Дачесс разливала чай. Джеймс смотрел на Мэгги. В платье из мягкого шелка персикового цвета, достаточно скромного по ее понятиям покроя, она выглядела столь же соблазнительно, как взбитые сливки Баджера. Самсон стоял за стулом жены, легонько положив ей ладонь на плечо. Мэгги время от времени гладила его руку.

– Простите, Баджер, – внезапно заявила Джесси, глядя на мужа. – По правде говоря, Джеймс – куда более эффективное средство, чем булочки.

Джеймс поперхнулся. Самсон похлопал его по спине.

– Я не желаю ничего больше слышать об этом, – сурово провозгласил Спирс, но тем не менее даже не нахмурился.

Джесси выглядела рядом с Мэгги, как экзотический цветок. Волосы свободно ниспадали на плечи – как только она пыталась их заплести, начинала болеть голова. Медная непокорная волна обрамляла бледное лицо. Она все еще не оправилась по-настоящему, что крайне тревожило Джеймса, но упросила взять ее с собой в Чейз-парк, поскольку, по ее словам, безделье было хуже любой боли, и она уже чувствовала себя толстой и неповоротливой.

– Ну вот, все подкрепились и готовы к дальнейшим невероятным открытиям и разоблачениям, – провозгласил Маркус, доедая булочку. – Настала пора узнать правду об этом парне по имени Черная Борода. Джесси ничего не захотела рассказать бедняге Джорджу. Дачесс немилосердно пытала его, но он держался мужественно и так и не смог нас просветить.

– Его милость прав, – подтвердил Спирс, как всегда величественно-снисходительно, словно герцог, случайно попавший в общество простолюдинов. – Доктор Рейвн – прекрасный врач, но лишен всяческого воображения.

Граф что-то промычал. Спирс негромко откашлялся.

– Ему никогда не проникнуть в суть вещей. Ну же, Джесси, поведайте нам все.

Джесси оглядела собравшихся. Людей, которые, не задумываясь, приняли ее в свой круг, учили, помогали и наставляли, были добры и любили, а главное – желали счастья. Джесси разразилась слезами.

– Джесси!

Джеймс, испугавшись, что она просто не в силах воскресить в памяти тот безумный детский страх, немедленно оказался рядом с женой. Он втиснулся в ее кресло и прижал ее к себе.

– Ш-ш-ш, родная, все хорошо. Просто ты еще не совсем здорова, и кошмары тебя измучили. Можешь ничего не говорить, если не хочешь.

– Джесси, – вмешался Баджер, – необходимо бренди. Мистер Самсон, налейте ей, да не скупитесь. Он проложит прямую дорожку к ее желудку, и ей сразу станет легче.

Джеймс взял бокал с лучшим бренди его милости из протянутой руки Самсона и поднес Джесси.

– Выпей поскорее. Если Баджер говорит, что это полезно, значит, так оно и есть.

Джесси сделала слишком большой глоток, поперхнулась и долго сидела с открытым ртом, боясь, что от внутренностей остались одни угольки. Наконец она ухитрилась выдавить из себя:

– Какой ужас, Баджер! Это просто опасно! Каким образом джентльмены ухитряются поглощать бренди в таких количествах и оставаться в живых?

– Джентльмены, – объявил Спирс, искоса взглянув на графа, – обладают способностью приспосабливаться к любым обстоятельствам. Это помогает им выжить, когда голова отказывается работать как полагается. Сделайте еще глоток, Джесси, только очень маленький.

Джесси послушалась, почувствовала, как тепло разливается внутри, и вздохнула.

– Ну, как теперь? Сумеете рассказать о том далеком лете?

Джесси, неожиданно смутившись, кивнула.

– Я была совсем маленькой девочкой, лет десяти, не больше. Моя семья имеет дом на Окракоке. Это крошечный островок недалеко от Северной Каролины, один из группы, которая называется Аутер-Бэнкс, или Барьерные острова, поскольку они защищают материк от штормов с Атлантики. Это прекрасное местечко, очень солнечное, с ярокими песчаными пляжами. Там много диких лошадей, которые, если верить преданиям, добрались сюда с тонущего испанского галеона в XVI веке. Островитяне даже приручили некоторых. Летом 1812 года я целые дни проводила на пляже, искала моллюсков, плавала, пока не становилась сморщенной, как чернослив, и мать угрожала привязать меня к кровати. Там я встретила человека, жившего в лачуге прямо на берегу. Все, кроме меня, звали его Старым Томом. Я обращалась к нему «мистер Том». Не знаю, был ли он в действительности таким старым, но мне он казался тогда просто дряхлым.

– Все это прекрасно, Джесси, – донесся голос Энтони из-под фортепьяно в углу комнаты, – но как насчет Черной Бороды?

– Энтони, – проговорила Дачесс невозмутимо-благодушным тоном, – немедленно подойди к отцу, и тот очень нежно зажмет тебе ладонью рот. Надеюсь, ты больше не станешь перебивать Джесси?

– Но у папы очень большая рука, мама.

– Он постарается не зажимать тебе нос, чтобы ты не задохнулся, верно, Маркус?

– Я ведь не утопил его, а соблазн был куда больше!

Энтони послушно подошел к отцу и выжидающе уставился на Джесси.

– Так вот, Энтони, выяснилось, что Старый Том приходился правнуком Черной Бороде. Черная Борода был злым, порочным человеком, гнусным пиратом. Старый Том не раз твердил мне, что гордится своим предком. Он часто повторял, что Черная Борода был самым известным, самым жестоким и безжалостным негодяем. Он грабил, убивал и наводил ужас на всех, кто осмеливался плавать в Карибском море, а также на жителей городов, имевших несчастье находиться на океанском побережье.

– Интересно, правда ли, что правительство помиловало мерзавца? – спросил Спирс.

– Да, в 1718 году Черная Борода официально отрекся от пиратства и перебрался в Окракок. В деревне сохранились развалины замка, названного замком Черной Бороды. Теперь от него остались лишь камни, так что неизвестно, был ли замок на самом деле. Есть еще и Дыра Тича, канал, находящийся почти у самой деревни. Именно туда Черная Борода приводил кренговать корабли.

– Джесси, что такое «кренговать»?

– Мастер Энтони, – вмешалась Мэгги, – кренгование – это когда вытаскивают судно на берег и переворачивают, чтобы очистить днище от ракушек и произвести необходимый ремонт.

– Откуда ты знаешь это, дорогая? – осведомился Самсон, изумленно глядя на жену.

Глаза Мэгги блеснули, но тут же, потупившись, как монахиня, она скромно ответила:

– Я знала одного матроса, незадолго до того, как спасла жизнь мистера Баджера в Плимуте. Он... э-э-э... рассказал мне много всего о кораблях и морской жизни.

– Я так и думал, – кивнул Самсон. – Моя жена, – заявил он собравшимся, – обладает бездной знаний.

– Фу, – поморщился Энтони, наблюдая, как Самсон нагибается и целует жене руку. – Лучше расскажи нам что-нибудь поинтереснее, Джесси.

– Хорошо. Черная Борода подписал бумагу и долго жил в замке, пил ром, изводил своих людей, но вскоре ему все надоело, и он принялся за старое. Тогда в Окракоке было немного жителей, и уж вовсе мало моряков, и он издевался над ними тоже. Наконец вмешались британские власти, и лейтенант Мейнард явился его арестовать. Говорят, Тич дрался, как безумный, свыше трех часов. Получил двадцать ранений, ему едва не перерезали глотку. Пять раз в него стреляли из пистолета, и все же он продолжал драться, как говорится, до последней капли крови. Прости, Энтони, но ему в конце концов отрубили голову и вывесили ее на бушприте.

– Мистер Даниель Дефо, – вмешался Спирс, – писал, что его тело швырнули за борт и обезглавленный труп, словно бросая властям вызов, три раза обогнул военный шлюп, прежде чем погрузиться в пучины морские.

– Он ел людей, Джесси?

– Вряд ли, Энтони, но многим распорол животы. Сейчас я расскажу историю, которая тебе понравится. Как-то на море стоял штиль, корабль Тича «Месть королевы Анны» покачивался на волнах, и все умирали от скуки, поскольку на горизонте не показалось ни одного судна, которое можно было бы ограбить и потопить. Вдруг Черная Борода, обезумев от рома, завопил: «Ну же, давайте устроим собственный ад и посмотрим, кто окажется самым выносливым!» Все расселись на камнях, служивших балластом кораблю. Принесли бочонки с серой и задраили люки. Черная Борода продержался дольше, чем остальные. Какой-то мужчина крикнул, что он выглядит так, словно только что сорвался с виселицы, а Черная Борода проревел, что в следующий раз они устроят виселицу и выяснят, кто больше времени провисит в петле, не задохнувшись.