К ним поднялся Ной, Хам бросился к родителю с воплем:

— Отец, надо что-то делать!.. Вода уходит!

— Рано, — ответил Ной со вздохом. — Дно ковчега только-только вышло из воды. Мы на камнях! Стала ли земля пригодной для заселения? Надо ждать.

— Ну сколько можно ждать?

— Подождем, — сказал Ной.

— Сколько? — спросил Хам настойчиво.

Ной посмотрел на замерших в ожидании Сима и Яфета, ответил с тяжелым вздохом:

— Еще сорок дней.

Эти сорок суток Хам ходил как на иголках, да и все извелись в ожидании. Сам Ной рано утром на сороковой день вытащил из клетки упирающегося ворона.

— Ты полетишь и посмотришь, — велел он, — есть ли пригодная для жизни земля.

Ворон каркнул:

— Почему я? Меня не жалко, да? Сдохну — никто не пожалеет?.. Там за стенами ковчега может быть жара, может быть холод… вдруг снова полетят огненные капли с неба… Если погибну — исчезнут все вороны!

— Давай лети, — ответил Ной сердито, — мы оба знаем, почему лететь именно тебе.

— Почему? Ну почему? Знаю, ты хочешь заполучить для себя мою подругу!

Ной сказал негромко:

— Всем был запрет жить отдельно друг от друга. Весь год я не входил даже к своей жене, родившей от меня троих сыновей!.. Гм, да, не входил… Творец запретил всем любое сожительство, пока мы в ковчеге. Ты почему нарушил? Почему посещал свою жену?

Ворон смутился лишь на мгновение, тут же нагло каркнул:

— А если я один умный и умею поднимать щеколду? Думаешь, другие бы утерпели, если бы могли открывать дверцы? Они все дураки, один я умный.

Ной сказал строго:

— Мы не знаем, как бы они поступили, но о всех нужно думать хорошо, пока не докажут, что…

— …что они сволочи, — каркнул ворон.

— …что мы ошибались, — закончил Ной. — Так что лететь тебе. Твоя подруга отложила яйца, твой род не прервется в любом случае.

— Ну да, ну да, — сказало ворон обозленно, — думаешь, не знаю, что и твой сын Хам ходил к жене? Она уже брюхатая!.. Он бормотал, что покрывает ее грех, когда она принимала в своей постели ангела Шехмазаэля, но повод хорош, хорош… Одно благородство, ха-ха, так я и поверил!

Ной молча, не слушая и не возражая, донес его к окну. Ворон заорал:

— Да и про тебя кое-что могу сказать!.. Ой, не души, не души, уже молчу-молчу…

Ной выбросил его наружу. Ворон захлопал крыльями, пролетел над водой и торчащими камнями, поднялся ввысь и начал кружить над ковчегом.

Сыновья Ноя с женами припали к окну, высовывали головы и, рискуя свернуть шеи, смотрели вверх. Ворон летал, растопырив крылья, по малому кругу, не уходя от ковчега. Сим хмурился, Хам ругался, а горячий Яфет предложил:

— Я возьму лук.

— Зачем? — остановил Ной. — Убивать нельзя даже нечестивца.

— Просто пугну, — сказал Яфет. — Он же не знает, что я не всерьез.

Ной вздохнул.

— Нельзя оружие вынимать без надобности. А вынул — стреляй насмерть. Раненый или даже испуганный враг опаснее вдвойне.

Ворон кружил над ковчегом достаточно долго, чтобы показать, что смертельно устал, затем сложил крылья и подлетел к окну с хриплым карканьем:

— Все, больше не могу…

Ной быстро захлопнул перед ним дверцу и крикнул:

— Ты — нечестивец! Ты даже не пытаешься искупить свою вину!.. Иди и не возвращайся, пока не отыщешь землю!

Ворон каркал, Ной наконец услышал в хриплом голосе подлинный страх, ворон в самом деле устал, никак не рассчитывал, что всегда мягкий Ной проявит такую твердость, жизнь среди потопа в ковчеге еще больше изменила его характер:

— Впусти!.. Крылья меня уже не держат!.. Я сейчас упаду в пучину!..

— Что ж, — ответил Ной, — лучше ты, чем другие.

В этот миг раздался Голос, который услышал только Ной:

— Да, ты изменился, Ной… В лучшую сторону, как я и полагал. Но ворона все же впусти.

— Он нечестивец, — возразил Ной. — Он сожительствовал со своей подругой!

— Знаю. Что делать, если подходить со всей строгостью, Я должен бы всех вас утопить, кроме непорочной голубки. Да и то, если взглянуть пристальнее… Словом, впусти ворона. Настанет время, когда и это черное племя пригодится людям. Настанет великая засуха… не скоро, очень не скоро, и вороны будут доставлять еду пророку… назовем его Элияу. Каждый день будут летать от дворца царя… Иеошафата, подходящее имя для нечестивца, к реке Крис, где спрячется пророк, и станут приносить ему хлеб и мясо прямо с царской кухни.

— Как скажешь, Господи, — пробормотал Ной устрашенно, — как далеко Ты заглядываешь!

— С вами и это не помогает, — ответил Голос.

Ной открыл дверцу, ворон влетел, оцарапав его жесткими перьями крыльев, упал на пол и хрипло прокаркал:

— Еще миг — я бы упал в волны! Убийцы! А еще люди…

Семь дней выжидал Ной, священное число, затем с тяжелым сердцем открыл клетку с голубями.

— Я люблю вас, — произнес он виноватым голосом, — но мы все погибнем, если не найдем земли, пригодной для проживания. А из ковчега видим только голые скалы.

Голубь, как он и ожидал, являясь полной противоположностью черному и нечистому ворону, был известен своей непорочностью и верностью подруге, кроме того, не станет его попрекать, что посылает именно его, не другую птицу, вон их сколько, а молча и терпеливо ждал, пока Ной нес его к окну.

Сыновья и жены тоже молча наблюдали, как он выпустил из окна кроткую птичку. Голубь взвился в небо, словно крохотное белоснежное облачко, и сразу же пошел летать расширяющимися кругами, потом что-то узрел с большой высоты и полетел в ту сторону.

С замиранием сердца ждали его возвращения, но он отсутствовал весь день. Только к вечеру раздалось хлопанье крыльев, голубь влетел в окно и упал на пол. Ной поспешно подхватил его крохотное тельце и увидел, что в отличие от ворона голубь в самом деле на грани полного истощения.

Он бережно отнес его в клетку к голубке, подсыпал корма и вернулся к сыновьям. Они молча переглядывались, лица изнуренные и с опечаленные.

Ной сказал жестко:

— Подождем. И будем уповать, что Господь не позволит нам погибнуть, когда уже столько вынесли.

Еще семь долгих мучительных дней Ной был тверд и строго выдерживал интервалы, хотя жены сыновей изнылись, да и они сами каждый день уговаривали отца повторить попытку.

На этот раз Ной не стал пробовать с другими птицами, снова послал голубя. Тот улетел и не возвращался так долго, что все уже переволновались, голубь мог переоценить свои силы, упасть в воду, однако к вечеру все услышали хлопот крыльев, и голубь влетел прямо в растопыренные руки Ноя.

Все дружно охнули. В клюве голубя зеленеет тоненькая веточка!

Ной бережно взял ее двумя пальцами, все не двигались и не дышали, чувствуя значимость момента. Сим, который до всего скрытого допытывался, проговорил тихо:

— Если из сада Эдема, что восстановлен для будущих праведников, то… почему олива?

Яфет отмахнулся.

— Да какая разница? Главное — веточка! Это значит, что уже есть жизнь! Животные не погибнут. Если есть олива, то есть и трава…

— Трава растет быстрее, — поддержал Хам. — Там много травы! Наши отощавшие животные скоро станут тучными и с лоснящимися боками…

Сим покачал головой:

— Нет, в этой веточке должен быть смысл…

— Какой? — удивился Яфет.

— Не знаю, — ответил Сим. — Но голубь мог сорвать и что-то другое… Олива — очень горькое дерево! Если из сада Эдема, то там, как я полагаю, множество самых дивных и сладких растений. Почему же голубь выбрал именно маслину?

Хам предположил:

— Росла с краю.

Сим возразил:

— Если голубь пролетел так далеко, то мог бы допорхнуть и до соседнего дерева! Нет, здесь смысл есть… Но почему, почему не сорвал сладкий лист, а принес именно горький?

Хам предположил:

— Дурак просто.

— Ворон умнее, — согласился Яфет, — но всем нравится почему-то голубь. И сорвал горький лист, Сим прав, не случайно. Думаю, сказал этим, что лучше горькие листья на свободе, чем сладкие зерна в нашем опостылевшем ковчеге, где все мы уже озверели!