Ветка упала на землю. Кэтрин выронила трубку, как если бы обожгла ее. Что это? Лазер?

Остальные инструменты она не стала трогать, такими страшными, необычными, какими-то неземными они ей показались. У нее закружилась голова. Происходящее начало приобретать черты чего-то нереального.

Нет, все-таки нужно взять его в дом, снять костюм и посмотреть, что с ним. Вряд ли этот израненный человек представляет для нее какую-то опасность… Однако в доме спит ее ребенок… В прошлом году в Сирии один человек вот так же разбился, ударившись о землю. Помог ли кто-нибудь Теду?

Или он так и лежал в песках, пока жизнь вытекала из него по капле? Кэтрин задумалась. Как затащить этого человека в дом? Он лежит не так уж далеко от дверей, но сможет ли она его поднять?

Она просунула руку под плечи, другой обхватила колени. Она не собиралась поднимать его, просто хотела понаблюдать за его реакцией. К своему удивлению, она обнаружила, что этот рослый мужчина, казалось, весил от силы тридцать-тридцать пять килограммов. Почти машинально Кэтрин поднялась, без особых усилий удерживая незнакомца на руках, и направилась к дому. Распахнув дверь ногой, она внесла его вовнутрь. Слегка задыхаясь скорее от волнения, чем от усталости, – вошла в спальню.

Она осторожно положила раненого на единственное подходящее место большую двуспальную кровать, которую она в течение шести лет делила с Тедом. Раненый снова застонал и быстро заговорил на неизвестном языке, но в себя так и не пришел. Кэтрин выбежала из комнаты. Сердце ее бешено стучало, тело будоражили удивительные ощущения, а ум был слегка затуманен.

Что теперь? Сперва запереть дверь! Включить сигнализацию. Затем…

Она заглянула в спальню дочери. Джилл крепко спала. Кэтрин настроила монитор так, чтобы кроватка покачивалась, не давая девочке проснуться.

Затем она бросилась в ванную. И стала лихорадочно шарить в аптечке.

Бинты, ножницы, антисептическая аэрозоль, липкая лента, бутылочка болеутоляющего, семь-восемь других предметов – все это она распихала по карманам халата. Человек на кровати не шевелился. Нужно прежде всего снять с него костюм. Она стала искать застежки, пуговицы, молнии, хоть что-нибудь, но тщетно. На гладкой ткани не было ни единого шва! Кэтрин зажала ее между кончиками пальцев и попыталась вспороть ножницами, но материя не поддалась лезвиям, словно это была листовая сталь. Перевернуть тело на другой бок в поисках застежки, она не осмеливалась.

Мужчина наконец пошевелился.

– Глэйр? – четко произнес он. – Глэйр?

– Не двигайтесь. Просто лежите спокойно и позвольте мне вам помочь.

Он снова впал в забытье. Все больше волнуясь, Кэтрин не слишком ловко попробовала стащить с него одежду. Но она тесно прилегала к телу, словно вторая кожа. Кэтрин совсем было отчаялась, когда нашла крохотную, почти незаметную кнопочку у горла. Она нажала на кнопку – ничего не произошло, но когда она осторожно повернула кнопку влево, что-то как будто поддалось.

Ткань мгновенно разошлась сверху донизу, обнажив полоску кожи. Наконец-то Кэтрин смогла снять с мужчины комбинезон.

Теперь тело раненого прикрывала только губчатая желтая повязка на бедрах. Это было стройное, очень бледное тело, без волос… и красивое.

Слово это само по себе всплыло в сознании Кэтрин. В его красоте было нечто женское – неестественное изящество линий и нежность кожи. Тем не менее Кэтрин была абсолютно уверена в том, что это мужчина. Трудно было ошибиться, глядя на бугры мышц под атласной кожей, широкие плечи, узкие бедра, плоский живот. Незнакомец казался бы ожившей греческой статуей, если бы не гримаса боли, кровоподтеки на подбородке и безвольно обмякшее тело, которые портили впечатление классического строгого спокойствия и совершенства пропорций.

Она осторожно ощупывала тело, пытаясь выяснить тяжесть ранений. К искусству медсестры она не прибегала уже много лет, но память быстро подсказывала, что нужно делать. Довольно скоро она убедилась, что сломана левая нога. И хотя, на первый взгляд, других переломов не было, этот вызывал беспокойство. Судя по тому как была согнута нога, кость где-то проткнула мышцы. Однако кожа повреждена не была, что ее изрядно озадачило.

Кровь на губах и подбородке говорила о том, что должны быть внутренние повреждения. И кровь – теперь, в ярко освещенной спальне, Кэтрин это отчетливо видела – определенно имела желтоватый оттенок. Она с трудом верила своим глазам. Осмотрев комбинезон, она заметила на изнанке множество карманов, в которых прятались загадочные инструменты. Это открытие усугубило ее растерянность, но она на время отбросила сомнения и занялась уходом за раненым.

Влажной губкой Кэтрин вытерла кровь с лица. Кровотечение как будто остановилось. Она осторожно попыталась вправить сломанную ногу, хотя и понимала, что таким образом кость не восстановить. К ее удивлению, нога легко поддалась усилию, словно была пластичной, как глина. Слегка нажав, она смогла придать ноге правильное положение. Лицо человека исказилось от боли, но теперь нога выпрямилась и Кэтрин предположила, что половинки сломанной кости совместились. Дыхание незнакомца стало ровнее. Кэтрин взяла бутылку с болеутоляющим и приложила к его губам. Он сделал глотательное движение.

Теперь он почувствует себя лучше… Если, конечно, такое тело вообще реагирует на лекарства.

Она поняла, что сделала все возможное. Наружных ран не было. Ее подопечный перестал стонать и, похоже, уснул. Она с тревогой всматривалась в его лицо. Рано или поздно, но он проснется, и что тогда?

Кэтрин прогнала страхи. Ему будет удобнее, решила она, без этой губчатой повязки. Больной не сможет опорожнить кишечник или помочиться, если его бедра будет обтягивать материя, похожая на резину.

При мысли о том, что ей нужно снять повязку, Кэтрин снова охватило какое-то нелепое возбуждение. Она в гневе поджала губы. Еще до замужества, в бытность медсестрой, ей приходилось ухаживать за мужчинами, и делала она это совершенно бесстрастно, словно перед ней было живое мясо. Теперь же ей никак не удавалось воскресить в себе это бестрепетное отношение. Неужели год целомудренного вдовства сделал ее такой горячей? Или здесь замешано что-то другое? Могучий зов плоти, который исходит от этого распростертого перед ней тела? Наваждение? Чепуха! Просто это смятение чувств вызвано любопытством, желанием узнать, что скрывается под повязкой.

Сердясь на себя за эти мысли, Кэтрин схватила ножницы, приставила их к правому бедру незнакомца, просунула под материю и попыталась ее разрезать. Но из этого ничего не вышло. Повязка оказалась такой же прочной, как и скафандр, и лезвия отскакивали от материала.

Можно было попытаться стащить повязку, но она не хотела тревожить поврежденную ногу. В замешательстве Кэтрин стала ощупью искать потайную защелку, вроде той, что была на верхней одежде, и так увлеклась этим, что не заметила, как раненый пришел в себя.

– Что вы делаете? – спросил он приятным, хорошо поставленным голосом.

Она в страхе отпрянула.

– О! Вы очнулись!

– Как видите. Где я?

– В моем доме. Неподалеку от Берналильо. В тридцати километрах от Альбукерке. Это вам что-нибудь говорит?

– Не много. – Он поглядел на ногу. – Я долго был без сознания?

– Я нашла вас час тому назад. Возле самого моего дома. Вы… приземлились здесь.

– Да… приземлился… – Он улыбнулся. Глаза его были живыми, пытливыми, насмешливыми. Он был неправдоподобно красив, красив искусственной красотой киногероя. Кэтрин старалась держаться на удалении.

Она стеснялась его наготы, своей одежды, едва скрывавшей тело, спокойного дыхания ребенка, спящего в соседней комнате, и уже жалела, что поддалась безумному желанию забрать его к себе в дом.

– А где остальные члены вашей сексуальной группы? – спросил он.

– Моей сексуальной группы? – переспросила Кэтрин.

Он рассмеялся.

– Простите. Я сказал глупость. Я имел в виду, вашего супруга… мужа.

– Он погиб, – прошептала Кэтрин. – Его убили в прошлом году. Я живу одна с ребенком.