— Да, но он был слишком рассержен, мистер Уикс. Он не слышал бы меня, даже если бы я кричала ему в лицо.

— Когда человек находится в состоянии аффекта, он не может оценить ситуацию и принять правильное решение. Очень трудно разговаривать с людьми, находящимися в такой экзальтации. — Он снова покачал головой. — Но как он оскорблял вас, как будто вы были…

— Все еще бастардом?

— Он будто нарочно загонял вас назад, в угол! — резко сказал мистер Уикс, и она увидела, что он действительно страшно переживает за нее. Дукесса попробовала улыбнуться, но получилась очень жалкая и вымученная улыбка.

— Брошенные им слова недостойны джентльмена, все это чудовищно несправедливо.

— Это не должно случиться! Вы так добры и искренне переживаете за меня, но я думаю о нем. Я должна предотвратить катастрофу, — произнесла Дукесса, как будто не слыша адвоката.

— Успокойтесь, леди! Ставка слишком высока. Возможно, утром он воспримет все иначе и объявит свое новое решение. Но он не сделал этого.

Утром восьмой граф Чейз покинул фамильный дом. С ним ушел и его камердинер Спирс.

Лондон

Городской дом Уиндемов, Беркли-сквер

Май 1814 года

Она улыбнулась, открывая шире окно, чтобы лучше расслышать песню, и увидела солдат, явно навеселе, кричащих во всю силу легких. Они шли, распевая частушки об отречении Наполеона.

Усмехнувшись, она отпрянула в глубь комнаты — солдаты проходили мимо ее окна. Их голоса звучали все слабее, они удалялись вниз по улице, потом скрылись за углом, и звуки песни растаяли в воздухе.

Дукесса все улыбалась, тихо напевая услышанную песенку и радуясь. Но главным для нее была не мелодия и не вольный настрой песенки, а еще одно подтверждение уже всем известного — отречения Наполеона и конца войны. В последнее время подобные куплеты раздавались все чаще, и все чаще попадались в городе опьяненные весной и свободой солдаты. Она встречала их, прогуливаясь вместе с Баджи возле Сент-Джеймса, и почти всегда ей везло на песенку о хитром Талейране, дурачившем Венский конгресс. В магазине она видела даже ноты этой песенки вместе со словами, печать была не очень хорошего качества; очевидно, ноты неплохо расходились. В песенке речь шла о том, как Талейран убедил русского царя Александра отдать свои голос в поддержку идеи коронования Луи XVIII, этого старого толстяка-идиота, брата последнего короля.

Наконец-то она может не беспокоиться за Марка. Отречение было подписано Наполеоном 6 апреля, правда, с тех пор произошла еще одна битва под Тулузой. Она молила Бога, чтобы Марка не оказалось там, чтобы он не погиб в этом последнем, никому не нужном побоище. До сих пор она не знала наверняка, был ли он там, а сведения от Спирса, которых она с нетерпением ожидала, все не приходили. Она должна получить письмо от него, непременно должна! Скоро ей обязательно станет известно, где находится Марк.

Подойдя к письменному столу, Дукесса выдвинула нижний ящичек и достала последнее письмо Спирса, датированное еще концом марта. Спирс писал, что не знает, где они в ближайшее время окажутся с Марком и куда она сможет им написать. Он обещал прислать еще одно письмо, как только будет возможно. В своем последнем послании он сообщил, что Марк находится в прежнем невменяемом состоянии и не намерен отступать от принятого решения. Заканчивая письмо, он говорил, что все теперь поломалось и покатилось в чертову дыру.

Что скрывается за этими словами? Она вздрогнула. Имеется в виду уход Марка из дома или это какие-то новые несчастья? Что, если Марк ранен? Она до сих пор не знает, был ли он под Тулузой. Что, если он убит? Но нет, такое невозможно, ведь она регулярно просматривает газетные сводки об убитых. То, что нет вестей от Спирса, даже хороший знак. Значит, все как обычно и сообщать не о чем. Сложив письмо, она убрала его на место.

Был вечер, мягкий прозрачный весенний вечер, один из тех, в которые так любят встречаться влюбленные, а она находилась одна в великолепной гостиной дома Уиндемов на Беркли-сквер. И вдруг ей пришло в голову составить план. Конечно, она не Веллингтон, но и в ее деле нужна какая-то стратегия. Однажды она разыщет Марка, и что тогда? Ясно уже, что лобовая атака не годится, он не поддастся на ее уговоры. Тут нужен какой-то тихий подводный штурм, необходимо тщательно продумать свое поведение, предусмотреть ответную реакцию Марка. Она поднялась, дернув за шнурок звонка, напевая недавно слышанную мелодию в ожидании Баджи.

— Баджи, у меня созрел план, — весело усмехнувшись, объявила она, как только он вошел. — Ты готов отправиться вместе со мной?

— Я уже три недели как готов, Дукесса, — сказал Баджи, возвращая ей такую же веселую усмешку. — Уверен, его проклятому сиятельству не устоять перед вашим планом. — Этот упрямец и не заметит, как я обойду его!

Париж

Май 1814 года

Он доказал свою стойкость и сумел остаться на высоте, поэтому пора бы уже и забыть об этом. Но что-то постоянно давило на него, оставаясь где-то на задворках памяти. Проклятие, он был чудовищно несправедлив к ней тогда, его нападки не могли не задеть ее. Хотя она нашла в себе силы скрыть боль. Кричать в лицо юной леди, что она фригидна, назвать ее… Он предпочитал не вспоминать всего, что выскочило у него тогда. Естественно, она ничем не ответила на это, разве благородная мисс станет возражать на крики и поношения какого-то безумца или распоясавшегося негодяя? Она лишь в ужасе смотрела на него своими прекрасными цвета небесной лазури глазами. Как он мог пасть так низко? Как мог полностью утратить контроль над своими эмоциями?

Теперь он ненавидел себя. Это все непомерная гордыня. Да, он на высоте, он вышел с честью из того положения, в которое был поставлен графом. Но ведь Дукесса ни в чем не виновата. Каким образом теперь все можно изменить?! Он не написал ей ни строчки, ни малейшего извинения. Боже, как бы он желал, чтобы она оказалась сейчас рядом и чтобы он мог… Что бы он сделал в этом случае? Он не знал, хотя надеялся, что ему удалось бы выдавить из себя извинение за все те яд и желчь, которые он вылил на нее.

Прервали его тягостные раздумья чьи-то шаги. Подняв глаза, он увидел своего друга Норта Найтингаля, майора Хилтона. Через минуту в дверях показался еще кто-то.

— А, лорд Брукс со своими неизменными адъютантами, беспросветными пьяницами. Они следуют за тобой по пятам, Норт, — заметил Марк.

— Адъютанты всегда должны быть рядом со своим начальством, — парировал Норт, мрачно улыбаясь и окидывая взором огромные апартаменты с тридцатифутовым потолком, обставленные шикарной белой с золотом мебелью.

Марк успел уже освоиться здесь, но Норт явно находился под впечатлением от всей этой сияющей роскоши. Это были комнаты герцога Нуайе, предоставленные теперь Веллингтону с его штабом. Ниже по улице располагался русский царь Александр в еще более роскошном дворце Талейрана; царь Александр, пользовавшийся огромным влиянием в Венском конгрессе, считался его гостем, но Талейран пытался манипулировать им в своих целях;

— И они не так уж плохи, Марк, — добавил он. — У них чудесно получаются куплеты про Талейрана, старую лису, умудрившуюся сохранить монархию и притащить на трон толстяка Луи. Это самое лучшее исполнение, какое я когда-либо слышал.

— В этом Луи ума не больше, чем в старом козле, зато им легко управлять.

— Да, и он так хорош собой, что помочь ему может только горностаевая мантия. Однако план Талейрана удался, и Луи уже на французском престоле. Талейран умеет плести сети, но я не хотел бы, пожалуй, быть таким же удачливым, как он. Говорят, имя его любовницам — легион. Марк казался скучающим.

— Иногда мне хочется, — начал он, бросив взгляд в сторону лорда Брукса и его осведомителей, — чтобы Талейран был англичанином. Кэстельри — блестящий дипломат, и люди ему доверяют, но мне досадно, что в нем важности больше, чем живости и сообразительности. Я видел сам, в каком он был замешательстве, когда пришлось лгать кому-то в лицо.