— Нет. Это конец. Даже не особенно больно. Но эти свиньи всадили в меня отравленную стрелу. У меня все леденеет…

Руки его упали. Глаза расширились.

— Все мои деньги… в поясе… на мне… Пошлите по адре… Он напрягся… и разом обмяк, уронив голову на грудь.

— Что ж, он знал, на что шел, — мрачно сказал Дювалье и натянул берет.

Кувье лежал на спине прямо на асфальте шоссе, и стрела все еще торчала у него в груди. Американец Бенджи с недоумением смотрел на него своими ярко-синими, по-детски наивными глазами.

— Ловко же они его, шеф, — продолжал Дювалье. — Не хотел бы я быть на его месте!

Он передернул плечами, его кустистые брови сдвинулись.

Жак не ответил. Сидя на корточках над телом убитого, он расстегивал его широкий кожаный пояс, украшенный хромированными бляшками. Пояс был тяжел, и, сняв его, Жак со вздохом взвесил его на руке:

— Он просил отослать деньги по какому-то адресу…

Жак провел рукой по поясу сверху вниз, нащупал потайные кармашки, расстегнул их. В первом оказалась завернутая в пластик пачка денег, во втором — документы, тоже в пластике, в третьем — надписанный конверт, а в нем — опять деньги.

— «Брюгге», — прочел Жак. — Он был из Брюгге. А фамилия, наверное, жены или матери. У него была другая фамилия — не Кувье.

— А стоит ли, шеф? — выставил вперед свою тяжелую челюсть Дювалье.

— Что… стоит? — резко обернулся к нему Жак.

— Что-то кому-то посылать, — цинично усмехнулся Дювалье. — Нам они тоже бы пригодились. Ведь правда, Бенджи?

Американец сглотнул комок в горле и вопросительно посмотрел на Жака. «У него только два недостатка — никогда нет денег и слишком большой рост, — вспомнились Петру слова Жака об этом парне.

Жак молча перекинул пояс через плечо, повернулся и пошел к своему «джипу».

— А зря брезгуем, шеф! — насмешливо бросил ему в спину Дювалье. — Черные действуют по общим правилам!

И он, поймав взгляд Петра, кивнул в сторону густого придорожного куста, под которым лежало обнаженное тело Санди. Манди, вздыхая, связывал в узел одежду убитого. Двое других коман-досов копали саперными лопатками могилу тут же, у дороги.

— Они честно поделили между собой деньги покойника. Считай, что это пошло ему на похороны, — продолжал Дювалье, подмигивая Бенджи.

Дювалье в сердцах сплюнул на землю и растер плевок рифленой подошвой высокого тяжелого башмака.

Жак бросил пояс убитого в «джип» и вернулся обратно:

— Хватит болтать! Если Кэннон и Гуссенс не выступят к нам немедленно, нас отрежут от Обури, и тогда… Боюсь, что федералы выпотрошат наши пояса без всяких разговоров.

— Ты думаешь, они намеренно отошли в лес, чтобы… Дювалье встревоженно свел брови, маленькие глазки его буравили Жака…

«Ага, испугался! — отметил Петр про себя. — Это тебе не мародерствовать!»

Жак несколько секунд не произносил ни слова, задумчиво глядя куда-то на верхушки деревьев. Потом остановил взгляд на Дювалье. Он принял решение.

— Поедешь в Обури и передашь Кэннону и Гуссенсу: мы под угрозой окружения, и я не ступлю вперед ни шагу. Если же через час я не узнаю, что они выступили на соединение с нами, поворачиваю колонну назад. Понял?

Дювалье усмехнулся и подбросил ладонь к берету:

— Слушаюсь, шеф!

Глазки его довольно блестели: ему совсем не хотелось торчать здесь, дожидаясь, пока в него угодит отравленная стрела, выпущенная из зарослей. К тому же оставалась еще и возможность поживиться кое-чем в Обури. В конце концов, он сумеет добыть там и свою долю.

Взгляд Жака остановился на верзиле Бенджи.

— А ты… назначаю тебя командиром батальона вместо Кувье!

— Слушаюсь, сэр! — радостно вытянулся Бенджи и скосил глаза на убитого бельгийца. — Похороним здесь или… захватим с собой?

Жак взглянул на убитого:

— Если пойдем вперед — похороним. Назад — возьмем с собой. В Уарри на кладбище есть место… для всех нас.

— Что так мрачно, шеф! — развязно ухмыльнулся Дювалье. — Нас еще ждут в кабаках Парижа — и с тугими бумажниками. Не так ли, шеф?

Но Жак не принял его тона.

— Бери «джип», Грилло и… — Он вдруг остановил взгляд на Петре. — …И еще с тобою поедет Питер.

— Но… — возразил Петр. — Как же…

Жак понизил голос почти до шепота, так, чтобы ни Дювалье, ни Бенджи не могли его расслышать:

— В Обури ты сможешь скрыться у кого-нибудь из местных жителей и дождаться федералов. Это хороший шанс, Питер! А здесь… если мы попадем в их руки, нас расстреляют на месте.

Всех, не разбираясь. Здесь и сейчас белая кожа — пропуск прямо на тот свет!

Жак слегка толкнул его в плечо, и Петр понял, что Жак настоит на своем, что так или иначе его отправят в Обури — подальше от ловушки, которая вот-вот должна захлопнуться.

— Хорошо, — сказал Петр.

Жак усмехнулся и махнул рукой:

— Езжайте!

— Оревуар! — шутовски поклонился ему Дювалье и, отойдя с Петром на несколько шагов, облегченно вздохнул: — Считай, что нам повезло, Пьер.

Они прошли расположение первого, второго и третьего батальона и убедились, что Браун и Жан-Люк не теряли напрасно времени. Машины были убраны с шоссе и замаскированы на обочине. Поставлены они были радиаторами к дороге, так, чтобы, не разворачиваясь, можно было сразу выехать или налево, или направо, продолжать наступление на Луис или возвращаться в Обури.

Командосы, прошедшие суровую школу тренировочного лагеря, растворились в чаще, и, если не знать, что вокруг скрывается почти три тысячи хорошо вооруженных людей, заметить их было невозможно.

Грилло они нашли в арьергарде. Черноволосый, желтокожий латиноамериканец, сидя на обочине, в одиночестве наслаждался длинной сигаретой. Подойдя к нему, Петр почувствовал непривычный запах.

Заметив, что Петр принюхивается, Грилло снисходительно скривился:

— Травка. Могу угостить, если хочешь. На первый раз бесплатно.

— Дорвался, — презрительно посмотрел на него Дювалье и объяснил Петру: — Марихуана. Стоит здесь гроши, вот и… — Он опять обернулся к Грилло: — Пойди скажи Брауну, что едешь с нами в Обури. С приказом от Френчи. Да живее!

— Обури? О'кэй!

Грилло тщательно и бережно загасил только что начатую им сигарету о грубую, намозоленную ладонь и спрятал в нагрудный карман своей пятнистой куртки. Потом неторопливо встал и пошел в кусты, нетвердо переставляя тонкие кривые ноги.

— Желторожая обезьяна! — брезгливо пробормотал ему вслед Дювалье и доверительно сообщил Петру: — Эти хуже даже негров и арабов. Такие же ублюдки, но с самомнением: они, мол, американцы!

Он смачно сплюнул и растер плевок ногой — это была его привычка, как заметил Петр.

Пока Грилло пропадал где-то в чаще, Дювалье вывел из кустов «джип» и занял место за рулем.

— Садись рядом, — велел он Петру. — Не могу сидеть со всякими подонками, вроде этого желторожего красавчика.

Грилло явился, таща на плече АМ-8, американский пулемет, на ствол которого был надет глушитель. Он молча залез на заднее сиденье, и Дювалье тотчас же тронул машину. Вел он «джип» медленно, стараясь не газовать и не производить лишнего шума, то и дело использовал накат. Грилло стоял с пулеметом в руках.

— Где-то наши англичане! — пробормотал сквозь зубы Дювалье, когда они проехали с десяток миль. — Не открыли бы сдуру огонь, с них станется…

Лицо его было напряженно, он был готов к любой неожиданности, как и Грилло.

«У-ух!» — вдруг грохнуло впереди, совсем рядом, орудие.

«Та-та-та, та-та-та…» — зарокотали сейчас же автоматы.

Дювалье резко свернул к обочине, и «джип» чуть не перевернулся, угодив колесом в канаву.

— Безоткатная, семидесятипятимиллиметровая, — невозмутимо констатировал Грилло.

— В канаву! — сдавленным голосом крикнул Дювалье и выскочил из машины. Петр бросился следом за ним. Рядом присел на корточки Грилло, выставив вперед пулемет.

— Ерунда, — спокойно бросил он. — Засада.

Потом вдруг выпрямился словно пружина и бесшумно скользнул вперед, вдоль дороги, прячась в зарослях. Стрельба впереди прекратилась, взревели и умолкли двигатели тяжелых машин.