— Хочу, Макс, хочу! Мне нужно там быть, понимаешь? — с жаром ответил Истомин, посмотрев на друга, которого занесло в Питер неизвестно каким ветром и всего на несколько дней.

— То есть бросишь бизнес, семью, дочь свою? А о вашем с Лерой сынишке ты подумал? Что с ним будет, если и с тобой что-то случится?

— Послушай, Макс! Со мной ничего не случится! Я всё равно там буду как белая ворона, которая ничего не умеет. Но, хотя бы, окажусь на месте! Может присоединюсь к поисково-спасательным группам, может поспрашиваю о ней что… А вдруг Лера найдётся? Вдруг мне удастся помочь её найти?

— Ты сам себя слышишь? — слегка насмешливо поинтересовался Захаров, глядя на воинственно настроенного бизнесмена. — Сам сказал: мало что умеешь! И в этом вся соль! От тебя там будет ни холодно, ни жарко! Найдёт он! Не понимаешь, что говоришь, хотя вроде умный мужик.

— Просто помоги мне туда улететь. Хотя бы на месяц-два. — настаивал Истомин.

— Ладно, ладно! Куда тебя денешь? Единственное, что я смогу сделать-это пристроить тебя туда финансовым координатором. Ты же не врач. — развёл руками полковник.

— Я твой должник. — улыбнувшись, ответил Игорь.

Семье он ничего не сказал. Точнее, сказал, что летит в длительную командировку. Таким образом, через два дня, Истомин был в госпитале из которого больше недели назад уехала Калерия.

Прошло два дня. Боевики больше не появлялись, но в то же время и не кормили пленниц, а воду давали лишь один раз в день и крайне мало. Их спасал лишь тот самый парень, который каждый раз прокрадывался к ним под покровом ночи, принося что-то поесть и попить.

— Лер, ты спишь? — был поздний вечер и обе девушки лежали на соломе, которая служила им спальным местом.

— Нет. — тихо ответила Калерия, прошептав разбитыми губами.

— Я давно сказать хотела… — неуверенно начала Лиза. — Прости меня. Я виновата. Завидовала тебе из-за того, что вы с Артёмом вместе. Я ведь влюбилась в него ещё при поступлении, а он на тебя внимание обратил. Правда, я не хотела ничего плохого ни для тебя, ни для него. Веришь?

— Верю. — ответила Лаврова, ожидая продолжения раскаяния.

— А потом, вся эта ситуация с Игорем… Ты вышла замуж, Тёма начал творить чёрти что, напиваться, задвинул интернатуру… Я просто поддержала его, была рядом, после всё как-то закрутилось, устроилось… — сбивчиво объясняла Елизавета.

— Мне почему сразу не сказала?

— Ну а как, Лер? Как бы я тебе сказала? Ты, ведь, тогда, явно мечтала развестись с Истоминым и вернуться в Москву!

— Мечтала. Только понимала, что это вряд ли реально. Но ты знаешь, как это всё выглядело со стороны? Как твоё полное предательство! Ладно, Шатров. Это и так понятно, без вариантов: брошенный, обиженный на весь белый свет мужик. Тем более, я ему даже не объяснила всей сути дела. Но ты! Ты же моя самая близкая и лучшая подруга, как сестра! И тут такое, Лиз! — энергично взялась разложить ситуацию по полочкам Калерия.

— Я всё понимаю. И знаешь, очень жалею, что так получилось, правда. Ты ведь мне тоже, вроде как, роднее всех. И я никогда не встречу такой же второй, как ты, подруги. Мне очень тебя не хватает. Мы столько с тобой пережили и даже сейчас… Нас столько связывает. Ты единственная знаешь обо мне всё и даже больше. Просто любовь оказалась сильнее. И задурила мне голову. — искренне произнесла Лиза. — Я умудрилась обрести одно, но потерять другое. — она заплакала.

— Так, только вот слёз мне не хватало… — проворчала Лера. — Давай, ещё затопи нас! Чтобы умерли смертью храбрых, да? Зато вдвоём! — она усмехнулась и обняла подругу.

— Ты прощаешь? — жалобно всхлипнув, переспросила та.

— А куда от тебя денешься? — подражая её интонации, ответила Калерия. — Не вздумай плакать! Малыш всё чувствует, не мне тебе рассказывать. Нам тут и так несладко приходится. — успокоила она Толкачёву.

— Я думаю, а вдруг они теперь за мной придут и тоже самое потребуют? А если бить будут? Как же ребёнок… — поделилась своим страхом Елизавета.

— Не придут. Я тогда обмолвилась, когда отказ давала, что ты всего лишь медсестра, а не врач. Вряд ли они решатся на такие меры. — девушка успокаивающе гладила подругу по голове как маленькую, понимая, что кто, кто, а она сейчас переживает вдвойне.

— Лер, может надо было согласиться, всё-таки? Вдруг нас убьют? Или просто заморят голодом теперь?

— Лиз, а ты думаешь, если бы я согласилась, они после этого нас бы отпустили и дорогу к госпиталю показали? Спасибо мол, люди добрые, что полечили, да? После того, как мы обе видели вот это их… Поселение! С главарём знакомы! Отпустили бы, да? Не смеши меня. Они бы чётко понимали, что мы, так или иначе, но можем что-то рассказать и даже, если запомним, показать, хоть пол пути сюда. Не уйдём мы живые ни так, ни так. Только бежать. Другого пути нет. — грамотно рассудила Лаврова.

Прошла неделя. Калерию ещё несколько раз пытались чуть ли не под дулом пистолета, заставить делать операции, она упрямо стояла на своём, за что каждый раз её избивали всё жёстче и жёстче и она вновь оказывалась на том же месте, куда её приносили избитую в полуобморочном состоянии и бросали боевики. А Лиза, дрожа от страха и бессилия, пыталась хоть как-то приводить подругу в чувства, боясь, что в следующий раз её просто убьют и их опасения превратятся в реальность.

Надежда на тот самый, пресловутый побег-спасение, начала угасать у обеих, хоть они и не признавались в этом друг другу. Но однажды…

Была, как обычно, тёмная, непроглядная ночь. Их чуткий, невероятно чуткий в этих условиях сон, прервал всё тот же, привычный, тихий шёпот. Их кормилец заглянул через окошко вниз.

— Еда приехала. — вздохнула Елизавета и вытянула было руки, как обычно, чтобы подхватить ведро, но вниз опустилась лишь одна верёвка. — Лер, я чего-то не понимаю или… — Толкачёва была в недоумении.

— Чего тут понимать. Свершилось! — обрадовавшись, прошептала Лера.

— И как мы выбираться будем? Ты еле ноги передвигаешь, после того, как эти уроды тебя избили! — возмущённо напомнила Лиза.

— На честном слове будем выбираться. — с трудом вздохнула Лаврова. У неё дико болели рёбра. — Давай, ты первая и очень осторожно. Потом поможешь парню держать верёвку, мне потребуется немного больше времени. Руки болят-сил нет, но я справлюсь. Это наш единственный шанс. — приняла решение она.

На то, чтобы девушки осторожно, не создавая излишнего шума, сумели одна за одной выбраться, понадобилось чуть больше часа. Труднее всего было Лере — всё тело нестерпимо болело и каждое движение пронзало, словно удар тока, но она понимала, что надо терпеть, если хочет попробовать вернуться живой.

Когда обе оказались на поверхности, их спаситель знаком показал, что нужно соблюдать тишину и идти, как можно осторожнее, за ним.

Несколько раз, им троим приходилось стремительно прятаться, потому что кто-то проходил по двору, но затем всё стихало и они могли продолжать движение. Вскоре, троица покинула двор и оказалась в каком-то небольшом леске. Было темно и страшновато, пробирались практически наощупь и всё время молчали, боясь проронить и слово.

В какой-то момент, начало светать и девушки смогли разобрать, что находятся на горной дороге, продолжая идти за своим проводником. И, едва рассвет занялся, в определённом месте он остановился повернувшись к врачам.

— Лер, почему он стоит? Что-то случилось? — испугалась Толкачёва.

— Не знаю… — неуверенно ответила Калерия.

Парень всё теми же знаками показал, что дальше ему нельзя. Он отдал каждой по небольшому холщовому рюкзачку, в которых было немного еды, вода, фонарик и ещё какая-то мелочь. А потом, подойдя к Лере, отдал ей карту местности, на которой было два обозначения — то место, где они находятся и госпиталь, который был обозначен красным крестом. После он махнул рукой в определённом направлении, как бы показывая, куда надо идти.

— Спасибо тебе. — со слезами на глазах прошептала Лаврова, взяв парня за руку. — Я буду за тебя молиться. — хоть она и говорила на русском, но чувствовала, что он её понимает. Всё остальное условности.