На поляну на бешеной скорости выскочил пятнистый «джип» с базукой на крыше кабины. За рулем сидел черный командос, еще двое — Санди и Манди, телохранители Жака, — восседали на заднем сиденье.

Жак, легко выпрыгнувший из машины, заметил, что на него смотрят из окна.

— Хэлло! — помахал он рукой. — Мои парни встретили нас на дороге. Они ехали сюда, чтобы забрать нас в лагерь. Надеюсь, сестра Урсула согласится отпустить русского безбожника вместе со мною? Конечно, у нас не воскресная школа, но я думаю показать ему кое-что не менее интересное! Питер, побыстрее! Каша заваривается серьезная. Командос федералов переправились через Бамуангу!

— От этого не уйти, — тихо сказала Элинор.

— А вы?

Она махнула рукой и отвернулась.

…Жак сам вел машину, отправив своего шофера на заднее сиденье, к телохранителям. Да и дорогу-то назвать дорогой было трудно — заполненные водой колеи, петляющие в мрачном сыром лесу от прогалины к прогалине, по толстому ковру прелых листьев, сквозь который не пробивалась ни одна тропинка. Лес вокруг казался пустым, не слышалось даже птичьего щебетанья, гул двигателя разбивался о могучие стволы махагони и терялся в сыром полумраке.

До лагеря командос и в самом деле оказалось минут двадцать езды. Лес стал постепенно светлеть, могучие великаны деревья нехотя расступались, и кое-где на земле уясе лежали яркие солнечные пятна, пробивалась трава, тянулись к свету ветви кустарника. Желтые, зеленые, коричневые, черные пятна — все вокруг было похоже здесь на маскировочный костюм десантника, и немудрено, что Петр не заметил пост у въезда в лагерь до тех пор, пока два чернокожих солдата с автоматами в руках не преградили дорогу «джипу», бесшумно появившись неизвестно откуда.

Жак довольно кашлянул и обернулся к Петру:

— Молодцы! Кое-чему мне их все же удалось научить. Дальше придется немного пройтись…

Они прошли метров двести по чуть заметной тропинке, и дважды их останавливали часовые. Увидев Жака, они поспешно козыряли, но Петр чувствовал даже спиной их подозрительные взгляды, недоумевающие, что нужно здесь этому белому в штатской одежде.

Затем лес опять стал густеть, потемнел, а между могучих стволов Петр увидел пятнистые палатки. Возле них бродили или сидели чернокожие командос в расстегнутых пятнистых куртках, многие — босиком. Чадили жаровни, тяжело пахло пригоревшим пальмовым маслом.

Пройдя лагерь, они неожиданно оказались на крошечной, залитой солнцем, окруженной кустами поляне, где стояли две палатки — маленькая и большая.

Возле большой на расстеленном брезенте играли в карты четверо белых. Пятнистые кепи с длинными козырьками и над-затыльниками надежно укрывали от солнечных лучей их лица и шеи.

Около маленькой палатки, на сколоченном из стволов молодых деревьев столе попискивала рация, и над ней колдовал черный радист в наушниках, в полной боевой форме.

— Хэлло, Френчи! — поднялся с брезента высокий парень. Он был широкоплеч и могуч торсом, но лицо поражало удивительно детским выражением. Петр не сразу понял, что все дело в глазах, огромных, ярко-синих, и в школьной, аккуратной до отвращения прическе.

— Это — Бенджи, американец, — представил его Жак. — У парня только два недостатка — никогда нет денег и слишком большой рост. В атаке он возвышается над всеми ровно на целую голову. Целую… пока…

Бенджи широко улыбнулся, показав два ряда красивых белых, зубов:

— Это мы еще посмотрим, босс!

— А это — Грилло, латиноамериканец, — продолжал Жак. Грилло бросил на Петра пронзительный взгляд антрацитовых глаз и насмешливо кивнул.

— Мафиозо. Был телохранителем одного из главарей мафии в Нью-Йорке. Да вот не уберег хозяина… и смотался. Так ведь, Грилло?

Мафиозо сверкнул глазами, но ничего не ответил, продолжая тасовать карты.

— Юношу зовут Денни, — кивнул Жак на паренька лет шестнадцати, сидевшего на корточках и поспешно вскочившего, как только очередь представляться дошла до него. Его лицо с уже начавшим пробиваться пушком залилось краской, он был тщедушен и узкоплеч, тонкие губы, приоткрывшие в смущенной улыбке рот, обнажали редкие и неровные прокуренные зубы.

— Сбежал из школы. Англичанин. Утверждает, что ему двадцать, прибавляет года три-четыре. Ведь так, Денни?

— Никак нет, сэр! — вытянулся Денни, испуганно глядя на Жака.

— Да ты не бойся! Если уж эти барыги в Лондоне решили, что ты годен для нашей грязной работы, мне-то уж совсем наплевать! Домой, во всяком случае, я тебя не отправлю!

И Жак обернулся к четвертому, лениво развалившемуся на брезенте и поигрывавшему связкой каких-то брелоков. Был он старше всех, лет сорока — сорока пяти, грузен и седовлас, с тяжелой, выдающейся вперед челюстью и маленькими колючими глазками под густыми, кустистыми бровями.

— Дювалье, — коротко представил его Жак. — Мой заместитель. И земляк — из Марселя.

— Добавь еще ОАС[1]0, а потом СЕДЕСЕ[1]1, — хрипло пробормотал Дювелье.

— Да, бывший агент ведомства Фоккара [1]2, — согласился с ним Жак и положил руку на плечо Петра: — А это русский журналист. Мой друг.

— Ого! — вырвалось у Дювалье.

Остальные промолчали, но на лицах их было удивление, смешанное с растерянностью.

— Я слышал, что русские замешаны как-то в этом деле, — неуверенно сказал затем американец Бенджи. — Вчера в баре болтали, что при губернаторе есть даже их человек.

— И я слышал, — процедил сквозь зубы Грилло.

— Значит… мы с ними снова союзники? Как во второй мировой? — опять заливаясь краской, смущенно спросил юный Денни.

— Ерунда, — отрезал Дювалье. — Даже если наши минометы будут стоять рядом, они будут бить с разных идеологических позиций!

Жак улыбнулся, и все остальные рассмеялись.

— Маста! — вдруг крикнул черный радист у палатки, сдергивая большие губчатые наушники.

Жак кивнул и поспешил к рации. Он сел на брезентовый стул и взял наушники.

Минуту или две Жак слушал молча, потом взял микрофон.

— О'кэй! О'кэй! — повторял он. — Слушаюсь, сэр… Наконец он снял наушники и протянул их радисту.

— Ну? — хрипло спросил его Дювалье.

— Полковник Штангер назначен командующим армии Поречья. Я — командиром Кодо-2.

— Но ведь у тебя контракт… ты — инструктор! — удивился Бенджи. — Ты же не из нас, не из «серых гусей»!

Жак обернулся к Петру:

— И для тебя тоже есть новости.

Палатка Жака была обставлена по-походному: раскладная кровать, застланная серым бумажным одеялом, поверх которого лежала надувная подушка в пестрой наволочке, раскладной стул у ящика из-под мин, заменявшего стол, темно-зеленый рюкзак и небольшой, видавший виды чемодан в углу, у входа. Под потолком — карбидный фонарь, на чемодане — «шмайсер», рядом с ним — черный деревянный футляр, похожий на скрипичный.

Во всем этом не было ничего индивидуального, здесь мог жить Жак, а мог жить любой другой человек, разве вот скрипичный футляр…

— Я не знал, что ты играешь на скрипке… Петр бережно дотронулся до футляра рукой.

— На скрипке?

Жак взял футляр и раскрыл его: внутри, на синем бархате, лежали части винтовки, отдельно ствол, ложа, оптический прицел. Тут же — ножки-подпорки.

Жак вынул из кармана белоснежный платок и любовно прошелся им по оружию, на котором и так не было ни пылинки. Потом закрыл футляр и осторожно положил его на чемодан. Заметив взгляд Петра, смущенно улыбнулся:

— Не почисти его… — он кивнул на футляр, — хоть один день, сразу пойдет ржаветь. Проклятый климат! — Он помолчал, затем взялся за брезентовую спинку стула. — Садись… Хотя рассиживаться нам, пожалуй, некогда. Через час-полтора сюда прибудет сам маршал… или президент. Не знаю, как его теперь и называть, словом, губернатор Эбахон. Вместе с новым командующим — генералом Штангером. — Он невесело рассмеялся. — Маршалы, генералы… Меня они тоже, между прочим, произвели в полковники. Теперь я не просто начальник учебного центра «бесшумных убийц», инструктор-администратор и не какой-нибудь наемник, а полковник регулярной армии Республики Поречье!