- Достойная работа для большевиков. Вы способны сделать то, чего не дано остальным.

Насмешку Коля понял, но не оценил. По его глубокому убеждению, если кто и был способен творить чудеса, так именно большевики. Например, спасти Россию от гарантированного уничтожения в семнадцатом. Или остановить армию объединённой Европы в сорок первом, например. А если для дела надо малость поработать плотником — что ж такого? Как будто плотник не может быть большевиком, а большевик — плотником. Гражданину лорду не понять.

Да плотники, если хотите знать, гражданин лорд, ого-го бывают! Даже у Буратино папа был плотником, а ещё у...

Вейдер наклонил шлем, внимательно наблюдая за Половинкиным. Коля спохватился и приосанился. Он не понимал, почему вдруг оказался один на один с послом инопланетной державы, а главное — что теперь делать. Не его, не Половинкина это был уровень; сюда кого-нибудь из Совнаркома бы... По всему выходило, надо общение деликатно сворачивать, а то ещё ляпнешь чего

- нибудь не того, а представителям партии и правительства расхлёбывать потом.

- Досадно видеть, что Совет Народных Комиссаров не хочет по достоинству оценить твои таланты, — вкрадчиво проговорил Вейдер, выделяя слегка презрительной интонацией русские слова. — Тебя не удивляет, что они до сих пор не присвоили тебе звания магистра?..

- Да по всему, товарищ народный комиссар — вербовал он меня. Только...

- Что?

Коля замялся.

- Ну что? — повторил Берия, постукивая карандашом.

- Да как-то... очень уж глупо.

Ему было сложно и неприятно говорить об этом — даже с таким чутким и деликатным человеком, как Лаврентий Палыч. Было в этом что-то такое, ну... почти неприличное. Словно Вейдер, пытаясь завербовать его, рассмотрел в Коле некую слабость, некий изъян — которого в Советском человеке, комсомольце, старшем лейтенанте государственной безопасности Половинкине, конечно, не было и быть не могло.

- Что значит «глупо»?

- Тов-варищ Берия. Мы ведь в училище... то есть в школе командного... то есть младшего командного состава это всё проходили.

- «То есть» изучали, — сказал Берия, — проходят только мимо.

- Да. Изучали. И там у нас агентурная и контрагентурная работа тоже, конечно, была.

- Азы.

- Всё равно, товарищ Берия!.. Когда лорд Вейдер со мной разговаривал, он, прямо скажем, и до этих азов не дотянул. Понимаете, у нас товарищ капитан Купердяев вёл, так он вероятных вербуемых разделял по интеллекту. Классифицировал, понимаете, товарищ народный комиссар?

- Понимаю, товарищ старший лейтенант.

- Да, — спохватился слегка осаженный Коля. — Так вот... Остановиться он уже не мог: жгла случайная, нелепая обида на инопланетного гостя. Надо было выговориться, а Лаврентий Палыч, — несмотря на весь его романтический идеализм, несмотря на всю его склонность относиться к людям так же строго, как относился он к себе самому, — слушать умел.

- Понимаете, там к каждому вербуемому свой подход. Но есть и общее обязательно, и отталкиваться всё равно приходится от этого общего, потому что вербовка — это не искусство, а ремесло. Самое обычное дело, понимаете? Ну да... то есть для вербуемого — может, и чрезвычайное, а для нас, — молодых воинов госбезопасности, — должно быть самое обычное. Это товарищ Купердяев так всегда говорил.

 Не отводя умного взгляда от разгорячённого Колиного лица, Берия снял телефонную трубку:

- Всеволод. Зайди. Да.

Коля воспользовался паузой, чтобы глотнуть чаю. Уверенное, неизменно доброжелательное внимание Лаврентия Палыча успокаивало. Берия кивнул: продолжайте, мол, товарищ Половинкин.

- Да, — сказал Половинкин. — И для самых-самых неумных объектов разработки там при вербовке такие правила: «проявляйте к человеку живой интерес», «улыбайтесь», «почаще называйте собеседника по имени»...

- С улыбкой, я так понимаю, у лорда Вейдера определённые сложности, — заметил Берия, настораживаясь. — Или он шлем при Вас снимал?

- Ответ отрицательный... то есть никак нет, товарищ Берия. Зато вот «лордом» всё время называл. «Лорд Половинкин» то, «лорд Половинкин» сё...

- Noi siamo zingarelle, — пробормотал Берия, отстукивая карандашом незнакомый Коле ритм, — мы пришли издалека... Нет. Это может быть объяснено всего лишь различием наших культур. Не следует забывать, что в сравнении с нами цивилизация союзников находится на несоизмеримо низшей ступени общественного развития.

- Других-то лордами не называет.

- Уважает, видимо. Персонально.

- А с чего вдруг? Нет, я, конечно, герой — но ведь как и все. Берия хмыкнул:

- Уникальный случай, товарищ Половинкин. От скромности Вы не помрёте — но и от нескромности тоже.

- Мне всё равно, от чего помирать, — с достоинством ответил Коля, — лишь бы за Родину и не напрасно.

Зашёл Меркулов; начала разговора он не слышал, но из вежливости посмеялся вместе с Берией и Половинкиным.

Коля рассказывал. Наркомы слушали, переглядывались, пили чай.

- И ведь снова прав оказался, — сказал наконец Меркулов, делая такое интеллигентное движение затылком, что Половинкин сразу понял: «снова прав» оказался товарищ Сталин.

«Неужели?..», подумал Коля, «неужели Иосиф Виссарионович тоже считает, что я подхожу для вербовки?..»

- Да нет, конечно, — раздражённо сказал Берия, — нечего на себя напраслину выдумывать... «герой».

- Возводить, — тихонько поправил Всеволод Николаевич, который русский язык знал несколько лучше и, по слухам, в молодости даже занимался литературой. Впрочем, любой нормальный человек в молодости увлекается писательством; просто большинство с возрастом умнеет.

- Выбрал самого молодого, — кивнул Лаврентий Палыч.

- Помнится, Старкиллер в своё время настаивал, чтобы мы Половинкина в качестве военного представителя им направили?

 - В точку бьют?

- Если и так, работа топорная, тут юноша прав.

- Сентябрь вспомни.

- В сентябре у них ещё не было.

- Это только то, что нам известно.

Меркулов на мгновение задумался.

- Нет, — сказал он уверенно, — ещё нам известно, например, что...

- Ц-ц-ц, — ласково сказал Берия.

- Тоже верно, — тут же согласился Меркулов и замолчал. Коля почти совсем расслабился: шла обычная работа в обычной рабочей атмосфере. Зубры агентурной, контрагентурной и всякой прочей хитрой работы вели нормальный, понятный, деловой разговор. Без пафоса, безо всяких там глупых махинаций.

Не то что Вейдер: «тебя не ценят», «Владыка Сталин до сих пор не назначил тебя министром»... или «магистром»? короче, «спой, светик, не стыдись». Тут только два варианта: либо вербуемый полный дурак — либо вербовщик. Признать дураком Вейдера Коле не позволяли соображения дипломатического характера, а себя — чувство собственного достоинства. Он давно уже принял твёрдое решение: никогда не соглашаться с неправдой только для того, чтобы оправдать чьи-то чужие ожидания. Даже из соображений самого что ни на есть дипломатического характера.

- А почему, собственно, нет? — сказал Меркулов. — От товарища Половинкина не убудет, а механизм возможных манипуляций мы вскроем.

- Я манипуляции презираю, — дёрнул плечом Лаврентий Палыч. — Если человек не просто поддаётся, но и нуждается в том, чтобы им манипулировали... да не важно, для чего! хотя бы и для работы, хотя бы для его же собственной пользы. Считаю, такого человека проще силой принудить.

- Сила вообще большое влияние имеет, — согласился Меркулов. — Но не всегда работает. Вот подумай: допустим, Вейдер всю жизнь привык силой принуждать — а поди-ка Половинкина принудь. Настоящего Советского человека вообще силой не согнуть. Только подлостью да обманом. Может, Вейдер потому и пытается манипулировать... а навыка-то и нет.

- Он второе лицо в своей империи. Если не врёт. Как у такой шишки может не быть «навыка»?