— Лер, что? — перепуганно глядя на неё, спросил Артём.

— Очень больно… — прошептала девушка.

Шатров не стал медлить, подхватил её на руки и усадив в такси, попросил водителя ехать в ближайшую больницу. От сильной боли Калерия потеряла сознание в машине, у него на руках.

Когда она пришла в себя, то увидела, что находится в больнице. Слишком светлые стены, поначалу, почти ослепили. В палату сразу же пришёл врач.

— Что со мной? — спросила Лаврова, быстро вспомнив всё произошедшее в день экзамена. — Сколько я уже лежу здесь?

— Вас привезли вчера. С вами всё хорошо, но… — врач замолчал, а потом, выдохнув, продолжил: — Мы не смогли сохранить беременность, срок был слишком маленьким.

— Беременность? — переспросила Лера, не веря услышанному.

— Вы не знали?

— Нет, я… — слёзы сами покатились из глаз. Девушка не понимала, почему она теряет всех самых близких и родных. Даже собственного ребёнка, о существовании которого не успела узнать.

*******

Лера поёжилась от мурашек пробежавших по коже и тяжело вздохнув, произнесла:

— Мне очень не хватает вас, родные мои. — несколько солёных слезинок упали из её глаз на гранит и снова накрыло с головой дурацкое чувство абсолютной безнадёжности: могилы оставались безмолвными, от небес не стоило ждать ответа, на тот свет не позвонишь и голоса близких не услышишь… И от подобного осознания было до тошноты горько и больно.

Аккуратно разложив цветы поверх плит, Калерия ещё раз посмотрела на высеченные, родные ей имена и ушла прочь, борясь с болью, ставшей ей за эти годы подругой. Лаврова часто просыпалась по ночам от того, что ей снился тот день, то утро, родители, заливистый смех сестры и её нерождённый ребёнок.

— Лерка, собирайся, нам скоро выходить! — прокричала Лиза, и тут же, голова подруги показалась в дверном проёме: — Калерия Александровна, очнитесь! Кардиохирурги не витают в облаках! — усмехнулась Толкачёва, одновременно натягивая джинсы.

— Да, я уже… — Калерия вернулась из своего потока сознания и потёрла лицо руками.

— Ты опять на кладбище была? — растроенно-сочувственно произнесла Елизавета, присев рядом и обняв её за плечи.

— Была, сегодня день памяти… Господи, такое ощущение, что прошло пять минут, а не четыре года… Что сейчас я проснусь в своей комнате, в нашей квартире, а мама как всегда заглянет утром и скажет: «Руня, вставай, куклёнок, будем завтракать»… И что всё произошедшее за эти годы после их смерти, будет просто ночным кошмаром. — с горечью призналась Лаврова и закатила глаза к потолку, сдерживая поток слёз.

— Лерик, ну… Ну не плачь, прошу. Мне очень жаль, что их не вернуть. Хорошие у тебя родители были, и Лика красотка… Но, жизнь…

— Я знаю, жизнь продолжается. — вздохнув, оборвала подругу девушка: — Всё нормально. Я сейчас соберусь и поедем в больницу. — она, будто стряхнув с себя грусть, встала с дивана и подошла к шкафу, начав перебирать вещи: — Кстати, хозяйка же завтра приходит? — вдруг вспомнила Калерия.

— Ой, точно. Лер, а я завтра не могу остаться к её приходу… — с милой улыбкой начала Лиза и Лера поняла, что подруга опять уходит куда-то вечером.

— Ну и с кем на этот раз? С Мишей или с Костей?

— С Пашей. — констатировала Толкачёва. Лаврова вопросительно глянула на неё, вскинув брови. — Ну, мы познакомились недавно… Брат того мужчины, помнишь, который на концерте рок-группы с сердечным приступом упал!

— А, помню. Я бы от таких песен тоже упала. Его же туда молодая любовница привела… А Паша, значит, свободен? Подожди, а сколько ему лет?

— Тридцать восемь.

— Тебя ничего не смущает?

— А что меня должно смущать, Лер?

— Четырнадцать лет разницы, например. — выглянув из-за дверцы шкафа, произнесла Калерия.

— Ой, ну что за ерунда. Ты как бабулька старая, Лер. Нет, не смущает. Паша, знаешь ли, ещё молодым сто очков фору даст.

— В чём?

— Во всём! — усмехнулась Елизавета.

— Вы что, уже…?

— Лера, мы не в Средневековье! Да, уже! И не один раз. Так что, твои нотации слегка припозднились.

— Ну ты даёшь, Лиз.

— А что такого?

— Не знаю, я бы никогда не смогла быть с человеком, который настолько старше меня. Это же целая пропасть! — поражённо произнесла Лаврова, которая около зеркала уже закручивала копну своих невероятных волос в пучок.

— Это, как минимум, очень интересный опыт. А там посмотрим. Всё, не ворчи. А, да, Лер, ты же сможешь завтра одна убрать здесь немного?

— Ты из меня верёвки вьёшь! Ладно, но в следующий раз, убираешь ты! А то знаешь ли, я тоже могу по свиданиям бегать с Артёмом…

— Да ну, вы и так каждый день на работе встречаетесь. Удивительно, как ещё не надоели друг другу.

— Ну ты что, — с нежной улыбкой возразила Лера: — Как любимые люди могут надоесть? Скажешь тоже.

— Ой, романтики! Ладно, собралась? — Калерия кивнула: — Всё, побежали.

***4 года назад***

— Вот здесь ещё распишитесь. — указал на документы нотариус. Лаврова поставила подпись в указанном месте: — Всё, поздравляю вас. Ну, и сочувствую одновременно.

— Спасибо.

Лера вышла из нотариальной конторы, переваривая тот факт, что теперь она владела всем имуществом родителей: квартира, которая осталась ещё от бабушки на Кутузовском проспекте, папина компания, их дача. Правда, часть квартиры принадлежала её племяннику Пете, но так как Калерия являлась его опекуном, то, пока что, распоряжалась собственностью вместо него.

— Лер, ну что, всё? — поинтересовался Артём, ожидавший свою девушку рядом с конторой.

— Да, всё. С документами всё. Теперь, мне надо что-то делать. На мне компания отца.

— Как что? Управлять, конечно. Александр Борисович, наверное, хотел бы, чтобы его дело процветало.

— Тём, а ничего, что я ни черта не понимаю в бизнесе? Я будущий врач, а не бизнесвумен. Это Лика у нас могла бы заменить отца, но её нет! — растерянно-возмущённо ответила Лаврова.

— Ну, тогда выход один: доверить управление директору и людям, которые все эти годы работали на твоего отца.

— Я тоже другого варианта не вижу.

Однако, управление компанией стало далеко не единственной проблемой, с которой столкнулась юная, перенесшая горе потери Калерия.

Уже через месяц после того, как она вступила в права наследия, пытаясь кое-как контролировать дела компании, лечить племянника, который потихоньку выздоравливал и смиряться с болью после смерти близких, объявились люди, которые, как выяснилось, были кредиторами её отца.

Не церемонясь с хрупкой девушкой, они потребовали немедленно вернуть им пять миллионов долларов. От того, какую именно сумму озвучили эти люди, у Леры перехватило дыхание: таких денег в свободном распоряжении не было. Когда же она попросила об отсрочке, пыталась объяснить, что достать требуемую сумму будет не так то легко, то кредиторы, применив грубую силу, вполне ясно и чётко разъяснили, что если деньги не будут возвращены в течении двух дней, то лерин племянник Петя отправится к маме и бабушке с дедушкой.

Лаврова, понимая, что ситуация безвыходная, умудрилась за один день продать шестикомнатную квартиру на Кутузовском за двадцать миллионов долларов, вместо тех двухсот, что она стоила на самом деле, прибегнув к помощи юриста их компании.

Но, как говорится: «Пришла беда, открывай ворота» и Лере пришлось убедиться в правильности этого выражения на собственном, горьком опыте. Едва след кредиторов, пришедших за такой баснословной суммой долга, простыл, — появились новые. Снова предъявили расписку о том, что Александр Борисович был должен им деньги и снова угрожали, требуя вернуть долг, как можно скорее. Сумма была больше — четырнадцать миллионов долларов, а срок таким же. Калерия вновь отдала деньги, понимая, что доводить до крайности ситуацию нельзя.

После, появлялись новые кредиторы. Из-за таких огромных долгов отца, пришлось продать и дачу.

Новым «ударом» для Леры стало то, что Петю у неё забрала опека. Кто-то анонимно пожаловался, что условия для проживания ребёнка неподобающие, денег почти нет, мальчик страдает. Лаврова не смогла отстоять малыша и племянник, который замкнувшись в себе совсем ничего не говорил после аварии, оказался в детском доме.