На несколько мгновений я растерялся. Пелена перед глазами развеялась окончательно. Две поредевшие армии замерли друг напротив друга. Я видел их всех. Всех, кто с ужасом за мной наблюдал. Даже перепуганный Иберик, прикрывая плечо справа, смотрел выпученными от удивления глазами.

Его испуг передался и мне. Я осознал, что мой рот и мой язык выталкивали слова, который произносил не я. Они выпускали в мир звуки, которые порождал не мой разум. Этот голос, ранее призывавший меня следовать по определённому пути, впервые вырвался наружу. И тогда я понял, что сейчас во время битвы это был не я. Я бы никогда с таким удовольствием не рубил человеческие тела. Никогда кровь не вызывала во мне таких восторженных чувств. Никогда бы я не упивался такой ужасной схваткой. Но это мог быть тот, кто вживил в моё ДНК нечто невозможное, нечто невообразимое. То, чего просто не может быть. И этот «кто-то» не только «что-то» вживил. Впервые он показал, что может брать надо мной контроль. Что может затуманить разум и наслаждаться тем, чем бы никогда не наслаждался я сам.

Именно тогда я, кажется, понял, что не управляю самим собой. Что «голос» так же может управлять моим разумом.

От чудовищных предположений меня отвлёк крик. Двое из трёх командиров в шлемах ещё оставались в живых. Один из них кричал и указывал на меня окровавленным мечом:

— Видите!? Это не посланник! Это драксадар! Смерть ему!

Его слова меня ошеломили. Признаюсь. На мгновение я впал в самый натуральный ступор.

В этот же момент где-то опять заулюлюкали. Одновременно слева и справа из леса выбежали ещё пару десятков лысых мужиков. Довольно-таки крепких мужиков. Совсем не таких, что шли в первых рядах и первыми пали от рук умелых солдат Каталама и сектантов примо Тантала. Это были самые крепкие и выносливые бойцы.

Пятившиеся «покаянники», казалось, воспрянули духом. Подкрепление подошло вовремя, а командир истерическими криками живо восстановил боевой дух. После его мотивационных воплей лысая армия вновь перешла в наступление.

Каталам это быстро понял и организовал вокруг меня кольцо обороны. Пока я приходил в себя, вновь завязалась схватка. Вопли, стенания и звон металла смешались в одну сплошную какофонию. Но схватка теперь не вызывала у меня сладостного экстаза. Я пребывал в лёгком шоке от необычного открытия и не сразу собрал самого себя в кулак, чтобы оказать помощь сражавшимся.

На крыше кареты уже никого не было. Никто не стрелял оттуда из лука. Как никто не стрелял из арбалета из самой кареты. Началась одна сплошная сеча. Хаос близкой рубки вновь закружил меня. Болезненный порез на плече, который оставил дотянувшийся мечом фанатик, смыл с глаз растерянность. Я вновь сцепил зубы и вступил в бой. Вновь энергетический щит принялся сеять в рядах врага смерть.

Но в этот раз всё выглядело как-то безнадёжно. Я видел, как «покаянники» сбили с лошадей примо Тантала и его верного блондина. Как падали рядовые «эсты», неспособные справиться с лысыми бойцами из фанатичного подкрепления. Как рядом со своим предводителем сражались молодые солдаты Равенфира. Как они падали под мечами врага. Я успевал замечать многое, и вскоре перешёл к оборонительной тактике. Очень сильный удар выбил из моей руки кинжал. Но от повторного удара я успел защититься, подставив щит. А затем, впервые выпустив на волю энергетические клинки, прорезал насквозь подбородок слишком ретивого врага.

Жуткая смерть вкупе с обезображенным лицом упавшего человека очень перепугали фанатиков. Каталам воспользовался заминкой и скомандовал контратаку. Его солдаты дружно ухнули и обрушили мечи на опешивших «покаянников».

Но всё же количество — это количество. На нас вновь насели. Перевернули карету, перебили испуганных лошадей и давили массой. Я уже не пытался атаковать, а лишь отмахивался. До кого-то смог дотянуться, но, в основном, «покаянники» уходили от моих атак. Их оставалось не так уж много, но те, кто остался, были самыми опасными бойцами.

— Иберик, в лес! — раздался отчаянный вопль Каталама. — Уводи анирана в лес!

— Ну уж нет! — прорычал я, чувствуя, как ярость пеленой вновь начинает затуманивать взгляд. Я вновь почувствовал вкус крови. Вновь захотел войти в раж, чтобы насладиться битвой. Чтобы атаковать и убивать, а не трусливо отступать.

Но чувство, что мне нельзя этого делать, не покидало меня. Я был уверен, что мне надо сопротивляться. Что я должен оставаться самим собой. Быть трезвым и не пьянеть от крови, впадая в состояние исступления.

Иберик вцепился в моё плечо, одновременно отмахнувшись от вражеского меча.

— Уходим!

Я повёл плечом и сбросил его руку. Затем наотмашь ударил щитом, разрезая пополам незнакомый лысый череп. Но Иберик не спешил оставлять меня в покое. Я заметил в его глазах страх и отчаянье. Он очень боялся за мою жизнь. За мою, не за свою.

— У - у — у - у — у - у — у - у — у! — перебивая крики и стоны раненных, протяжно протрубил рог.

Кровавая битва замерла на мгновение. Сквозь неожиданную тишину вновь раздался протяжный тяжёлый звук. Такой я ранее слышал лишь в фильмах.

Затем мы услышали цокот копыт, стучавших по каменному тракту.

В едином порыве выжившие в бойне уставились в сторону баррикады из елей. Сквозь зелёные иголки очень хорошо было видно, как вдали, из-за поворота, показались стройные конные ряды. На гнедых мускулистых рысаках восседали всадники в пластинчатых доспехах и шлемах с пышным птичьим пером на вершине. Строго держа строй, они мчали по тракту под непрекращающийся вой боевого рога. Мчали прямо к нам.

Рядом очарованно выдохнул Иберик:

— Гессеры!

Это слово я уже слышал ранее, хоть смысл его понимал не до конца.

— Королевская гвардия спешит на помощь! — во всю мощь лёгких прокричал Каталам. Его крик куда сильнее воодушевил поникших, было, солдат, чем меня. Хоть я своими глазами видел, как слаженно скачут конники, для меня понятие «королевская гвардия» мало что означало.

Но для выжившего командира «покаянников», видимо, это значило многое. Из тех троих, кто в лысой армии был экипирован лучше всех, в живых остался лишь он один. Он яростно сражался, пытаясь подгонять своих воинов, но пробиться ко мне ему так и не удалось. Сейчас же он вместе со всеми прислушивался к гулу копыт и смотрел на пока ещё далёкий конный строй. А затем истерично заверещал:

— Убить драксадара любой ценой!!!

И «покаянники» не посмели ослушаться приказа. Они перестроились в ощетинившийся мечами плотный клубок. Сплотились в круг и стали убийственным ежом. С дикими воплями, с криками: «смерть!» они ударили в место, где я пытался укрыться за волшебным щитом.

— Защитить анирана своими телами! — в ответ приказал Каталам. Я успел бросить на него лишь взгляд. Заметил измождённое лицо и перепачканную кровью бороду.

А затем начался кошмар.

Не было никакой рубки. Никаких честных поединков один на один. Покаянный «ёж» просто врезался в мой щит и опрокинул тех ребят, кто стоял рядом. Никого не отогнала вонь плавящихся мечей. Никто не побежал искать воду, чтобы залить расплавленный металл, капавший на руки и ноги. Никто не стал сплёвывать попавшую в рот чужую кровь. Это был последний бой. Тот, что трудный самый.

Меня несколько раз ударили мечом. Чиркнули по ноге, по руке. Кому-то удалось даже порезать щеку. Я отмахивался как ненормальный. Махал щитом во все стороны, изредка пытаясь ткнуть в кого-нибудь энергетическими штырями. Мои атаки всегда находили цель. Всегда наносили какой-то урон. Но всё же «покаянникам» удалось рассеять мою охрану. Я даже не заметил, как остался один. Не понял, куда делись Иберик и другие. Я не видел, убили их или нет. Может, просто отогнали. Этого я не заметил. Но я заметил, когда всё такой же плотный клубок из выставленных перед собой клинков оказался на расстоянии вытянутой руки. Ещё мгновение — и этот клубок меня бы переехал.

Но опять случилось нечто непонятное. Я опять почувствовал радость и прилив сил. Вспомнил сладостный вкус чужой крови на своих губах.