Всё так же, погрузившись в свои мысли, девушка заглянула в кабинет старшей медсестры, которой надо было отдать лист назначений для нового больного.

— Катюш, я… — в этот момент, Лера увидела, что Катя Гончарова-старшая медсестра кардиохирургии, которой было всего тридцать два года, плачет, сидя на кушетке. — Кать, что стряслось? — она положила на стол истории болезней, которые держала в руках и присела рядом, обняв Гончарову.

— Лера, у меня жизнь разрушена… — с трудом выговорила та, и сильнее разрыдалась у Калерии на плече.

Они не были подругами и даже хорошими знакомыми. Коллеги. Но общались дружелюбно, на ты, старались друг друга поддержать, если что и на общих собраниях держались вместе.

— Что случилось? Расскажи, не плачь так. — ласково, с сочувствием произнесла Лаврова, понимая, что скорее всего, после этого разговора у неё появится новая приятельница.

После предательства Лизы, язык не поворачивался кого-либо именовать подругой, а где-то в душе поселилось неверие в то, что таковые вообще существуют в природе.

— Меня сегодня парень бросил… — затянула, почти что воем, старшая медсестра. — Мы пять лет были вместе! Пять! Я всё ждала, что вот-вот, вот-вот, он сделает предложение! Я всё для него делала, я жила для него! Ремонт в квартире сделала, в его квартире… Работу ему нашла гораздо лучше, чем прежняя… — сбивчивый рассказ оборвался новым потоком рыданий.

— Да, Катюшка… Это диагноз! — уныло констатировала Лера, наконец, оторвавшись от мыслей о муже. — Ну и зачем?

— Я думала, мы поженимся… А он мне за эти пять лет, всего три раза цветы подарил! И все они были в горшках! А один из них, вообще, алоэ! — поведала новые нелицеприятные подробности Катерина и изошлась плачем Ярославны снова.

— Кать, Кать, ну всё… Прекращай! — Калерия начала утирать слёзы девушки, которой жизненно необходимо было высказаться.

— Он женится на другой! Ей он предложение сделал сразу, и они уедут в свадебное путешествие! — доложила самые горькие и убийственные аргументы Гончарова. — Ну почему? Я бракованная, Лер!

— Ты что, ты что такое говоришь, дурочка? — обнимая Катю, по-матерински успокаивала Лаврова.

— Ну что со мной не так? — вопрошала та, плача в её плечо.

— Значит так, Екатерина Романовна! — она взяла лицо девушки в свои руки и сделала голос строгим, а тон почти приказным. — Немедленно приди в себя, умойся, сейчас попьём чаю и больше никогда не вздумай рыдать из-за таких козлов! Слава Богу, что он проскакал мимо и испортит жизнь не тебе! Ясно? Найдёшь лучше!

— Не найду. — притихнув, но всё ещё умудряясь возражать, сказала медсестра. — Тебе, Лер, легко говорить… У тебя, вон, муж какой замечательный. А мне уже тридцать два и ничего хорошего… Ни ребёнка, ни котёнка…

— Знаешь, ты давай, не суди, не зная всего. Помнишь, как у Толстого: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастная семья, несчастна по своему». Я бы добавила, что и счастливая тоже.

— Но вы же… Расскажешь?

— Не сегодня. — приняла решение отложить откровения Лера. Она всё ещё была не готова к тому, чтобы раскрывать свою душу кому бы то ни было.

— В любом случае, твой муж тебя очень любит. — с минуту помолчав, выдвинула, как аксиому, своё умозаключение Катя. — А это дорогого стоит. Он знаешь, как тут разбушевался, когда завотделением, поначалу, не хотел брать к себе интерна из Москвы?

— А Ростовцев?

— Ростовцев поставил Игорю условие, что тот должен сам объяснить нашему Михаилу Никитичу, почему он должен ни с того, ни с сего брать интерна из другого города и вообще почему ты тут оказалась. Игорь провёл тогда целый день у нас, вылавливая Никитича у операционных, на обходах, в кабинете и прося о тебе! Он его, буквально, измором взял, Лер!

— Игорь никогда об этом не рассказывал. — задумчиво заметила Лаврова, где-то в отдалённых закоулках сознания, понимая, что и не стал бы Истомин посвящать её в такие подробности. Он вообще не из тех мужчин, которые бы хвастали перед женщинами своими подвигами и даже небольшими достижениями.

— А я тебе о чём! — искренне не желая оставлять роль спасительницы чужих «идеальных» отношений, сделала акцент Катя. Мол, опомнись, дурочка, какие несчастья при таком то муже?

Лера раздумывала как бы возразить активно отстаивающей все прикрасы Истомина девушке, но в этот момент раздался телефонный звонок.

— Так, Катюш, давай потом договорим. — решила сбежать Калерия. — Это вот, назначения для Артемьева из восьмой. Проконтролируй, пожалуйста! И выше нос! — вспомнив о начале их беседы, подмигнула она.

Телефон продолжал неистово будоражить размеренную жизнь отдыхающего после обхода врача. Выйдя из кабинета старшей медсестры, девушка, наконец, удостоила дисплей взглядом. Звонил объект недавней дискуссии.

— Да, привет. — ровно, не показывая никаких эмоций, ответила Лаврова.

— Привет. — раздался голос мужа на том конце провода. В нём отчётливо слышались нотки радости.

— Как ты? Всё в порядке? — всё так же, отстранённо, без участия, словно боясь быть узнанной, поинтересовалась она.

— Да, всё хорошо. Но уже очень скучаю. — Лера молчала. Понимала, что эти слова адресованы ей одной и молчала.

Зачем только пошла на эту прогулку? Зачем выключила язвительную стервочку той ночью? Всё испортила. Позволила себе отпустить не всегда справедливые обвинения в адрес супруга и увидеть в нём человека. Позволила быть с ним искренней, снять маску. Зачем?!

— А ты? — всё тот же низкий голос Игоря оборвал паутину её мысленного самобичевания.

— А я… Работаю. Мне некогда скучать. — арктически-холодно, в упор, не миндальничая. Надо исправлять ошибки. А то неизвестно, каких дров так можно наломать. — Прости, у меня пациент здесь. — тут же добавила вранья она и положила трубку.

И тут сбежала. Скрылась, минимизируя общение. А легче ли от этого?

То, что Лера — необыкновенная девушка, Истомин понял сразу, ещё при знакомстве. Но сейчас, после разговора, этот вывод вновь напрашивался сам собой.

Он не понимал, что происходит с женой, с которой, вроде бы, удалось установить маломальски дружеский контакт за одну ночь, проведённую на прогулке. Было отчётливое ощущение того, что ему дали в руки шкатулку, полную драгоценностей и эта самая шкатулка лишь на секунду распахнулась, а потом, быстрее ветра захлопнулась прямо перед носом.

После лериного «Работаю. Мне некогда скучать», Игорю почудилось, что он даже слышит этот хлопок крышки. И драгоценности исчезают. Волшебная шкатулочка: подразнила и всё на этом. Так и жена его, едва показав, очевидно, тщательно скрываемую, другую ипостась себя, снова закрылась. Стала недоступной, отстранённой, чужой. Напомнила ему, по чьим правилам надо играть и что есть их отношения. Забыться нельзя.

«Да, такую девушку надо уметь завоевать, приручить, как говорится» — подумалось мужчине. В эту минуту, он достаточно отчётливо понял, что хочет добиться успеха в споре братом уже не только ради бизнеса, а ещё и ради победы над Калерией.

Прошло несколько дней.

У Лавровой был выходной, чему она очень радовалась, желая провести время с Петей. Девушка как раз направлялась к сыну, когда путь ей преградил Герман, одарив её одной из своих фирменных улыбок. Лера вопросительно посмотрела на него.

— У меня для тебя кое-что есть. — заговорческим тоном признался парень и показал несколько белых прямоугольных бумажек.

— Билеты в цирк? — вчитавшись в текст на них, удивилась она. — Мне казалось, я выгляжу старше восьми лет. — тут же не удержалась от иронии.

— Вообще-то, это мероприятие затевалось ради Петьки. — усмехнувшись её «догадливости», ответил Истомин-младший. — Парень, наверное, никогда в цирке то не был. А это итальянский, говорят, жутко зрелищно.

— И когда?

— Сегодня. Так что, собирайтесь, поедем.

— А раньше, конечно же, сказать было нельзя?

— Что это за сюрпризы, о которых говорят заранее, Лер? — вновь усмехнулся Герман.