– К чему ты клонишь, Джесси?

– Я. Именно я ее разгадала.

– Что?!

– Но... не до конца... и все же обязательно ее разгадаю, и для этого мне не придется изучать прошлое этих несчастных. Просто дочитаю до конца дневник Валентины, кажется, так ее звали, хотя я в этом не уверена. Впрочем, она называет себя именно так. Фамилии не указывает. Только сначала нужно разыскать эти дневники.

– Что за Валентина, черт побери? Откуда ты взяла это дурацкое имя?

– Она была одной из колонисток. И к тому же прабабкой Черной Бороды. Да-да, ты не ослышался. Очевидно, от нее он перенял привычку вести дневники. Но если Валентина выжила, значит, и остальные колонисты тоже. Когда мы найдем ее дневники, я узнаю, что произошло с колонистами. Я забыла о ней, точно так же как забыла о Черной Бороде. Ее записи не помогут нам отыскать сокровище Черной Бороды. Но я смогу разрешить тайну острова Роанок. Подумай, Джеймс, как это волнующе!

– Даже не верится. Чересчур много любви, Джесси, чересчур много любви. Ты переутомилась. И не можешь мыслить ясно, особенно если будешь продолжать цепляться за какую-то древнюю, давно усопшую прабабку Черной Бороды. Просто ты хочешь, чтобы я снова начал ласкать твое нежное тело, вошел в тебя и заставил стонать и вопить.

– Что ж... наверное, ты прав.

Негодная девчонка стиснула его уже восставшую плоть, и Джеймс едва не взвился с постели.

– Немедленно перестань или раскаешься.

– Как только тебе это удается, Джеймс?

Джесси привстала и поцеловала его в грудь.

– Я так устал, что просто не в силах в эту минуту заставить тебя пожалеть о содеянном, но завтра еще не поздно сделать это. Собственно говоря, достаточно и двух часов. Мне нужно немного отдохнуть, всего чуточку. Значит, прабабка Черной Бороды? Нет, это уж слишком. И она была одним из исчезнувших колонистов? Ты просто сама не знаешь, что говоришь, Джесси, девочка моя. Пожалуй, ты очень давно не садилась в седло. И к тому же носишь чулки и все эти прелестные наряды. Или «ручейки» лишили тебя способности мыслить здраво.

Ответа не было. Приглядевшись, Джеймс обнаружил, что Джесси крепко спит, так и не разжав пальцев. Джеймс едва сдержал смех.

Этой ночью Джесси не мучили кошмары. Ни муж, ни жена не упоминали об этом на следующий день. Возможно, страшные сны навсегда прекратились. Но Джеймс не хотел рисковать. Нет, нужно ехать на Окракок. И кроме того, ему, как и всем в доме, не терпелось отыскать сокровище.

– Мы всесторонне обсудили это и приняли решение.

Ни Маркус, ни Джеймс ничуть не удивились заявлению Спирса. Только Джесси, еще не привыкшая к его выходкам, спросила:

– Что же вы решили?

– Мистер Баджер, не расскажете все подробно? Прошу вас.

Баджер предложил сидящим за столом изумительные пирожные с терном, пока Самсон разливал портвейн. Лишь потом, откашлявшись, он тоже уселся и произнес:

– Это насчет той женщины, Валентины, и исчезнувшей колонии на Роаноке. Вы, если можно так выразиться, добавили в блюдо еще пряностей, Джесси, и мы все нашли эту тайну весьма интригующей. Конечно, такое волнение – нелегкий для нас груз, но мы постепенно привыкаем.

– Представьте только, – вмешалась Мэгги, деликатно надкусывая пирожное, – молодая женщина, жившая так много лет назад, обращается к нам через века. И кроме того, оказывается прабабкой мерзкого пирата.

– Это, несомненно, доказывает, что исчезнувшие колонисты не погибли, – добавил Маркус. – Если Валентина родила ребенка и выжила, значит, и остальные тоже.

Однако мысли Дачесс больше занимало кресло в гостиной, которое, как она посчитала, отныне будет креслом Джеймса, – огромное, удобное, мягкое, ужасно уродливое и обитое потертой светло-коричневой парчой. Но, услышав столь интересный разговор, она тут же навострила уши:

– Что вы там толкуете насчет Валентины, Баджер?

– Джесси забыла о дневниках Валентины так же, как о тетрадях Черной Бороды. Старый Том признался, что его дед-преступник сохранил записки своей прабабки. Похоже, ему было жаль расставаться с памятью о предках.

– Верно, – согласилась Джесси. – Старый Том позволил мне прочесть ему те записи Валентины, где говорилось о жизни колонии. Уверена, в конце дневника она раскрывает тайну исчезновения колонистов. Интересно, стану ли я знаменитой, если опубликую все это с собственными комментариями?

– Мы подумаем над этим, Джесси, – пообещал Спирс. – Еще один весьма волнующий проект. Однако к делу. Мы должны отправиться на остров Окракок и вырыть дневники. Потом отыскать сокровище. Вы, Джесси, напишете свой труд, а мы поможем вам представить его миру. Думаю, почти все мы готовы к новому путешествию. В конце концов, расстояние не столь уж велико.

Мэгги захлопала в ладоши, и Самсон потрепал жену по прелестной ручке.

– Осталось еще четыре пирожных. Кто хочет? – осведомился Баджер.

– Да, отправляемся немедленно! – воскликнула Дачесс, протягивая руку за пирожным. – Нет... конечно, не завтра, но скоро. Сначала мы с Джесси должны заказать мебель, чтобы к нашему возвращению все было готово. О небо, я совсем забыла о розах! Я уже попросила Томаса найти вам садовника, Джеймс. Розы в таком ужасном состоянии, но боюсь, я не смогу ими заняться.

– Не волнуйтесь, Дачесс, – успокоила ее Джесси, – теперь, когда у нас есть мое приданое, можно нанять хоть трех садовников. Я позабочусь, чтобы к тому времени как вы вновь приедете в Америку, сады были такими, какие вы привыкли видеть.

– Джеймс, – окликнул Маркус, разглядывая последнее пирожное, – тебе не кажется, будто мы здесь вообще ни к чему и спокойно могли бы вернуться в Англию, пока женщины со всем справятся сами?

– Джеймс крайне необходим для моего счастья, – вступилась Джесси, улыбаясь мужу, которого, казалось, напугали ее слова.

Но он тут же взял себя в руки и ответил жене коварной ухмылкой.

– Моя дорогая Джесси, я не совсем то имел в виду, но возможно, стоит принять ваше заявление в расчет, – слегка поклонился граф.

– Что мне делать, Маркус? – спросил Джеймс, ловко выхватывая пирожное из-под носа у кузена. – Моя жена зачахнет без меня, если вместе с Дачесс отправится на поиски приключений.

– Мы никогда не предоставим вас самим себе. Это слишком опасно, – покачала головой Дачесс.

– Заказывайте мебель и обои, Дачесс, а потом в путь – заключил Джеймс. – Но завтра вечером мы едем к Бланчардам, на бал в нашу честь. В их саду все и началось, в ту ночь, когда Джесси свалилась на меня с дерева и прострелила ногу Мортимеру Хэки.

– Совсем забыла, – охнула Джесси. – Как, по-твоему, этот мерзкий тип будет там?

– Если он осмелится приехать, – пообещал Джеймс, поудобнее вытягивая ноги и расправляясь с пирожным, – и бросит хоть один грозный взгляд в мою сторону, ты, моя дорогая жена, можешь хорошенько повозить его физиономией по самым колючим кустам роз.

Как ни странно, Джесси не поддержала смех собравшихся и, с серьезным видом кивнув, успокоила:

– Не волнуйся насчет Хэки. Кажется, с тех пор он меня побаивается.

Джеймс закатил глаза.

– Браво, Джесси! – одобрил Спирс.

– Баджер, неужели вы не припрятали хоть одно пирожное? – взмолился Маркус. – Джеймс – ужасно негостеприимный хозяин. Стянул последнее и сунул в рот прежде, чем я сумел его выхватить.

Баджер, наградив Маркуса тем же любящим взглядом, какой он часто устремлял на Энтони, отогнул уголок салфетки, которой успел прикрыть единственное оставшееся пирожное.

Бланчарды, искренне симпатизирующие Джеймсу и Оливеру Уорфилду, но не выносившие Вильгелъмину, Порцию и Гленду, были готовы с радостью принять Джесси, особенно когда миссис Бланчард заметила, что та не носит бриджи и не пропахла по обыкновению конюшней. Собственно говоря, Бланчарды были настолько потрясены представшим перед ними видением, что хозяин велел принести из подвала еще дюжину бутылок шампанского и, потирая мясистые ладони, шепнул Джеймсу: