Перед ним на стол упала золотая монета, тут же накрытая ладонью самого молодого среди троицы охотников — Гальва Кельбьорна.

— Рассказывай, когда видел, что он хотел, и куда направился, — велел Гальв.

Страж облизнул губы, почесал в затылке и пробурчал себе под нос:

— Серебро хорошо, а золото лучше, — затем поднял взгляд мутных глаз на Кельбьорна. — Недавно тут был. Спрашивал про господина. Как узнали, что тот супругу забрал с собой, так мне еще серебра дали.

— Дали? Он был не один?

— Знамо, не один. С ним братец нашей лаиссы был, вот он вторую монету и дал, — вновь приосанился пьяница.

— Какое дело Дальвейгу до наместника и его супруги? — Лагрим пристально смотрел на хмельного мужчину.

— Так наша госпожа спасла его, принесла в замок всего израненного из леса, выходила. А потом господин вернулся. Ох, и ругался, ох, и гневался, — протянул тот, повторяя то, что охотники уже знали от трактирщика.

— Куда уехал наместник? — вновь заговорил Офур.

— В столицу. Его сам государь ожидает, — ответил страж и потянулся за золотым.

Гальв подхватил монету, подкинул ее на ладони и убрал обратно в кошель. Пьяница округлил глаза и возмущенно завопил:

— Отдай!

— Ты предал господина за серебро, потом продал двух лассов, заплативших тебе, за золото, ежели уж и нас продашь, так мы хотя бы не будем платить за твой длинный язык, — усмехнулся Кельбьорн.

Троица лассов-охотников покинули трактир под пьяные проклятья, вызвавшие на их устах насмешливые улыбки. Теперь их задача была найти беглеца. Несложно было сложить воедино все, что теперь знали лассы. Их путь был очевиден, и они помчались на тракт. Но каково же было их изумление, когда впереди не оказалось, ни Дальвейга, ни его товарища.

Набравшись веры и терпения, охотники шли по следу наместника, уверенные, что он приведет их и к тому, кого они разыскивали уже столько долгих дней, плутая среди снегов и метелей. И их чаяния были вознаграждены. После бесконечной погони, меняя лошадей, когда это было возможно, засыпая прямо в седлах, перекусывая на ходу, охотники нагнали дичь недалеко от Алгида, но напасть не решились, семнадцать против троих не тот расклад, при котором стоит привлекать к себе внимание.

Тогда-то они и решились на похищение, здраво рассудив, что Дальвейг сам последует за ними, коли уж с таким упорством идет за лаиссой Ренваль. Они выследили всех, и наместника, и его преследователей. Гальв отправился следить за Ренвалем, засевшим в доме городского смотрителя до глубокой ночи. Офур и Лагрим напали на покои наместника, вырубив сначала ратника Магинбьорна, торчавшего на улице, и сунув ему записку для Дальвейга. А после и голосистую служанку, оказавшуюся слишком отважной для женщины. Похитители озаботились тем, чтобы опоить свою жертву. Пока Офур отвлекал прислугу, относившую питье в покои Ренвалей, Лагрим Эргольд подлил туда сонного снадобья. Хвала Господину, лаисса выпила их зелье, потому что так и не проснулась до самого утра.

После похитители выбрались через окно на первом этаже. Завернутую в покрывало лаиссу перекинули через лошадь и покинули город, заплатив страже за молчание. Конечно, доблестные стражи не посмели сознаться в подкупе, потому о похитителях не сказали ни слова. Гальв нагнал товарищей уже в дороге. Он рассказал о том, что наместник все еще не спешит на постоялый двор, засев на улице и о чем-то думая. Времени у похитителей было достаточно, потому они спокойно свернули в сторону Провинции Корвель, отправив Гальва к Йорди, куда вскоре должны был отправиться Дальвейг с Магинбьорном. Охотникам нужно было время прежде, чем они смогут вступить в переговоры с хранителем меча. И Йорди давала им возможности убраться на безопасное расстояние, чтобы не быть пойманными раньше, чем к ним присоединяться их товарищи.

— Мой супруг будет искать меня, — неожиданно произнесла лаисса Ренваль.

Ее похитители переглянулись. Наконец-то девушка сказала то, что от нее ожидали с ночи похищения.

— Он нас не найдет, — ответил Офур.

— Уверены? — с тревогой спросила лаисса. — Вы точно не оставили следов?

— Н-нет, — растерялся Лагрим Эргольд.

— Очень хорошо, — широко улыбнулась Лиаль. — Просто замечательно!

Она легко и весело рассмеялась, словно с плеч лаиссы свалилась непомерная тяжесть. Мужчины переглянулись, и Офур едва заметно постучал себя пальцем по виску, намекая, что супруга наместника тронулась умом.

— Я в своем уме, — тут же ворчливо ответила Лиа. — Ежели бы вы побыли на моем месте, радовались бы не меньше неожиданной свободе.

— То есть вас не угнетает, что вы вынуждены ехать верхом, а не в теплом возке, что вам приходится спать на сеновале и есть грубую пищу, не способную удовлетворить изнеженную лаиссу? — не выдержал Эргольд.

— Чудесный сеновал, восхитительная пища, прекрасная прогулка верхом, — вновь рассмеялась девушка. — Святые, как же давно я не чувствовала себя такой свободной!

Лагрим потер лоб, взглянул на их пленницу и снова задал вопрос.

— Вы желаете сказать, что наместник оказался дурным мужем? — Лиаль взглянула на него, чуть приподняв точеную бровь в легко угадываемой насмешке, и мужчина залюбовался свежим румянцем на нежных щеках лаиссы. — Но вы не выглядите изможденной, заморенной голодом, или же вовсе в синяках.

— Лаисса известна своим доступным нравом, должно быть от этого неприязнь супруга ее тяготит, — вклинился хриплый Офур Бельвер.

Лиаль вспыхнула и живо обернулась к нему, окидывая высокомерным взглядом.

— Быть может, вы посещали мою опочивальню, или держали лестницу моим предполагаемым любовникам? — с вызовом спросила она. — А может вы лежали под кроватью, когда сие действо происходило?

— Разумеется, нет, — передернул плечами ласс.

— Так и молчите о том, о чем не знаете, — отчеканила лаисса Ренваль.

— Мы слышали…

— Торговки на ярмарке и то меньше сплетничают, чем благородные лассы, — усмехнулся девушка, перебив своего посетителя. — Вот она истинная доблесть нынешних мужчин. Они горазды язвить языками, пока их мечи ржавеют в ножнах.

— Вы забываетесь!

— Помолчите, сплетник, — фыркнула Лиаль, отворачиваясь. — Не оскорбляйте моего слуха досужими домыслами.

— Лаиссочка, я ведь могу и рассердиться, — предостерегающе произнес Бельвер. — И тогда посмотрим, что у меня ржавеет…

Лиаль расхохоталась и хлопнула в ладоши.

— Ах, как это восхитительно! Повторите еще раз, дорогой мой ласс, вы готовы обнажить меч против слабой безоружной женщины?

Офур нахмурился, став отталкивающим и грубым. Он скользнул взглядом по фигурке пленницы.

— У меня есть оружие иного рода, — скабрезно усмехнулся он. — Но вам не стоит его опасаться, вы с ним уже знакомы.

— Оно у вас тоже проржавело? — не удержалась от колкости Лиаль, пряча румянец стыда от слов похитителя.

Мужчина открыл рот, чтобы ответить, но тут ожил Лагрим.

— Офур! — предостерегающе воскликнул он.

Бельвер пробурчал нечто невразумительное и отвернулся, гордо задрав подбородок. Эргольд с укоризной покачал головой, глядя на благородную лаиссу.

— Вам не стоит вести себя столь вызывающе, — произнес он. — Не стоит упрекать мужчину во лжи, трусости и мужской несостоятельности, это может плохо закончиться для вас самой.

— Тогда не стоит упрекать девицу в распутстве, призывая в свидетели сплетников, — буркнула лаисса, продолжая краснеть.

— Да где здесь девица?! — воскликнул Офур.

— Прямо перед вами, и закончим на этом! — воскликнула Лиаль. — Подобные разговоры недостойны дворян.

— Вы хотите сказать… — опешил Лагрим Эргольд.

— Что хотела, то сказала, и более об этом не произнесу ни слова, — оборвала его девушка, начиная сердиться.

Похитители переглянулись в который уже раз. Бельвер пренебрежительно махнул рукой, но Эргольд, всегда более сдержанный и вежливый, не пожелал заканчивать беседы.

— Погодите, дорогая моя лаисса, — мужчина перехватил поводья лошади Лиаль. — То есть муж опорочил свою жену, оболгав ее и весь ее род? К тому же до сих пор не воспользовался правом мужа, живя рядом с такой красавицей?