Это возымело должное действие: меня перестали хватать за штанины. Я выбрался на середину к капитану.

— Я с Зимородком говорил: Три Ножа живой! — поспешил сообщить я ему.

Ожерелье прищурился и медленно наклонил голову к правому плечу.

— Так, — сказал он, взял меня за плечи, развернул лицом к ватаге и приказал. — Скажи всем.

— Я с магом говорил, — повторил я громко. — С Улихом — порядок, он — там… — и я махнул рукой, показывая на запад.

— А фризруги? — выкрикнул Крошка.

— Там, — показал я в противоположную сторону. — В трех верстах от нас. — И повторил слова Зимородка. — Они ни причем.

— Слышь, Даль, а Зимородок не сказал, чего Три Ножа там надо? — снова спросил Крошка.

И тут я ляпнул не подумавши:

— Он там Руду схоронил, а завтра к вечеру нас отыщет. — Соврал я и губу закусил, и слушаю, как братва шумит, облегчение выказывает.

— Слыхали? — произнес Ожерелье за моей спиной. — Фризругов трогать не будем, дождемся Три Ножа здесь, а потом сменим гавань.

На том и порешили. Я снова притулился под боком кормчего. Братва укладывалась к кострам поближе, костеря ненасытное комарье. С лодьи во второй заход притащили несколько амфор с вином, вино пустили по кругу. Я закрыл глаза и притворился спящим, но Сова все равно безжалостно растолкал меня и сунул под нос амфору.

— Глотни. Теплее спать будет, — сказал он.

Я понял, что кормчий не отстанет и, ухватив амфору за изогнутые ручки на круглых боках, приложился к горлышку, делая вид, что пью, а сам только губы смочил, потом вернул амфору кормчему и вдруг обнаружил рядом с собой сидящего на корточках капитана.

— Даль, — тихо произнес Ожерелье. Вид его не сулил мне ничего хорошего. Я молча ожидал продолжения.

Ожерелье продолжил так же тихо:

— Еще раз пропадешь, искать тебя не буду. — Я молчал.

— Понял? — спросил он.

— Понял. — Буркнул я.

Ожерелье поднялся и ушел, а Сова с укоризной посмотрел на меня.

— Выпороть бы тебя, — уронил он.

— Ладно, ладно… Завтра выпорешь, — огрызнулся я. — Сам жопу подставлю. И вопить буду громко.

Я снова улегся и закрыл глаза, показывая: отвяжись, мол. Сова ругнулся сквозь зубы, но больше трогать меня не стал. Он вытянулся рядышком и вскоре ровно засопел во сне, а у меня сна не было ни в одном глазу. Я лежал и думал, чего это меня за язык потянуло врать, что Улих завтра сам к вечеру у бивака объявится. Зимородок мне такого не говорил. А ежели не объявится? Как я тогда братве в глаза смотреть буду? Я, что? Я ж ватагу успокоить хотел, а оно вон как получается: мне теперь мое хотение таким боком выйти может… Возьмет Три Ножа и не объявится, и меня уже не просто на смех поднимут — считай, я себя в дерьме извалял по самые уши, а токае дерьмо не водой смывается, если оно только смывается вообще. Я от тоски аж зубами заскрипел. Кормчий беспокойно завозился во сне. Я притих, выжидая, когда он начнет похрапывать снова, а затем осторожно перевернулся на спину и уставился в звездное небо. Сон по-прежнему не шел, и я от делать нечего перебирал взглядом созвездия: справа от Волчьей Тропы, которая широкой сверкающей лентой пересекала небо, висели Колесницы; за ними сверкал яркой звездой в рукояти Меч Рода, а к нему тянулись Два Воина. Звездочки подмигивали мне по очереди, и на душе у меня от вида звездного неба становилось спокойнее. Веки начали слипаться, стало как-то все равно, что скажет ватага, если Три Ножа не появится — что думу думать, душу попусту бередить: утро вечера, как водится, мудренее…

Проснулся я от того, что точно знал, что мне надо делать. Искать Три Ножа самому! Найти и к вечеру привести сюда. И шут с ним, с Ожерельем, с его угрозами… Ничего он мне не сделает, когда я появлюсь вместе с Улихом, — наоборот, только рад будет. Чем больше я раздумывал над своей задумкой, тем крепче становилась моя уверенность, что именно так все оно и будет.

Я осторожно поднял голову. Над кострами воздух сотрясался от храпа, рулады были одна хлеще другой. Я отполз от кормчего и встал на четвереньки. Сова не проснулся, повозился недолго во сне, почмокал губами и опять затих. Я встал в полный рост и стал выбираться из кучи-малы, переступая через спящих. Вскоре на моем пути оказался сладко похрапывающий Скелет. Через него переступить я не решился: уж больно широко ноги расставлять придется, так недолго и штанам лопнуть. Скелет лежал на спине, раскинувшись и горбом выпятив брюхо к звездному небу. Вкусно спал Скелет: носом свистел, бородищей шевелил. Я увидел, что у мешка, который он в изголовье примостил, развязана горловина, и решил хоть кусок какой-нито с собой в дорогу захватить. Не помешает. Наклонившись, я тихонько запустил руку в мешок. Мне повезло: в мешке оказалось мясо, а мясо я люблю больше, чем сыр. Мне повезло еще раз: один из кусков вывалился к самому краю — не пришлось тянуть. С куском мяса в руке я направился в обход Скелета.

Я не разбудил никого — это хорошо, но мне еще предстояло миновать караулы, выставленные капитаном. Удержать меня, конечно не удержат, если наткнусь — совру чего-нибудь и смоюсь, — но поднимать лишний шум тоже большой охоты не было. Можно было бы, конечно, проскользнуть незамеченным, но вот беда — я и понятия не имел, где часовые засели, я ведь сначала спал, а после на скале торчал. Пожалуй, без шума не обойдется: красться наобум — дело гиблое — всадят мне болт из самострела, во тьме ночной не разглядевши, на всякий случай, и вместо того, чтобы Три Ножа искать отправлюсь я известно куда. А оттуда еще никто не возвращался на моей памяти.

Вот дурак! Я хлопнул себя по лбу. Я же «видящий», мне разузнать, где сторожевые торчат — это как на куст помочиться. Человек, правда, — это не змей морской, не такая громадина, которую издалека чуешь, но при желании можно и с людьми навостриться. Я пробовал. Еще, бываючи на Рапа, прямо с борта «Касатки» от делать нечего загадывал себе загадки: могу ли разузнать кто из наших по каким кабакам ошивается? И получалось. А проверить было легче легкого: никто ж из своих похождений великой тайны не делал, напротив, как проспятся, вывалят языки и давай во всю глотку хвалиться; ежели, допустим, тот же Скелет у Хлуда упился и учинил чего непотребное, так об этом пол-Шухи знало от самого же Скелета.

Помню был такой случай со Скелетом же… Как-то, ужравшись вместе с Орханом и Братцем, заявил Скелет, что народ распотешит, и потребовал у Хлуда пустой бочонок из-под пива. Получил он требуемый бочонок, поставил его посреди кабака, при всем честном народе спустил с себя штаны, забрался на бочонок и в дырку на днище, где пробка раньше была, яйца свои засунуть как-то умудрился. Народ он и вправду распотешил, не только тем, что яйца в бочку заправил, а и тем еще, что назад их вытащить у него хрен вышло. Говорят, в «Барракуде» с хохоту по полу валялись, наблюдая за потугами Скелета яйца из западни высвободить. Так он полночи на бочонке со спущенными штанами и просидел, пока над ним не сжалились и не разобрали бочонок с великими предосторожностями, чтобы часом скорлупу на Скелетовых яйцах не порушить…

Воспоминание помогло мне почувствовать себя в своей тарелке: не часто мне приходилось от своих, как от врагов, уходить. Лишь только надо мной зашумела листва, я остановился и, выгнав лишние мысли из башки, стал вслушиваться в лес, пытаясь обнаружить, где бы мог затаиться часовой. Я довольно-таки быстро нащупал живую душу и распознал в ней Краса. И порадовался, что вовремя остановился, а то бы я на него на всех парусах налетел. Я стал прикидывать, как бы мне его обойти, но что там, среди деревьев да еще в темнотище разберешь толком, потому и решил я просто забрать влево и обойти его. На авось. И не фига у меня на авось не вышло: ветка — зараза! — под ногой сломалась. Проглядел я ее, валявшуюся на земле, а она как треснет!

Я шел со стороны ватаги, поэтому Крас тревоги поднимать не стал. Он поднялся из-за каменюги, которая у самых корней двух толстых стволов, что развилкой росли, торчала, и тихо свистнул. Дальше прятаться было глупо. Я ответил на свист и потопал к нему, а сам соображаю, что дальше делать буду, и вспоминаю. Был ли Ожерелье у костров-то или не был… Нет, не был. Не спит ночью капитан, посты проверяет, а отсыпаться днем будет, кормчему все перепоручив. Вот незадача… Не хватало еще на Ожерелье наткнуться, тогда он меня, как пить дать, свяжет и положит на видном месте, чтобы забот меньше было.