— Не я, а Господь, — холодно произнес отец Далглиеш, надвинув очки на нос. — Но я постараюсь сделать все от меня зависящее. Я признаю тот факт, что чудеса действительно случаются, и совершенно невероятным образом. И если Господь внимает вашим молитвам, то ждите приятных неожиданностей.

Он чувствовал себя несколько неловко оттого, что они возлагали все свои надежды на него. Далглиеш отвел в сторону взгляд, и он случайно упал на фотографию Селестрии, стоявшую рядом в рамке на столе. Ее лицо излучало радость, светясь улыбкой, а белокурые волосы развевались на ветру. На ней был купальник на бретелях с узором в горошек, она сидела на песке, а позади нее переливалось море. Его сердце на мгновение сжалось, он вспомнил тот щекотливый эпизод, когда они остались наедине в его комнате для приема посетителей. Это потрясло его до глубины души, и не из-за того, что он вел себя неподобающим его сану образом, а главным образом потому, что его плоть вдруг ответила на те ощущения приятным возбуждением.

— Ну разве Селестрия не прелестна на этом фото? — произнесла Джулия, сажая Баунси на колени. — Снимок был сделан до смерти Монти, и ее лица еще не коснулась печаль.

— А как у нее дела сейчас? — спросил он, надеясь, что дрожь в голосе не выдаст его волнения.

— Знаю только, что она все еще в Италии, но больше ровным счетом ничего. Однако отсутствие каких-либо новостей — тоже хорошие новости.

— Поездка в дальние края, подальше от дома пойдет ей на пользу, — прибавил он, отведя взгляд в сторону. «Мне бы тоже не помешало куда-нибудь поехать, — подумал он про себя с чувством облегчения. — И когда она вернется, я снова стану непоколебим».

Марелатт

Утром Селестрия увидела Армель и Фредерику, которые болтали в саду за чашечкой кофе, но их голосов было практически не слышно. Увидев девушку, они перестали разговаривать, дружелюбно улыбаясь.

— Иди к нам, — произнесла взволнованно Фредерика, махая ей рукой. — Тебе кое-что нужно знать. — Селестрия присела рядом. — Луиджи, принеси, пожалуйста, для мисс чашечку кофе с молоком, — крикнула женщина повару. Тот немедленно смолол кофе в кофемолке и поставил его на огонь. — Дело сдвинулось с мертвой точки, — сказала она, играя с огромным серебряным кулоном с изображением Девы Марии, висящим на ее груди.

— И все благодаря твоему зятю, — добавила Армель. — Таинственному Хэмишу.

Селестрия почувствовала, как при упоминании его имени на ее щеках выступил румянец. Однако обе женщины были так заняты своими новостями, что вряд ли могли заметить это.

— Сегодня утром, пока я сервировала стол к завтраку, появился Хэмиш, который выглядел очень странно, — произнесла Фредерика. — Он спросил меня о Салазаре и рассказал, что видел тебя с ним вчера, что его очень обеспокоило. Салазар — весьма сомнительный тип, которому нельзя доверять. Надеюсь, ты согласна со мной. Тогда я своими словами изложила ему ситуацию, и он сказал, что если мы хотим добиться от Салазара правды, то должны прибегнуть к помощи его любовницы Розанны.

— Салазар — женатый человек, — заметила Армель, рассеянно поглаживая свой шрам. — У него пятеро детей и хорошая, верная жена, у которой родственники — уважаемые в городе люди. И он не хотел бы, чтобы они узнали о его любовной связи с Розанной.

— Но как нам удастся убедить ее помочь нам? — спросила Селестрия.

— Да она ведь сестра Нуззо, — сказала Фредерика.

— А Нуззо об этом знает?

Фредерика утвердительно кивнула головой.

— Нуззо знает об этом, но главное — он влюблен в миссис Уэйнбридж и сделает для нее все что угодно. Он поделился своими чувствами с Луиджи, а жена Луиджи рассказала мне.

— Это просто сплетня, которую кто-то пустил по Марелатту, — произнесла Селестрия. Хорошо еще, что никто не рассказал небылиц про ее вчерашний поход в бар.

В эту минуту Луиджи вышел из кухни с серебряным подносом, неся Селестрии кофе с молоком. Женщины сидели молча, пока он ставил чашку на стол. Поинтересовавшись, не желают ли они еще чего-нибудь, он удалился.

— Так что же нам делать? — нетерпеливо спросила Селестрия.

— Нуззо поговорит сегодня со своей сестрой.

— А что, если она не согласится нам помочь?

— Тогда мы все вместе будем ее упрашивать, как женщины женщину, — сказала Армель.

— Мы, итальянцы, относимся к смерти очень серьезно, Селестрия, — без улыбки сказала Фредерика. — Если Салазар действительно приложил руку к самоубийству двух человек, Розанна не захочет прикрывать его.

Селестрия смущенно посмотрела на Армель.

— Бенедикт тоже наложил на себя руки? — Армель кивнула. — Вы не говорили об этом.

— Я не думала, что это так важно, — сказала она, пожав плечами.

— Поражает количество сходных обстоятельств, этого трудно не заметить. — Селестрия встряхнула головой. — Я никак не могу сложить эту мозаику воедино. Или это только я? Может, вы видите то, чего я не вижу?

Армель покачала головой.

— Только то, что оба человека были не из тех, кто добровольно бы расстался с жизнью. И я еще раз утверждаю, они были убиты!

— Я тоже придерживаюсь этого мнения, — горячо согласилась девушка.

— Давайте попробуем добраться до истины самостоятельно, — предложила Фредерика, энергично потирая руки. — Кроме того, мне никогда не нравился этот адвокат. Уж слишком он самодовольный.

Армель зажгла сигарету и выпустила струйку дыма в теплый воздух. Сощурив глаза, она торжественно произнесла:

— Если смерть моего мужа — дело рук Салазара, то я убью его.

— Есть и другие способы отомстить, не прибегая к насилию, — сказала с серьезным видом Фредерика. — Кроме того, смерть — слишком мягкое наказание за убийство, так как она избавляет человека от чувства вины.

И тут Селестрия подумала о Хэмише, понимая, насколько верно высказалась женщина. Как же часто он хотел уйти от реальности в небытие? И не потому ли он проводил столько времени в мавзолее своей жены, моля Господа о смерти, чтобы соединиться с ней там, на небесах и наконец избавиться от чувства вины? А может, именно смерть была тем светом, что пробивался из-за двери на картине?

Вечером, переодеваясь к ужину, Селестрия вдруг услышала грустные звуки фортепиано и безошибочно определила, что это играл Хэмиш. Она ни разу не встретила его в течение дня, хотя искала в каждой проходящей тени. Со все более нарастающим разочарованием она ощущала, как он отдаляется от нее. И это не было реакцией на их поцелуи, как она думала. В случае с Хэмишем было трудно предсказать, чего ждать от него дальше, и только интуиция поддерживала ее уверенность, что быть вместе им предначертано судьбой. Накинув бледно-голубое платье, она поспешила по коридору. Ее сердце было не на месте: она не успокоится, пока не узнает, хочет он ее или нет.

По мере ее приближения звуки становились все громче. Здесь, среди стопок книг и статуэток, которые коллекционировала Фредди, на маленьком стульчике за фортепиано сидел Хэмиш. Его длинные ноги с трудом умещались под инструментом. Она робко улыбнулась, не зная, какая с его стороны последует реакция, и он улыбнулся в ответ, как будто не было ничего странного в том, что он с утра не показывался ей на глаза.

— Где же ты был? — спросила она, облокотившись на крышку инструмента. Он продолжал играть.

— Мысленно с тобой… — ответил он, и она чуть было не подпрыгнула от радости. Он опустил глаза, его пальцы легко находили нужные клавиши, и неожиданно он стал серьезным, а все его тело задвигалось в такт музыке, ставшей более драматичной.

— Ты играешь такую печальную мелодию, — произнесла она.

— Но я чувствую себя счастливым. Ты права, музыка — это выброс эмоций. Она проникает в душу и избавляет ее от боли. Она наполняет меня изнутри и заставляет поверить, что все возможно. — Он закрыл глаза и продолжал играть еще какое-то время.

Но вдруг остановился, не доиграв.

— Пойдем, — сказал он, вставая из-за фортепиано и беря девушку за руку. Хэмиш повел ее по коридору к маленькой лестнице, а затем в мастерскую. В комнате пахло свежей краской. Теперь она поняла, где он пропадал весь день. Ей не терпелось посмотреть, что же он нарисовал, но мольберт был развернут к стене.