Джесси отнюдь не была в этом уверена, но предпочла снова согласиться.

– А как насчет дома? И что будет с мамой?

– Дом переходит в ее пожизненное пользование. Потом его наследуем мы. И тут возникает проблема. Наши поместья не граничат. Мы не можем просто разрушить ограды и соединить земли.

– Придумаем что-нибудь. Не волнуйся понапрасну, Джеймс, – утешила его Джесси.

К ней вернулась прежняя энергия, и Джеймс неожиданно обрадовался. Только бы их малыш перестал мучить свою маму!

– У нас будут деньги на благоустройство Марафона? – нахмурившись, спросила Джесси, разглядывая свои затянутые в перчатки руки.

– Да. Много.

– Прекрасно! – удовлетворенно улыбнулась она и взяла его под руку. – Папа спросил меня, чего я хочу, и я рассказала, что мы с Дачесс решили заново обставить дом, и поэтому нуждаемся в деньгах. Странно, что он ничего не сказал мне про ферму.

– Подобные вопросы чаще обсуждаются мужчинами, Джесси. Твой отец верно поступил, поговорив сначала со мной. Удивительно, что он вообще завел с тобой речь о деньгах.

– Он объяснил, что все это я заработала, потому что последние шесть лет была его лучшим жокеем. А потом обнял и поцеловал меня. Я очень люблю отца, Джеймс. И не хочу, чтобы он умирал. Бог с ней, с фермой.

– Как ты можешь быть такой милой при столь надоедливой мамаше?

Джесси весело рассмеялась.

Вернувшись в Марафон, они не заметили никакого столпотворения, что само по себе уже было облегчением. Однако в гостиной восседала мать Джеймса, облаченная в фиолетовые шелка. Компанию ей составлял граф.

«Дачесс, должно быть, улизнула», – с завистью подумала Джесси и, расправив плечи, вошла в гостиную под руку с Джеймсом.

– Сын мой! – театрально воскликнула Вильгельмина, величественно протягивая руку для поцелуя.

– Матушка.

Джеймс почтительно приложился к руке со вздувшимися старческими венами.

– Удивлен твоим визитом. Я же говорил, что навещу тебя! Разве ты не помнишь?

– Я не могла ждать. Слишком давно тебя не видела. Сказала Урсуле, что сегодня ужинаю с тобой. Она и Джиффорд приедут завтра.

«Прекрасно, просто прекрасно», – снова подумала Джесси, гадая, как же ей пережить этот вечер в обществе свекрови и ни разу не выскочить из-за стола, когда тошнота станет нестерпимой.

Когда Дачесс вошла в гостиную, стройная и элегантная, настоящая юная графиня в модном бледно-желтом платье, Вильгельмину буквально распирало от возмущения.

– Вы все еще здесь? Я молила Бога, чтобы вы растворились в воздухе! Ничуть не возражаю против присутствия вашего милого мужа. Его единственный недостаток в том, что у него не было иного выхода, кроме как жениться на вас. Он превосходный человек, если не считать того, что вместе с вами захватил все, принадлежавшее мне. Но терпеть еще и вас... не намерена! И не допущу этого! Хоть бы вы сдохли во сне!

– Что вы сказали, мэм? – охнула Джесси.

– О, я лишь пожелала, чтобы у Дачесс никогда не было причин вздыхать и плакать.

– Благодарю вас, мадам, – кивнула Дачесс, наградив родственницу сияющей невозмутимой улыбкой. —

Баджер сильно уповает на то, что вы отравитесь приготовленной им едой.

– Да как он смеет!

– Но почему, мадам? Баджер просто надеется, что, отведав его стряпни, вы отправитесь домой в превосходном настроении.

– Вижу, вы нисколько не изменились, – поджала губы Вильгельмина.

Огромная грудь бурно вздымалась под темно-фиолетовым шелком.

– Вам не пристало издеваться над старшими, леди! Я не посмотрю, что вы графиня! Вы не заслужили этот титул! Расчетливая особа! Авантюристка! Охотница за состоянием! Все знают это, даже ваш бедный муж, хотя он и женился на вас семь лет назад!

– Я думал так же, – согласился Маркус. – Прекрасно сказано, мэм. Однако поскольку я уже женат на этой девице, не могу же я теперь просто швырнуть ее в колодец и посему должен защищать свою жену изо всех жалких сил. А потому, мадам, позвольте заметить, что я был бы очень рад, вздумай вы броситься с самой высокой скалы.

– О, нет, нет! Что вы говорите, милорд?!

– Я? О, лишь то, что был бы очень рад, вздумай вы броситься с самой высокой скалы!

Миссис Уиндем ошеломленно уставилась на него. Воцарилась мертвая тишина. Все воззрились на Маркуса, который выглядел безупречно вежливым джентльменом, настоящим аристократом.

– Но это делается не так, – прошипела миссис Уиндем. – Вы должны найти сходное по звучанию слово, чтобы отделаться банальным замечанием.

– О, кажется, я ни на что не годен! Мне никак не научиться! – покачал головой Маркус, стряхивая невидимую пылинку с рукава.

– Да, – согласилась Вильгельмина Уиндем, наклоняясь к графу. – Вы на худой конец могли сказать, что мне следовало бы полюбоваться чудесным видом, открывающимся с ближайшей скалы.

– Нет, это не слишком красиво, мэм. Придется хорошенько подумать, в какую форму облечь мое мнение. Когда я решу, поделюсь с вами, и вы сможете покритиковать меня.

– Буду очень рада, – кивнула Вильгельмина Уиндем и похлопала графа по рукаву: – Какая прекрасная ткань. И цвет мой любимый, темно-синий.

Дачесс закатила глаза. Неужели ее негодному мужу все сойдет с рук?

Джеймс с удовольствием прислушивался к перепалке, однако молчал, решив не вмешиваться, пока мать не набросится на Джесси.

– Не понимаю, – продолжала Вильгельмина, – почему ваш замечательный муж вас не бросит! Такой, как вы, вообще не стоит жить!

– Что, мэм?

Глаза Джесси едва не выкатились из орбит. Но граф лишь рассмеялся.

– Превосходно! Продолжайте, мэм.

– Конечно, милый мальчик. Джесси, я всего-навсего хотела заметить, что Дачесс не стоит жить здесь, в уединении, где нет блестящего общества, к которому она привыкла.

Джеймс все-таки решил вмешаться:

– Мама, позволь мне дать твоим мыслям другое, более приятное направление. В апреле будущего года ты станешь бабушкой.

Вильгельмине понадобилось всего несколько минут, чтобы оправиться от потрясения. Джесси успела почувствовать всю силу ярости свекрови.

– Итак, – провозгласила она, указывая пальцем на невестку, – ты все-таки соблазнила моего бедного сына. Когда он приехал в Англию, ты начала рыдать и жаловаться, и ему пришлось жениться. Я не возражала бы, женись он на Гленде, потому что она невежественная дурочка и я без труда могу ею управлять, как, впрочем, и ее ни на что не способной мамашей. Не понимаю, как Порция родила столь странное создание. Должно быть, во всем виноват ее муж. Оливер всегда слишком увлекался скачками. Бедняжка Порция корчится от сознания того, что ты украла жениха у несчастной Гленды, но может лишь ныть и хныкать.

– А как бы вы поступили на ее месте, мэм? – поинтересовался Маркус, окидывая Вильгельмину взглядом, способным растопить снеговую гору.

– Я превратила бы жизнь этой девчонки в такой ад, что она сбежала бы в Италию и до конца дней своих прожила в рыбацкой деревушке.

– Но, мэм, – запротестовала Джесси, поднимаясь и ломая руки, поскольку боялась, что ее сейчас вырвет прямо на туфли свекрови, – я не знаю итальянского.

– До этого, миссис, мне дела нет. Обращайтесь к своей матери! Она даже не дала вам необходимого образования! Мой Джеймс бегло говорит по-французски. И читает на этом тарабарском языке.

Джеймс поспешил на помощь жене, опасаясь, что в гостиной произойдет убийство или раздадутся раскаты оглушительного хохота, и, встав, протянул руки.

– Мама, тебе пора ехать. Поужинаешь с нами как-нибудь в другой раз. Попрощайся с Маркусом.

– Продолжайте совершенствоваться, – посоветовала Вильгельмина графу. – Можете поцеловать мне руку.

Граф молча подчинился.

– Что же касается вас, – обратилась она к Дачесс, – я вас не забуду, будьте уверены.

– Благодарю вас, мэм.

– Томас, велите подать карету моей матери. Спасибо. Я провожу тебя, мама.

– Это вы во всем виноваты, – прошипела на прощание миссис Уиндем Джесси и Дачесс и выплыла из комнаты под руку с сыном.