- Отдача, конечно, есть, — сказал Калашников, который призраков не видел, потому не боялся. — Но слабая очень. Я так придумал, за счёт воздуха. Видите, отверстия внизу? Поскольку пороховой заряд отсутствует, то и казённую часть закрытой делать ни к чему.

Он бодро развернул очередной чертёж; чертежи у Михаила Тимофеевича вечно выходили на диво кустарные — не поспевали руки за головой. На его счастье, Карбышев придираться не любил.

- Вот эти отверстия? — с любопытством спросил генерал

- Ага, так точно. Мина выходит по каналу, а сюда течёт воздух. Потом... видите?.. получается, что вся отдача как бы воздуху и передаётся — если совсем рядом встать, почуете, как по сапогам шибает. Отсюда точность такая хорошая.

- Осипов? — сказал Карбышев в передатчик. — Ну что там у вас? На том конце «эфира» молчали.

- Осипов!

- Три наблюдаю! — ожила рация, — Дмитрий Михайлович, три накрытия, все три в пределах пятнадцати метров от репера.

- Под обстрел полез?!

- Виноват, Дмитрий Михайлович! — разухабисто доложила рация.

- Болван, — под нос себе пробормотал Карбышев. — В укрытие, марш бегом! Ещё раз выкинешь — на Большую землю отправлю. И, не слушая оправданий, выключил переговорник.

- Точность — снайперская, — принуждая себя отбросить раздражение, сказал он Калашникову. — Наличие режима автоматической стрельбы — прекрасно. В целом, концепция мортиры — прекрасная.

- Миномёт... — вставил Михаил Тимофеевич.

- Мортира, — отрезал Карбышев. — Строго говоря, это всё-таки мортира. Хотя предвижу, что называть станут именно что миномётом. Схемочку сюда, пожалуйста... Нет, самую первую. Так-с...

Генерал углубился в чертежи.

- Так-с, вот этого не понимаю, — сказал он спустя пару минут. Дмитрий Михайлович никогда не стеснялся признаться в неведении. — Вот это — что за кольца?

- Соленоиды, — отрапортовал Калашников. — Включаются на короткие интервалы времени, строго последовательно — от нижнего к верхнему. Вот электрическая схема.

- Труба металлическая.

- А и катушки изолированные... вот в разрезе, товарищ генерал. Я когда в ангаре работал, случайно катушки замкнул, а в них как раз напильник лежал... Ну и шибануло!

- Что шибануло?

- Гауссова сила. Чуть товарища Двуула не убило. Ну, я тогда и подумал: раз она с такой силой шибает — ничего, надо попробовать.

- Стоп, орёлик, — сказал Карбышев. — Значит, вот эти соленоиды... здесь и здесь... а замыкаешь-то как?

- По очереди, товарищ генерал. Сперва вручную самую нижнюю — она мину тянет, та контакт перемыкает на вторую катушку. А третью я поставил ещё дальше, потому что к этому времени у снаряда скорость возрастает. Ну вот. И получается, что магнитное поле этот снаряд протаскивает по всему стволу, разгоняет и-и-и... бац!

- Эт' точно. Гауссова пушка, значит.

- Ага, так точно.

- Мда. А в основе-то технология союзников.

- Катушки — да, у товарища Двуула позаимствовал. Хотя их как раз ничего не стоит воспроизвести. А миномёт... виноват, мортира — это уж я сам придумывал. Помните, Вы говорили с репульсорами разобраться? Ну вот. Только я не сразу с репульсорами разбираюсь, а по мере сил. Гаусс — это ведь совсем гораздо проще.

Карбышев задумчиво поводил большим пальцем по чертежу.

- Фактически, сразу рабочий образец... не скажу, что случай в мировой практике уникальный — но однако. А с ремонтопригодностью как? Даже более общо: с технологичностью? Всё-таки канал ствола, соленоиды...

- Ничего, товарищ генерал, — с заметной гордостью сказал Калашников. — Я Вам сейчас натурно покажу.

Он подскочил к своей установке, выхватил из кармана ключ и в пару взмахов расстегнул хомуты, опоясывавшие ствол. Судя по уверенности движений, операция для сержанта была привычная; парень явно готовился к демонстрации. Гордынька у Михаила Тимофеевича в подобные моменты прям

- таки зашкаливала; впрочем, пусть его — заслужил.

Ствол кустарного миномёта... ну, пусть «миномёта», не суть... распахнулся вдоль, как новые ворота.

- «Лучом смерти» распилил, — сказал Калашников. — Требования к прочности гораздо ведь ниже, не разорвёт. А собирать-ремонтировать куда как легче. Я, например, ещё не сразу расстояния между катушками подобрал. И силу тока... да и вообще. Но главное — что прочность материала не требуется. Можно даже бракованные стволы от других систем брать... Карбышев довольно долго изучал конструкцию.

Конструкция его радовала.

Всякий военный, — в особенности военный инженер, — по роду деятельности обязан быть «редукционистом»: сокращать поголовье вражеских солдат, потери среди собственных — и расходы, расходы на ведение боевых действий. Что там требуется для войны, дорогой товарищ Джан-Джакопо?.. Увы, сами по себе деньги ничего не стоят — значение имеет лишь соотношение расходов и прибылей; и не так уж важно, в чём их измерять. В этом смысле танк, который на поле боя проживёт, дай бог, десяток минут, не должен быть слишком сложным — «сложный» равно «дорогой», а «дорогой» означает, что сам факт изготовления такой машины нанесёт тебе больший ущерб, чем врагу. То же верно и для артиллерии; и в кустарных очертаниях калашниковского «миномёта» прозорливый Карбышев усматривал потенциал преизрядный, мортирным делом далеко не исчерпывающийся. Однако всякий учёный непременно должен обладать наставнической жилкой; Дмитрий Михайлович решил зайти непрямо.

- Безоткатная, бездымная, бесшумная артиллерийская система, — произнёс он раздумчиво. — Ещё и на порохе великая экономия, ибо электрическая. А ты, Михаил Тимофеевич, в курсе ли, кто электрическую лампу накаливания изобрёл?

- Русский электротехник Лодыгин Александр Николаевич! — отрапортовал Калашников.

- Верно, — кивнул генерал. — Только ведь не он один изобретал. Часто так бывает: подходит наука к очередному рубежу, проявляется вдруг очередная задача, — наиочевиднейшая, быть может, задача, — и сразу множество людей кидаются её решать. Или не кидаются, а степенно приступают, это уж у кого какой темперамент.

- Ну, лучше уж кинуться, — уверенно сказал сержант, — а то ещё обгонит кто-нибудь. Вон, буржуи вообще уверены, что лампу ихний Эдисон изобрёл.

- «Их».

- Так точно, «их». Виноват.

- А ты знаешь, как Эдисон лампу-то «изобретал»? — спросил Карбышев, пренебрежительной усмешкой выделяя последнее слово. — Нет? Ну вот как было.

Он наклонился к обесснеженной земле, сорвал прошлогоднюю травинку, зажал между пальцев:

- Вот нить. По ней течёт ток. Нить нагревается. Тепло преобразуется в излучение. Это — желаемый эффект. Но то же самое тепло заставляет нить перегорать. Этот эффект — побочный, вредный.

- Тогда Лодыгин поместил нить в герметичную стеклянную банку и воздух откачал, — уверенно сказал Калашников. В школе парень учился накрепко, по-крестьянски.

- А Эдисон?

- Не могу знать, в учебнике не сказано.

- Я тебе скажу. Эдисон принялся перебирать материалы. Сделал нить, пустил ток, нить сгорела — Эдисон берёт другой материал. Методично, последовательно, тупо. А нить — всё равно перегорает! Представляешь, шесть тысяч материалов перебрал.

- Зачем? — осторожно спросил Михаил Тимофеевич.

- Потому что идиот, — спокойно объяснил Карбышев. — Мало что идиот — ещё и безграмотный идиот.

- Ну уж — идиот. Скажете...

- Умный да грамотный — откачает воздух: нет окислителя — нити не в чем гореть. Лодыгин так и сделал. А идиот будет долбиться в стену, хотя рядом, — шаг шагни, — дверь открытая. Природа к человеку не зла! Дверей открытых в мире предостаточно.

- Товарищ генерал, — сказал Калашников после продолжительного раздумья. — Вы ведь не просто так про лампочки? Вы ведь на самом деле про мой миномёт говорите?

Карбышев за уголок подцепил схему.

- Смотри, орёлик. Вот ствол в разрезе. А вот ты дульную скорость

прикидываешь... неграмотно прикидываешь, кстати говоря, здесь v должно в квадрате быть.

- Виноват.

- Не беда. Главное, что скорость снаряда у тебя ограничена скоростью переключения соленоидов — это я исхожу из предположения, что каждая из катушек обладает достаточной мощностью на своём участке канала. Так?