улицах уже начинали возникать пробки. Выхлопные газы жарко обдавали лицо, но почему-то меня это только смешило. Как всегда, мне пришлось почти продираться сквозь толпу, но все в этой толпе были настроены добродушно. И ярко одеты. Мой личный счетчик клаустрофобии показывал не обычные одиннадцать, а приятные шесть или семь баллов.

Я купила арбуз размером с баскетбольный мяч и весом с шар для боулинга. Его пришлось упаковать в четыре плотных пакета, но даже в таком виде нести его под мышкой было неудобно. С опаской я перекинула пакет с арбузом через плечо, пошатнувшись при этом и чуть не вылетев на проезжую часть, и потащила к себе, как мешок с углем. До квартиры оставалось всего сотни три ярдов. Пожалуй, справлюсь.

Пока я переходила через Севен-Систерз-роуд и сворачивала на Холлоуэй-роуд, все прохожие глазели на меня. Бог знает, что они думали при виде скудно одетой молодой блондинки, согнувшейся в три погибели под тяжестью пакета — судя по всему, нагруженного железной рудой.

Тут все и случилось. Что я при этом почувствовала? Что-то пронеслось мимо, задело и осталось в прошлом. Точную последовательность событий я восстановила только после того, как мысленно воспроизвела их, рассказала о них другим людям и выслушала их рассказы. Навстречу мне по улице ехал автобус. Он почти поравнялся со мной, когда какой-то человек вдруг спрыгнул с задней площадки. Автобус несся так быстро, как только способен нестись общественный транспорт по Холлоуэй-роуд в час пик. Даже лондонцы не выскакивают из автобусов на полном ходу, поэтому в первый момент мне показалось, что неизвестный просто неосторожно перебегает через улицу за автобусом. Но он с такой силой впечатал подошвы в тротуар и так пошатнулся, что я поняла: он выскочил из автобуса.

А потом я заметила, что к нему каким-то ремешком привязан второй человек. Женщина — старше незнакомца, но еще не пожилая. Она не удержалась на ногах, неловко рухнула и покатилась по асфальту. Я видела ее нелепо взметнувшиеся в воздух ноги, слышала, как она грохнулась об урну, как с глухим стуком ударилась головой о тротуар. Мужчине удалось вырваться. В руках он держал сумочку. Сумочку упавшей женщины. Обеими руками он прижимал ее к груди. Кто-то закричал, и неизвестный во весь опор понесся прочь. На лице у него застыла странная, натянутая улыбка, глаза казались стеклянными. Он мчался прямо на меня, поэтому я отскочила. Но я не просто посторонилась. Пакет с арбузом соскользнул с моего плеча, я слегка откинулась назад и взмахнула им. Мне пришлось откинуться, иначе пакет упал бы мне за спину и я вместе с ним. Если бы пакет описал полный круг, я тоже потеряла бы равновесие. Но к счастью, полет пакета прервался: арбуз с размаху ударил неизвестного прямо в живот.

Кстати, о точке касания: играя в лапту в начальной школе, я била по мячу так, что он чаще всего ударялся о ребро биты и отскакивал в непредсказуемом направлении. Но иногда точка касания мяча оказывалась настолько удачной, что для удара почти не требовалась сила — мяч летел сам. Такая же точка касания есть и у крикетной биты, только называется она «яблочком». И у теннисных ракеток. И у бейсбольных бит. Так вот, мой арбуз угодил этому охотнику за сумочками в самое выгодное для удара место, находясь в верхней точке траектории. Из легких незнакомца со свистом вырвался воздух, и он осел на тротуар так, словно под одеждой не было тела, сложился, как на шарнирах, а не рухнул навзничь, будто поваленное дерево. Сложился, как высотное здание, под фундамент которого заложили взрывчатку, — только что оно стояло на месте и вот уже исчезло в облаке пыли и щебня.

Я не знала, что буду делать, если он очухается и бросится на меня. Арбуз был одноразовым оружием. Но прийти в себя вор не успел. К тому времени как он попытался сесть, нас уже окружила толпа. Больше я не видела этого человека, потому что вспомнила про его жертву. Ко мне подходили, что-то спрашивали, но я не слушала. От возбуждения у меня кружилась голова, хотелось смеяться и болтать без умолку. Но при виде женщины мне стало не до смеха. Скорчившись, она неподвижно лежала на тротуаре лицом вниз. На асфальте застыла лужица густой темной крови. Если бы не редкие подергивания ноги, я решила бы, что женщина мертва. Незнакомка была элегантно одета в деловой костюм с довольно короткой серой юбкой. Я вдруг представила себе, как сегодня утром она завтракала и собиралась на работу, а потом направлялась домой, строя планы на вечер и предвкушая отдых — до тех пор, пока неожиданное событие не изменило ее жизнь. Почему она просто не выпустила из рук злополучную сумку? Наверное, зацепился ремешок.

Людям, обступившим незнакомку, явно было неловко. Всем нам хотелось, чтобы какое-нибудь официальное лицо — врач, полицейский или другой человек в форме — выступило вперед, взяло на себя ответственность и дальше все пошло бы по накатанной колее. Но из толпы никто не выходил.

— Здесь, случайно, нет врачей? — спросила стоящая рядом со мной женщина.

Черт! Я же окончила двухдневные курсы оказания первой помощи, когда готовилась в учителя! Я вышла вперед и опустилась на колени рядом с пострадавшей. Толпа за моей спиной облегченно оживилась. Я прекрасно помнила, как следует давать лекарства двухлетним малышам, но к данному случаю могла применить только одно правило: «Если сомневаешься — ничего не предпринимай». Женщина до сих пор не пришла в себя. Изо рта у нее вытекло довольно много крови. В голове у меня всплыли слова «выведение из обморока». Стараясь действовать как можно осторожнее, я повернула ее лицом к себе. Толпа за спиной заахала и заойкала.

— Кто-нибудь вызвал «скорую»? — спросила я.

— Я вызвал, по мобильнику, — откликнулся кто-то.

Глубоко вздохнув, я полезла двумя пальцами в рот незнакомке, только теперь заметив, что у нее ярко-рыжие волосы и очень бледная кожа. Женщина оказалась моложе, чем на первый взгляд; пожалуй, она была даже красива. Интересно, какие у нее глаза? Наверное, зеленые: зеленые глаза и рыжие волосы — обычное сочетание. Я выгребла изо рта незнакомки загустевшую кровь, посмотрела на свою испачканную ладонь и увидела зуб или обломок зуба. Женщина глухо застонала. Потом закашлялась. Уже неплохо. Совсем рядом оглушительно завыла сирена. Я подняла голову. Меня оттеснил в сторону человек в форме. Слава Богу!

Левой рукой я выудила из кармана платок и тщательно стерла с пальцев кровь и слюну. Мой арбуз! Где же арбуз? Я двинулась на поиски. Охотник за сумочками уже сидел, на него сверху вниз смотрели двое полицейских, мужчина и женщина. Рядом валялся мой голубой пакет.

— Пакет мой, — сообщила я. — Я выронила его.

— Это она! — выпалил кто-то. — Она его остановила.

— Не просто остановила, а нокаутировала, — поправил другой голос, и кто-то из женщин засмеялся.

Грабитель уставился на меня — не мстительно, как я ожидала, а озадаченно.

— Это правда? — с оттенком недоверия в голосе спросил полицейский.

— Да, — устало подтвердила я. — Но мне пора.

Меня остановил офицер полиции: