Но как тебя контролировать? Я не сумел контролировать даже Германию; ну да этого никто бы не сумел: нападение на СССР, очередной крестовый поход на Восток планировался и подготавливался более двадцати лет — людьми куда могущественнее и умнее Гитлера...

А кто стоит за тобой? Можно ли вообще надеяться, что ты обладаешь свободой воли?..

Ведь что-то удержало тебя от агрессии тогда, в нашу первую встречу — и это что-то сокрыто во мне, я чувствую, я знаю. Но что, что, что?.. И что удерживает сейчас меня, — ведь только руку протяни к приборам; а твои люди готовы подчиниться мне, готовы служить, — кроме того, что я человек?..»

- Туру-ду-ду... Примите последний прощальный привет от горестной скорбной России...

Четыре «пэ» — аллитерация или монофония? «Пэ-пэ-пэ-пэ»... протезы. Что же, что протезы. С такими протезами не только что ходить, а и на лисапете кататься, с барышнями польку-бабочку танцевать... Работка! Он долго ещё смотрел на Вейдера и думал о разном. Теперь Сталин уже в полной мере чувствовал накопившуюся за день, но запоздавшую было усталость. Настала пора уходить. Символически прощаясь, он протянул руку и несильно сжал ладонь на правом протезе инопланетянина. Лампы медицинской системы брызнули фонтаном огней. Жужжание механизмов возвысилось до скрежета, но немедленно стихло. Кровать задрожала, сорванные трубки осыпались по её сторонам. Товарищ Вейдер испустил протяжный хрип, поднял голову от поддерживавших её металлических полос и повернулся к Сталину гладкими тёмными провалами глаз.

Наш человек на небе (СИ) - _2.jpg

(Генерал Й. Каммхубер приветствует соратников по партии в годовщину «Пивного путча».

Фото: Г. Гофман, 1941, Берлин)

Глава 12. Юно на шее

И всё же немцы успели раньше, ровно на два дня. Советские войска готовились к крупной операции — логистически, технически, и организационно сложному наступлению в Белоруссии. Хуже не придумаешь: только-только размахнулся как следует — и тут тебе прилетает. Первые снаряды упали на территорию Туровского лагеря в шесть часов утра 17 декабря. Штурмовые орудия и гаубицы, приданные 18-й моторизованной дивизии вермахта и выдвинутые на рубеж Микашевичи

- Ольгомель, били на удивление точно — не зря немцы пристреливались. Мелкая на данном участке и заледеневшая Припять коммуникациям вермахта не препятствовала. Немцы подошли к вопросу с нехарактерной для них изобретательностью и, судя по некоторым данным, постарались перенять  карбышевский опыт: Дмитрий Михайлович выстраивал систему обороны и снабжения связанных лагерей именно с опорой на Припять. Эффективность работы космических радаров за последнее время ощутимо снизилась; более того, армейская разведка на этот раз тоже проявила себя не с лучшей стороны. Штаб Рокоссовского давно располагал информацией о довольно крупных ремонтных фабриках вермахта в районах Микашевичей, Давид-городка и Столина — побитая бронетехника вермахта, направляемая на восстановление в эти мастерские, служила неиссякаемым источником радости для трофейных групп лагеря.

Следовало, пожалуй, задуматься: зачем сразу три предприятия? И почему в такой близости от непосредственной угрозы?..

Никто не задумался: все наслаждались сладостью «пиратского» ремесла. Выяснилось, что под прикрытием стационарных ремонтных баз, — под самым носом у Рокоссовского, — немцы сконцентрировали значительные силы, достаточные для нанесения удара непосредственно по территории базового лагеря. Такая угроза, разумеется, рассматривалась, но прежде основные усилия немцев были направлены на продвижение к главным промышленным центрам СССР, — Москве, Ленинграду, Харькову, — и вероятность наступления на партизанские части постепенно перешла в разряд теоретических. Скрывать перемещения своих частей от всевидящего ока «Палача» немцы не могли. Сознательно ли, случайно ли — противостояние разведок оказалось перенесено на уровень интерпретации.

Советские штабисты видели концентрацию вражеской техники и личного состава — но не сумели верно её интерпретировать.

Германская военная доктрина традиционно полагалась на манёвр. Танки с далеко не лучшими орудиями и бронёй, но механически очень надёжные, были способны с минимальными потерями проходить сотни километров, реализуя глубокие охваты войск противника. Затем отрезанные от снабжения и управления части методично перемалывались более медленными артиллерией и пехотой, при поддержке люфтваффе, конечно.

Тактика блицкрига прекрасно сработала во Франции и Польше. Гораздо хуже дело пошло в СССР — моральная устойчивость Советских бойцов была достаточно высока, чтобы продолжать сопротивление даже в условиях полного окружения, безо всякой надежды на победу или хотя бы сохранение собственной жизни. Однако механизированные корпуса РККА, пытавшиеся остановить танки вермахта, массово теряли машины из-за поломок, нехватки топлива и боеприпасов. В таких условиях важнейшим инструментом командования неизбежно становилась артиллерия — но артиллерия бесполезна, если ошибиться с местом её развёртывания.

Проблему выбора позиции помогали решать космические радары. Теперь сенсорные массивы «Палача» отказывались работать с прежней эффективностью. Качество орбитальной разведки снижалось постепенно, что в условиях относительного затишья на фронтах оставалось малозаметным. Кроме  того, отсутствие катастрофических потерь на первом этапе войны позволило бойцам и командованию РККА приспособиться к новому противнику и новым условиям — кадровый костяк армии сохранился и адаптировался, усилился за счёт новых призывов. В части пришла новая техника и новые системы связи; Ставка располагала определённым запасом ресурсов и уникальными новыми возможностями — и намеревалась продемонстрировать немцам свой, Советский «блицкриг».

Масштабное наступление было запланировано на 19 декабря. Предполагалось нанесение сразу двух ударов, причём, за неимением лучшего названия, по «карамбольному» принципу. Рокоссовский силами Особого Белорусского фронта должен был вскрыть относительно неустойчивую оборону немцев на линии Борисовичи-Минск-Борисов и, форсируя расстояние через Лиду, подавить гарнизоны и закрепиться на дуге Ковно-Вильно, обозначая угрозу выхода на Мемель. Одновременный удар силами Брянского фронта под командованием генерал-лейтенанта Василевского в направлении Брянск-Могилёв должен был деблокировать белорусскую группировку Советских войск.

Смоленское направление на данном этапе рассматривалось как второстепенное: слишком сильно пострадала тамошняя инфраструктура во время предшествующих операций. В то же время, суровые условия зимы создавали предпосылки для более эффективного противодействия неизбежным попыткам противника подрезать фланги Советских войск. Разумеется, на возможность долговременного удержания территории никто не рассчитывал: взять в полноценный котёл прижатую к побережью Балтийского моря часть группы армий «Север» представлялось задачей нереальной — потому такая задача и не ставилась. Расчёт делался на истощение противника. Гитлер потребовал бы удержать Прибалтику любой ценой — и это вполне устроило бы Ставку, так как связало силы Рейха, вынудило немцев заниматься обеспечением заведомо пассивного формирования. Приход к власти в Германии новых лиц означал, что детерминированность реакций снизилась, но по большому счёту добавлялся единственный вариант: немцы могли оставить Прибалтику и попытаться вывести войска морским путём и через Мемель. Вариант всё же малореальный, но кто его знает, этого Каммхубера?.. Ведь зачем-то же он сконцентрировал основные силы немцев на юге — никак готовится к броску на Ростов-на-Дону?..

Разумеется, в то время Советский Генштаб ещё не знал, что активность на линии Красный Луч-Успенка-Таганрог объясняется деятельностью не столько Каммхубера, сколько его предшественника. Гитлер, потерпев неудачу на северном и центральном направлениях, но добившись немалых результатов на юге, планировал развить успех в крупном зимнем наступлении с территории Донбасса, из Сталино через Ростов — далее везде: Сталинград, Элиста,  Астрахань. Захват Керченского полуострова заодно позволил бы немцам овладеть и непокорным Крымом, поставив наконец под контроль Чёрное море. В других обстоятельствах — вполне разумный план; Гитлер вообще во многих вопросах действовал на редкость разумно, несмотря на тщательно лелеемую внешнюю эксцентричность.