Он наугад выбрал направление и зашагал по неровной песчаной почве.

Сделав шагов пятьдесят, он заметил что-то вроде груды старой одежды на участке, поросшем полынью, и побежал к ней, испытывая какое-то непонятное, граничащее со страхом волнение.

На песке лежала молодая блондинка, красивое лицо которой портила запекшаяся кровь на губах и подбородке. Казалось, она потеряла сознание.

На ней было что-то вроде скафандра диковинной конструкции. Фолкнер разглядел выхлопные дюзы и понял, что скафандр был снабжен реактивным двигателем. Он задумался, рассматривая гладкий блестящий шлем из непонятного материала. Кто бы это мог быть? Китайская или русская разведчица, вынужденная покинуть свой самолет? Внешне она, разумеется, нисколько не походила на китаянку, но почему бы Пекину не завербовать какую-нибудь блондинку из Бруклина? Если этот костюм для высотных полетов придумали китайцы, то следовало бы снять перед ними шляпу.

Прыжок был, скорее всего, неудачным. Судя по тому, как она скрючилась, переломаны обе ноги и, наверное, не обошлось без внутренних повреждений. Что ж, в вездеходе есть носилки. Он подберет ее, доставит в город и передаст медикам. По крайней мере, она не из дальних просторов Галактики, если только там не производят прекрасных блондинок…

Внезапно незнакомка дернулась и начала шевелить губами. Сквозь трещину в шлеме – он раскололся при падении – доносились невнятные звуки.

Фолкнер нагнулся и прислушался.

Она говорила не по-русски. И не по-китайски. Это не было похоже ни на один из знакомых Фолкнеру языков. Язык другой планеты? Чушь! Просто у него голова пошла кругом. Вот! Мелькнуло что-то по-английски: «Если они помогут… На каком языке здесь говорят? По-английски, да?» Он еще раз окинул скафандр внимательным взглядом и еще раз убедился, насколько тот не похож на все то, что ему доводилось видеть. По спине побежали мурашки.

Глаза девушки открылись. Прекрасные глаза. Испуганные глаза.

Затуманенные болью.

– Помогите мне, – прошептала она.

Падая на Землю, Миртин понял, что получит тяжелую травму. Он спокойно воспринял это, как и все остальное. Ход событий не подчинялся его воле. О чем он сожалел, так это о дурной славе, которую ему принесет самопроизвольный взрыв, что же до телесных страданий – к ним он относился стоически. Рано или поздно какой-нибудь корабль-разведчик, подчиняясь теории вероятности, должен был потерпеть аварию, заставив свой экипаж совершить вынужденную посадку. Только ему никогда не приходило в голову, что эта участь постигнет его собственный корабль.

Дирнане знали немало способов достижения душевного спокойствия во время стресса. И сейчас Миртин прибегнул к ним, продолжая нестись к черной планете, раскинувшейся внизу.

Потеря корабля не имела для него большого значения. Столь же мало его смущали неизбежные увечья. Больше его пугали те опасности, с которыми он должен будет столкнуться на Земле. Но чему быть – того не миновать. Он или спасется, или погибнет.

Самым жестоким ударом судьбы показался ему распад его сексуальной группы. Как старший, он был ее наиболее устойчивым элементом и признавал себя ответственным за двух других ее членов, которым ничем не смог им помочь.

Глэйр, по всей вероятности, погибла. Она так неловко выпрыгнула из корабля и, вертясь, рухнула в пустоту. Может быть, ей и удастся спастись, но, скорее всего, она упала как камень. Смерть ее была быстрой и ужасной.

Миртину доводилось прежде, давным-давно, терять сексуальных партнеров, он помнил эту боль. А Глэйр, она была неповторима… Так нежна и необыкновенно чувствительна к потребностям группы. Она была совершенным звеном, связавшим двоих дирнан мужского пола. Заменить ее будет очень трудно.

Ворнин оказался более удачливым, и в любом случае мог позаботиться о себе сам. И все же, если их отнесло далеко друг от друга, они, возможно, никогда не увидятся. Даже если им удастся встретиться, положение их будет незавидным – особенно без Глэйр.

Миртин отогнал от себя все тревоги – встреча с земной поверхностью совсем близко. Он старался свернуть поудобнее внутреннее, данное ему природой тело, заключенное в телесную оболочку землянина. Кости, поддерживающие оболочку, будут наверняка сломаны, но хрящи внутреннего тела не пострадают. Тем не менее он испытает такую же боль, как если бы сломанные кости были частью его естества. Ибо оболочка, которая его скрывала, теперь по сути была его плотью, хотя он и не родился в ней.

Вниз!

В последние несколько мгновений казалось, что сознание покинет его.

Собрав всю свою волю, Миртин заставил себя смотреть вниз. К востоку он заметил прямоугольные грязные строения индейской деревни – одного из тех архаичных поселений, которые земляне столь тщательно сохраняли в этой части планеты. К западу, на некотором удалении, виднелась громадная расщелина каньона. Между этими двумя ориентирами заключалась бугристая равнина, от нее террасами поднимались горы с плоскими вершинами. Здесь, внизу, он стал игрушкой воздушных течений. Миртин почувствовал, как его приподняло и начало относить в сторону деревушки. Он уравновесил дрейф реактивными толчками из ранцевого движка и раскрыл экран, чтобы смягчить падение.

В самое последнее мгновение он все-таки отключился, несмотря на все старания. Когда же сознание снова к нему вернулось, Миртин понял, что пострадал очень сильно.

Прежде всего нужно было унять боль. Придется отключить некоторые нервные окончания. Разумеется, ему не обойтись без дыхательных рефлексов и нервных узлов, которые обеспечивают системы ассимиляции и диссимиляции, а также кровообращения.

Прошло более часа, прежде чем Миртин уменьшил боль до терпимого уровня. Еще полчаса понадобилось на вымывание из тела ядов, вызывающих боль. И только тогда к нему вернулась способность размышлять.

Слева от себя он разглядел сухое русло ручья. Справа круто поднимался обрыв, и в неясном свете приближающегося утра он увидел, что камень был мягким и пористым. И в этом камне зияла темная пасть пещеры. Если бы он мог вползти в нее, он бы нашел убежище на то время, пока тело будет исцеляться.

Но он не мог ползти.

Он вообще был не способен двигаться.

Ноги и руки, похоже, повреждены не были, но отсутствие двигательных рефлексов указывало на перелом позвоночного столба. Он мог починить его, будь у него на это достаточно времени. Сначала нужно срастить кости, а затем регенерировать нервные волокна. На это уйдет, ну скажем, два месяца.

Внутреннее тело, тело дирнанина, осталось невредимо и все, что ему надо сделать, – это восстановить оболочку. Если позволят стужа и голод…

У его тела было множество удивительных способностей, но оно не могло обходиться без пищи. Миртин прикинул, что он умрет от голода задолго до того, как выздоровеет настолько, чтобы подняться. Впрочем гораздо раньше его прикончит жажда. Ему нужна была помощь!

Рассчитывать на Ворнина и Глэйр не приходилось: если они живы, у них немало своих трудностей. К тому же Миртин не мог активировать коммуникатор, смонтированный на боку, чуть повыше бедра, чтобы дать им знать о себе. Оставалось надеяться, что появится какой-нибудь дружественно настроенный землянин. Но откуда ему появиться в этой пустыне?

Он понял, что придется умереть.

Через три дня у него хватит сил лишь на то, чтобы отключить оставшуюся часть нервной системы и мирно почить. Труп его быстро разложится даже в этом сухом климате, останется только одежда. Эти искусственные тела спроектированы так, чтобы гнить очень быстро, как только внутренняя искра жизни погаснет в них. Конструкторы позаботились, чтобы земляне не могли обнаружить присутствия наблюдателей.

Наступило утро, первое из отмеренных ему трех. Он перебирал в памяти события прошедшего, думал о Глэйр и Ворнине, о том, насколько глубоко он их любил. Он невозмутимо взвешивал, стоило ли вот таким образом отдавать свою жизнь ради родной планеты.