Яфет остановился, держа тележку за ручки.

— Отец, — сказал он негромко, голос его дрогнул, — тревога меня все не отпускает… Не сам потоп страшен, а что мы не оправдаем ожиданий Господа. Сможем ли? Мы, трое твоих сыновей с женами, разве сумеем заселить землю… так, чтобы все было достойно? Не хуже, чем было до потопа?

Отец промолчал. Яфет чувствовал, что отец хотел что-то сказать, даже едва не сказал, но удержался, только покачал головой и произнес совсем тихо:

— Не хуже — нельзя. Надо намного, намного лучше. Иначе все напрасно.

Они называли это плаваньем, хотя ковчег просто раскачивался на волнах, как большой пень, и казалось, что он стоит на месте, хотя волны и ветер, конечно, его постоянно сдвигали.

Сегодня Ной выглянул в окно и увидел серую каменную равнину, голую и бесплодную, всюду встопорщенные гребни из застывшей грязи, унылую и безрадостную, и лишь спустя минуту понял, что смотрит на то же море, только сейчас и волны двигаются очень медленно, словно все еще налитые застывающей смолой, а серый свет сделал их похожими на грязную землю.

За спиной послышался голос Сима:

— Дождь почти прекратился.

— Но не потоп, — ответил Ной мрачно. — Мир уже погиб, что еще?

Сим спросил осторожно:

— Господь чего-то ждет?

— Да, — ответил Ной тяжелым голосом. — Он чего-то ожидает от нас.

— Чего?

— Если бы я знал!.. Он все больше груза возлагает на наши плечи, а готовы ли мы нести большую ношу?

Сим произнес еще осторожнее:

— Я слышал от Мафусаила, что Господь ни на кого не возлагает больше, чем тот может вынести.

— Все остальные не вынесли, — ответил Ной горько.

— Они и не пытались, — возразил Сим. — Ханнуил сказал, что он понимал, когда делает дурное, но все равно совокуплялся с чужими женщинами, своими дочерьми и сыновьями, даже с животными! Разве велика была ноша: блюсти себя в чистоте и верности жене?..

Хам подошел, захохотал:

— Да и жена у него была еще та штучка!.. Ни одного мужчину не пропускала. А если к ним кто-то в гости приходил, всегда ложилась с ним. Даже если в гости заходило трое-четверо. Сим прав, Господь сказал, что хорошо, а что плохо, но не стал привязывать человека на короткую веревку, как шкодливую козу. Даже на длинную не стал!

— Лучше бы привязывал, — сказал Сим с тоской.

Даже терпеливому Ною казалось, что они в тесной тюрьме, где их подвергают ежеминутным истязаниям. Истошный рев голодных животных, удушающий запах испражнений и нечистот, трудности с избавлением от навоза, а из окошка, когда ни выгляни, — серое бескрайнее море грязи, жидкое и опасное, как болото.

Даже волны, тяжелые и медленные, накатывают так, словно засыпают на ходу. Ковчег не ощущает их толчков, слишком массивен, но каждая девятая волна — это такой вал, что от удара вздрагивает сверху донизу.

Ной сперва пугался, вдруг да рассыплется сооружение, один-два толчка выдержать нетрудно, но когда их сотни, тысячи, тысячи тысяч…

С утра все восьмеро поднимались, разбуженные ревом голодных зверей, и до поздней ночи занимались тем, что кормили их, чистили клетки, выбрасывали в окно скопившийся навоз. Ной запоздал накормить льва, тот злобно ударил его лапой, Ной отшатнулся, но отскочить не успел: острые когти нанесли глубокие раны на бедро, мышцы и сухожилия срослись криво, Ной всю оставшуюся жизнь хромал на эту ногу.

За все время им ни разу не удалось поспать ни одну спокойную ночь или хотя бы ночь целиком: звери требовали себе еду в разное время, так что одних приходилось кормить днем, других — ночью, а некоторых утром, когда все валится из рук, а глаза слипаются.

Хам, объявивший себя брезгливым и чаще других заявлявший, как он ненавидит навоз, несколько раз от усталости падал и засыпал прямо возле клеток. Ной видел, как исхудали его сыновья и их жены, даже Ноема потеряла весь женственный жирок, теперь ее жилистое тело проявилось в полной мере. Ной понимал, что и сам он выглядит истощенным и донельзя исхудавшим, а еще неизвестно, сколько они пробудут здесь…

Две ночи он спал возле клетки с ласковым и молчаливым зверьком по имени Зикис, тот упорно отказывался от любой еды, хотя Ной и уговаривал его, и грозил, и призывал именем Господа не подвергать опасности все их странствие к новому миру.

Однажды, когда он резал яблоко и тыкал им в морду отворачивающего зверька, на пол выпал червячок. Зикис с жадностью подхватил его и съел.

— Так вот чем ты питаешься, — сказал пораженный Ной. — Тяжелую работу на меня возложил Господь!.. Надо знать все не только о животных в своем загоне, но и всех диких, далеких и потаенных… Да будут отныне мои потомки изучать всех зверей, рыб, птиц и даже малых насекомых, ибо и от них может зависеть судьба мира!

Он сказал себе, что отныне нужно всегда иметь запас червяков для Зикиса и не забывать его пополнять, перешел к птице Хул, ее клетку неудачно задвинули в самый дальний угол, добраться трудно, а когда голодные звери ревут и требуют еду, то даже сам Ной, не говоря уже о братьях или снохах, все никак не мог выкроить время подойти к забытому всему Хулу.

Хул вытащил голову из-под крыла и уставился на него круглым глазом.

Ной сказал виновато:

— Ты один не кричишь и не требуешь еды. Тебе что, разве не нужна пища?

— Нужна, — ответил Хул.

— Так почему…

— Я видел, — ответил Хул, — как ты занят, как устал. У меня не хватало совести побеспокоить тебя еще и ради меня.

Ной воскликнул изумленно:

— Ты просто чудо!.. Я благословляю тебя от всего сердца и всей души! Я желаю, чтобы ты жил вечно!

Ничего не произошло, но он ощутил, что его призыв услышан и что птица отныне и на все века отмечена добавочным вниманием.

Обрадовавшись, что Господь внял ему, Ной набрался отваги и спросил тихо:

— Господи, я не знаю, выживу ли я, моя жена, выживут ли мои дети с женами в этой темнице?.. Душа моя устала от запаха львов, слонов, бегемотов, пантер, медведей и всех копытных!

Голос ответил после паузы:

— Ты будешь здесь, и все твои будут… ровно год.

Ной ощутил, как у него подкосились колени. Он рухнул ими на пол, скользкий от пролитых из тачек нечистот.

— Господи!.. — взмолился он. — Для нас каждый день, каждый час, каждая минута — тяжкое испытание! Смилуйся! Мы не проживем в таких условиях целый год!

— Нет, — ответил Голос печально. — Нет. Так надо.

— Почему, Господи?

— Так надо, — повторил Голос. Уже удаляясь, добавил: — Впрочем, это несложно… И понять человеку можно.

Ной рассказал про разговор с Господом, сыновья пали духом, но тоже принялись гадать о причинах столь долгого заключения. Жены начали высказывать догадки, но настолько глупые, что их отослали кормить зверей, это проще, чем чистить за ними, а сами ломали головы, наконец Сим сказал с напряжением в голосе:

— Мы не с того конца взялись. И слишком много и хорошо о себе думаем. Творец вообще нас не видит, как того хотим мы. На самом деле мы для Творца всего лишь семена для будущего мира, что предстанет пустым и безжизненным.

Хам вставил со смешком:

— Отборные семена!

Яфет толкнул его в бок.

— Не задирай нос. Мы лучшие из худших.

Сим кивнул:

— Да, ты прав. Мы лучшие из худших. Потому Творец старается нам привить некоторые привычки, которых раньше не было, но которые понадобятся в новом мире. А мы эти привычки и правила должны передать своим детям, чтобы они с детства знали только их… и чтобы даже не помышляли о тех вольностях, которые были в старом мире.

Ной помалкивал, осмысливая, Хам спросил с интересом:

— Что за привычки?

— Надо вспомнить, — сказал Сим, — за что Творец наслал гибель. Разве не за воровство, разобщенность, разврат и грабежи? Все это, и многое другое нехорошее, порождено одним свойством в человеке — эгоизмом. Все для себя, ничего для других. А если другие чего-то требуют и нельзя отказать, то дать как можно меньше. Или постараться обмануть, а то и убить…